— Заседание переносится на следующую пятницу.
Всем присутствующим приказано было встать, и, когда судья удалился, народ потянулся из зала. На Рашиди надели наручники, под конвоем двух полицейских отвели в машину и отправили обратно в тюрьму.
Сидя в своей камере, Рашиди с тревогой думал о товарищах и о судьбе забастовки. Он беспокоился за жену: как она там без него. Особенно его тревожило то, что их первый ребенок родится в его отсутствие.
В пятницу судебное заседание возобновилось.
— Рашиди бин-Маджалива, помните ли вы, что клялись говорить только правду?
— Помню.
— Почему же в прошлый раз вы лгали нам?
— Лгал?
— Говорили, что не провоцировали конфликта в порту.
— Но я действительно его не провоцировал, и вы это прекрасно знаете.
Прокурор начал терять терпение.
— Послушайте, обвиняемый. Я хочу, чтобы вы говорили правду, это в ваших же интересах. В противном случае вас ждут большие неприятности.
— Я говорю чистую правду. Что же касается неприятностей, то я их не боюсь: они сопровождают меня с самого рождения, и я к ним привык.
Прокурор пристально, не мигая, посмотрел Рашиди в глаза и покачал головой.
— Подсудимый, я вижу, что вы очень находчивы, но ваша ловкость вам здесь не поможет.
— Ну что вы! Это вы ловко придумали — упрятать меня за решетку.
Прокурор с ненавистью уставился на Рашиди.
— Вы помните, как в тот день вы нанесли удар кулаком полицейскому офицеру? — спросил он, повышая голос.
— Я нанес ему удар после того, как он первый набросился на меня.
— Отвечайте на заданный вопрос. Ударили вы его или нет?
— Коротко ответить я не могу. Нужно объяснить, как все было.
— Вы знаете, что нападение на офицера в полицейской форме — тяжкое преступление?
— Значит, если на нем форма, я должен был ждать, пока он меня изобьет?
— Вопросы здесь задаю я! Знаете вы об этом или нет?
Рашиди задумался, подыскивая слова для ответа.
— Отвечайте быстро — знаете или не знаете?
— Знаю.
— Знаете и все же совершили преступление — ударили офицера, несмотря на то что на нем была полицейская форма?
— Я не совершал никакого преступления!
— Только сейчас вы подтвердили мои слова о том, что нападение на офицера в полицейской форме — преступление, и тут же отрицаете, что совершили преступление, напав на полицейского офицера. Как это понимать?
— Я не нападал на него. Это он напал на меня, а я только защищался.
— Ладно, пока оставим это в покое. Вы хорошо помните все, что происходило в порту в тот день?
— Да.
— Тогда скажите, кто первым начал драку?
— Спросите своих полицейских — они знают.
— Я спрашиваю вас! — выкрикнул прокурор и погрозил Рашиди пальцем. — Послушайте, подсудимый, прекратите хитрить.
— А я и не хитрю. Я отвечаю вам, как все было, но вам, видимо, не нравятся мои ответы.
— А что, если я вызову сейчас свидетеля и он подтвердит, что драку затеяли именно вы? Что вы тогда скажете?
— Скажу, что свидетель говорит неправду.
— А может быть, это вы говорите неправду? — раздраженно спросил прокурор и тут же задал новый вопрос: — Почему вы отказались работать в тот день?
— Мне кажется, меня обвиняют не в том, что я в тот день отказался работать. Какой же смысл задавать этот вопрос?
— Подсудимый, ваше дело — отвечать на заданный вопрос.
— А вы лучше задайте его руководству компании "Смит — Макензи". Они прекрасно знают, почему не только я, но и все рабочие порта в тот день отказались работать.
— Послушайте, подсудимый! — вскипел прокурор. — Я не нуждаюсь в ваших советах, кому мне адресовать свои вопросы, и требую, чтобы вы отвечали на них.
— Если вы так хотите, то на последний вопрос мне придется ответить подробно. — Рашиди выпрямился и оглядел зал. — Мы отказались работать потому, что нам надоело гнуть спину за гроши. Мы много раз требовали увеличения заработной платы, но наши требования не принимались всерьез. И тогда мы направили наши требования руководству компании "Смит — Макензи" с уведомлением о том, что, в случае если они не будут рассмотрены, мы начнем забастовку. Мы дали им время, много времени, но не получили никакого ответа. Мы дали им дополнительно одну неделю для организации переговоров с нашим профсоюзом, но компания не захотела вести с нами переговоры. И тогда мы решили бастовать, но не сразу, а устроить сначала сидячую забастовку, чтобы показать, что хотим решить все вопросы мирным путем. Однако задуманное нам не удалось. Мы спокойно сидели у причала, когда в порт ворвались полицейские с дубинками. Мы были безоружны, потому что не собирались провоцировать столкновения и не были готовы к ним. Мы хотели мирно решить наш конфликт с администрацией, но вместо этого они вызвали полицейских, и те стали нас избивать. В результате я оказался на скамье подсудимых… Мне кажется, я достаточно ясно объяснил, почему мы в тот день отказались работать.
