— Привет. — Потом, взглянув на Краснова, оставил свои железки, вышел из угла. — Ко мне? Вы что, из газеты?
— Нет. А почему вы решили — из газеты? Из какой? — все так же весело спросил Краснов.
Соломахин как будто насторожился и, в свою очередь, спросил:
— Ну, раз вы не корреспондент, так откуда меня знаете?
Краснов поглядел на белесо-голубое небо.
— Жарковато тут, Николай Егорыч. И курить опасно. Где бы нам поговорить?
Соломахин был, видно, человек догадливый.
— Можно пойти ко мне.
— Лучше прогуляемся по улице. Там хоть тенечек есть.
Соломахин запер гараж на висячий замок, и они полагали на теневую сторону улицы.
— Закурим, — сказал Краснов и вместе с пачкой сигарет «Новость» достал из кармана свое служебное удостоверение, развернул его в пригоршне. — Вот, посмотрите.
Соломахин опять-таки все понял: незнакомец предъявляет документ так, чтобы не привлечь внимания посторонних. В удостоверение он глядеть не стал, а сигарету взял. Закурили.
— Вы не удивляйтесь, Николай Егорыч, — начал Краснов, но Соломахин перебил его:
— Не знаю, как вас звать.
— Игорь Иванович.
— Ну, будем знакомы, — серьезно сказал Соломахин.
У Краснова еще там, в гараже, когда Соломахин помянул про газету, мелькнула догадка — вовсе не блестящая, скорее простая, как гаечный ключ, который Соломахин держал в руке. Теперь у него план разговора изменился. Он спросил:
— Почему все-таки вы меня приняли за корреспондента? Приходилось давать интервью?
Соломахин усмехнулся:
— Какие там интервью! Фельетон обо мне писали.
Теперь совет не удивляться следовало бы дать Краснову.
— То есть как? За что?
— Не против меня фельетон. Наоборот.
— Не понимаю.
— Ну, конфликт был с администрацией.
— Из-за квартиры? — проверяя свою догадку, спросил Краснов.
— Да. Только ведь я никому не жаловался. Это ребята из бригады в газету написали, ну и завертелось. Приехал на завод корреспондент…
— А в чем конфликт?
Соломахин вздохнул. Можно было понять, что ворошить это дело ему не очень-то приятно.
— Понимаете, моя очередь на квартиру была, а дали Сушковой. Замдиректора на местком жал. Она в отделе кадров всего год проработала, а я тут с пятьдесят пятого… Не считая армии… А она ему оказалась племянницей, хотя фамилии разные.
— Значит, подействовал фельетон?
Соломахин как-то смутился.
— За мной квартира осталась. Только его-то зря освободили.
— Зама?
— Да.
— А может, не зря? — сказал Краснов.
— Может… Только мне неприятно… Получилось — из-за меня.
— А когда фельетон публиковали?
— Да сразу после октябрьского праздника.
— В «Вечерке»?
— Нет, в «Коммунисте».
Задерживать Соломахина разговорами больше не было нужды. Краснов повернулся, они зашагали обратно, к автобусной остановке.
— Спасибо, Николай Егорыч. Извините, что оторвал от дела.
— Какое дело! Сегодня ж суббота.
— Тем более. — Краснов подмигнул, уверенный, что Соломахин не сочтет это ни игрой в простачка, ни подлаживаньем. Как-то само собой получилось. Но добавил серьезным тоном: — Все это строго между нами.
— Ясно.
— Ни о чем не беспокойтесь. Что мне надо было от вас узнать, я узнал. И точка.
— Я и не беспокоюсь.
— Будьте здоровы.
У Соломахина руки были в масле, и он, сжав правую в кулак, протянул для пожатия запястье.
— Будьте здоровы, Игорь Иваныч.
И они расстались…
Имелась богатая возможность пошутить в собственный адрес. Так-то вот, товарищ Краснов. Аноним, которого вы ищете, тоже выписывает газету «Коммунист», но читает ее гораздо внимательнее, чем вы. Действительно, Краснов выписывал эту газету и не пропускал ни одного фельетона, но вот не запомнил же случая с Соломахиным. А память у него не из худших.
Но что дальше? Как искать анонима?
Азбучная вещь: нельзя оставить без внимания корешки подписных квитанций. Они в большинстве пишутся пером или шариковой ручкой, и если аноним подписывается на областную газету, то… чем черт не шутит.
