Кражи в дни его правленья.
На земле — война… А в тучах
Три валькирии летучих
День и ночь поют над ней.
Взмылив облачных коней:
«Власти — спорят, люди — страждут,
Короли господства жаждут.
Власть — первейшее из благ.
Добродетель — в звоне шпаг.
Гей, несчастные, поверьте:
Не спасёт броня от смерти.
Пал герой, глаза смежив.
Лучший мертв, а худший — жив.
Флаги. Арки. Стол накрытый.
Завтра явится со свитой
Тот, кто лучших одолел
И на всех ярмо надел.
Вот въезжает триумфатор.
Бургомистр или сенатор
Подлецу своей рукой
Ключ подносят городской.
Гей! Венцы, гирлянды, лавры!
Пушки бьют, гремят литавры.
Колокольный звон с утра.
Чернь беснуется: «Ура!»
Дамы нежные с балкона
Сыплют розы восхищённо.
И, уже высокочтим.
Новый князь кивает им».
Как весело окна дворца Тюильри
Играют с солнечным светом!
Но призраки ночи и в утренний час
Скользят по дворцовым паркетам.
…В разубранном павильоне de Flor [8]
Мария-Антуанетта
Торжественно совершает обряд
Утреннего туалета.
Придворные дамы стоят вокруг,
Смущенья не обнаружив.
На них — брильянты и жемчуга
Среди атласа и кружев.
Их талии узки, фижмы пышны,
А в ножках — кокетства сколько!
Шуршат волнующие шелка.
Голов не хватает только!
Да, все — без голов!.. Королева сама.
При всём своём царственном лоске.
Стоит перед зеркалом без головы
И, стало быть, без причёски.
Она, что носила с башню шиньон.
Чей титул был так громок.
Самой Марии-Терезии дочь,
Германских монархов потомок,—
Теперь без завивки, без головы
Должна — нет участи хуже! —
Стоять среди фрейлин незавитых
И безголовых к тому же!
Вот — революции горький плод.
Фатальнейшая доктрина!
Во всём виноваты Жан-Жак Руссо,
Вольтер и гильотина!
Но удивительно странная вещь:
Бедняжки — даю вам слово! —
Не видят, как они мертвы
И до чего безголовы.
Всё та же отжившая дребедень!
Здесь всё как во время оно:
Смотрите, как смешны и страшны
Безглавые их поклоны.
Несёт с приседаньями дама d'afour [9]
Сорочку монаршей особе,
Вторая дама сорочку берёт,
И приседают обе.
И третья с четвёртой, и эта, и та
Знай приседают без лени
И госпоже надевают чулки,
Падая на колени.
Присела пятая — подаёт
Ей пояс. А шестая
С нижнею юбкой подходит к ней,
Кланяясь и приседая.
С веером гофмейстерина стоит,
Командуя всем парадом,
И за отсутствием головы
Она улыбается задом.
Порой любопытное солнце в окно
Посмотрит на всё это чудо,
Но, старые призраки увидав.
Спешит убраться отсюда!
Завидовать жизни любимцев судьбы
Смешно мне, но я поневоле
Завидовать их смерти стал —
Кончине без муки, без боли.
В роскошных одеждах, с венком на челе
В разгаре шумного пира.
Внезапно скошенные серпом,
Они уходят из мира.
И в праздничном платье, с цветами в кудрях
Неувядаемо юны.
Являются в грустное царство теней
Все фавориты фортуны.
Сухотка их не извела,
У мёртвых приличная мина.
Достойно вводит их в свой круг
Царевна Прозерпина.
Завидный жребий! А я семь лет,
С недугом тяжким в теле.
Терзаюсь — и не могу умереть
И корчусь в моей постели.
О господи, пошли мне смерть.
Внемли моим рыданьям!
Ты сам ведь знаешь: у меня
Таланта нет к страданьям.
Прости, но твоя нелогичность, господь.
Приводит в изумленье.
Ты создал поэта-весельчака
И портишь ему настроенье!
От боли весёлый мой нрав зачах.
Ведь я уже меланхолик.
Кончай эти шутки, не то из меня
Получится католик.
Тогда я вой подниму до небес
По обычаю добрых папистов.
Не допусти, чтоб так погиб
Умнейший из юмористов!