— А что вы сделали, чтобы поставить правительство в известность относительно ваших требований? — спросил прокурор, на этот раз довольно сдержанно.
Рашиди молчал. Он не понял вопроса, и прокурор повторил:
— Я спрашиваю, что вы сделали, чтобы поставить правительство в известность относительно ваших требований? Вы сообщили о них помощнику резидента[30] по вопросам труда?
— А вы думаете, правительство помогло бы нам? Если бы оно действительно имело намерение нам помочь, неужели бы оно стало посылать полицию на разгон бастующих?
Прокурор снова начал выходить из себя.
— Прекратите задавать вопросы. Ваше дело — отвечать на них. Я еще раз спрашиваю: вы поставили в известность помощника резидента?
— Я не знаю, о ком вы говорите.
— Не знаете, что в стране есть помощник резидента по вопросам труда?
— Не знаю.
— И что при правительстве существует отдел труда?
— Нет.
— Так что вы вообще знаете?
— Я знаю ремесло грузчика.
Прокурор повернулся к судье:
— Прошу суд перенести слушание дела, чтобы я мог вызвать свидетелей обвинения.
Судья взглянул поверх очков на Рашиди, потом на прокурора и с усталым вздохом сказал:
— Заседание суда переносится на следующую пятницу.
Быстро пролетела неделя, и зал суда снова заполнился людьми, пришедшими на слушание дела, о котором знал весь Занзибар.
— Встать, суд идет!
Вошел судья, и прокурор, до этого просматривавший какие-то бумаги, обратился к нему:
— Ваша честь, разрешите мне вызвать свидетеля Уильяма Дэвиса.
Раздался звонок, и в зал, отдав честь судье, вошел англичанин в безукоризненно чистой и выглаженной полицейской форме. Это и был Уильям Дэвис. Он поклялся на Библии, и прокурор начал задавать ему вопросы на английском языке, а переводчик переводил:
— Господин Дэвис, вы помните, что произошло в субботу двенадцатого марта сего года в порту?
— Помню.
— Вы можете рассказать об этом суду?
Полицейский выпрямился. Несмотря на то что в зале работали все вентиляторы, по лицу его ручьями тек пот. Может быть, ему было жарко в форме. Он вынул носовой платок и вытер лицо.
— В пятницу двенадцатого марта сего года я находился в полицейском участке, когда нам позвонили и сказали, что в порту происходят беспорядки. Взяв под свое командование около тридцати полицейских, я отправился туда — и в порту был восстановлен порядок.
— Большое спасибо, господин Дэвис, — поблагодарил прокурор и снова задал вопрос: — А не помните ли вы, кто спровоцировал конфликт?
— Конфликт спровоцировал обвиняемый, — и офицер указал в сторону скамьи подсудимых.
— А вы не можете рассказать суду, каким образом он это сделал?
Полицейский снова вытер пот с лица и пригладил на затылке свои жесткие, торчащие во все стороны волосы.
— Я позвал его, но он не откликнулся. Я позвал его во второй раз, но он опять не ответил. Тогда я подошел и хотел заговорить с ним, а он ударил меня.
Прокурор с победным видом посмотрел на Рашиди и снова обратился к свидетелю:
— Значит, вы утверждаете, что именно обвиняемый спровоцировал столкновение рабочих с полицией?
— Да.
— Большое спасибо, господин Дэвис.
Судья повернулся к Рашиди:
— Хотите спросить что-нибудь у свидетеля?
Рашиди кивнул и, получив разрешение, стал задавать полицейскому вопросы.
— Когда вам позвонили в участок, то сказали, что в порту происходят беспорядки?
— Да, — отозвался Дэвис.
— И, приехав в порт, вы действительно их увидели?
Полицейский опять вытер пот и пригладил волосы.
— Люди шумели.
— Надо же! До этого вы говорили, что в порту происходили беспорядки.
— Какая разница!
— Шум и беспорядки — это две разные вещи, господин Дэвис. Шум стоит в порту каждый день, поэтому я вас спрашиваю, что вы имеете в виду, когда говорите о беспорядках в порту?