Работенка оказалась нудной. Перебрать несколько тысяч квиточков, сличая их с открытками, — дело нешуточное. У Краснова после трех дней этой работы в глазах рябило так, что он целую неделю ни газет не мог читать, ни книжек перед сном. Но спину он гнул не напрасно: почерк на одной из квитанций чем-то был схож с почерком открыток. Краснов сделал с этой квитанции фотокопию и навел кое-какие справки о подписчике. Храмов Е. П. работал старшим преподавателем в технологическом институте, от роду пятьдесят восемь лет. Вроде бы странно человеку с такими данными выступать в роли анонима, да еще пасквилянта. Но все бывает… Краснов наметил разузнать в ближайшем будущем о Храмове поподробнее.
Он еще и еще раз перечитывал открытки и все пытался себе представить, что за человек этот аноним — какой у него характер, как выглядит, молод или стар.
На первый и последний пункты он отвечал самому себе категорически: по натуре это сквалыга и педант, и, конечно, не молод. Ну и что?
Как так «ну и что?»? Если он педант, то непременно должен питать глубокое почтение к субординации и порядку. А значит, по логике можно предположить, что не сразу он рискнул воззвать к высшим инстанциям, не сразу обратился к Москве. Такой тип должен был сначала попытать себя, так сказать, на местном поприще. Может быть, какое-нибудь городское учреждение получало открытки, писанные тем же угловатым почерком, с явно искусственным наклоном влево? Получали и, брезгливо поморщившись, бросали в корзину, А может, у кого-нибудь сохранилась хоть одна открыточка? Найти бы, получить в руки — стало бы легче. А если аноним писал кому-нибудь персонально — это будет в сто раз лучше…
Краснов понимал, что в этих выкладках больше гадания, чем здравого смысла. Надо по этой нитке пройти. Но как искать произведения анонима, предназначавшиеся им для местного употребления? Для этого у Краснова имелось подходящее средство.
Одним из важных инструментов в своей профилактической работе он считал лекции. За три минувших года он прочел их великое множество — на заводах, в институтах, у железнодорожников, в морском порту, в школах. Ему нравилось готовиться к лекции, составлять конспекты, обдумывать построение — нравилось, может быть, потому, что все это напоминало далекие теперь студенческие годы.
У него еще до того, как генерал поручил ему это расследование, было намечено прочесть несколько лекций в учреждениях в первой декаде сентября, лишь колебался немного в. направленности темы. Теперь тема определилась сама собой.
Потратив два дня, он написал доклад об идеологической борьбе, назвав его «Идеологическая диверсия». И подзаголовок: «Методы наших идейных противников». Так должно было стоять в исполненных от руки афишах.
Имея в виду тот факт, что аноним, безусловно, принадлежал к интеллигентной среде, Краснов наметил для своих лекций институты научно-исследовательские и учебные, консерваторию, областное издательство. Созвонился с парткомами и партбюро, договорился о датах и попросил вывесить объявления заранее. Почти везде, куда он звонил, его уже знали по прежним выступлениям, никаких заминок не произошло…
Когда человек упорно ищет что-то и наконец находит, трудно порой бывает определить, закономерность это или везение. Но не впервые говорится: удача ждет ищущего только на правильно избранном пути. Краснов нашел анонима быстрее, чем рассчитывал, и в этом была удача, основанная на закономерности.
Лекцию свою Краснов составил не без хитрости, но хитрость эта и вообще шла на пользу делу и работала на его узкую задачу. В лекции был маленький раздел, посвященный бездумным брюзгам, раздражающимся по любому поводу, и гораздо реже встречающимся злопыхателям. В разделе рекомендовалось различать два эти типа людей. И как бы между прочим — но к месту — тут же говорилось об анонимщиках, портящих хорошим людям кровь, вносящих иногда разлад в семью и даже в целые коллективы.
Удача ждала Краснова в технологическом институте — там, где работал Е. П. Храмов, чья подписная квитанция в виде фотокопии хранилась у Краснова в сейфе.
После лекции к Краснову у выхода из актового зала робко подошла немолодая женщина в темно-синем костюме. Было заметно, что ей стоило труда решиться на разговор.
— Простите, можно задержать вас на минутку? — спросила она.
Краснов видел, что ее надо приободрить.
— Конечно! Для того я и здесь.
Они отошли в дальний, тупиковый конец коридора.
— Слушаю вас, — сказал Краснов.
— Я преподаю… уже семнадцать лет… Моя фамилия Волкова… Антонина Сергеевна… — Она все еще смущалась.
— Да, Антонина Сергеевна, я вас слушаю.
