О подобном успехе он, понятно, и не думал. Немедленно ему поручили сценический оркестр (привилегия, которой добиваются обычно годами), затем стал он концертмейстером, каждое утро встречался со звездами русской оперной сцены.
Сам Федор Иванович Шаляпин здоровался с ним теперь за руку, а однажды до того был милостив, что прихватил с собой в гастрольную поездку. В грозные свои минуты, правда, кричал, обзывая стоеросовой дубиной и по всякому иному, но это были неизбежные издержки славы. Шаляпин, случалось, и на великих князей гневался, да и то молчали, не обижались.
Иначе сказать, все у него шло как нельзя лучше, и джентльмены с Кинг-кросс, казалось, потеряли к нему интерес. Во всяком случае, требований никаких не предъявлялось, точно сценическая его карьера и была их главной заботой.
А время летело вперед, и события все ускоряли свой стремительный, неудержимый бег. Самодержец всероссийский Николай II подписал манифест об отречении от престола, у полицейских участков и жандармского управления полыхали костры из казенных бумаг, на Невском и на Литейном шумели манифестации с красными знаменами. И он вместе с другими студентами счел за благо прицепить к лацкану пальто алый бант, неприлично было отставать от демократических веяний моды. Систематически посещал большевистские митинги и к Финляндскому вокзалу отправился, где встречал Петроград вернувшегося из эмиграции Ленина. В круг его обязанностей это не входило, но зато было полезно для ориентировки.
«Неужто и теперь они будут безмолвствовать?» — думал он с тревогой, когда грянуло Октябрьское вооруженное восстание. Положение в стране становилось слишком серьезным, пора было вступать в игру.
Но ввели его в действие лишь на следующий год. Видимо, удручающе скандальный провал капитана Кроми заставил их пойти с припрятанных козырей. В России образовалась пустота, пришло время использовать свежие силы.
Ему было приказано срочно прибыть в Лондон. Сперва он отказывался верить — настолько рискованным и чрезвычайно сложным выглядело подобное путешествие в 1918 году. Это ведь не благостные довоенные времена, не сядешь в Питере на рейсовый пароход, чтобы благополучно и комфортабельно добраться до Темзы. Попробуй-ка, если и транспорта никакого нет!
Но приказ есть приказ. Разыскал его самоуверенный молодой человек в кожаной комиссарской куртке и с выправкой строевого офицера, отрекомендовался представителем мурманских властей.
— Добирайтесь до Мурмана собственным попечением, а дальше отправим со всеми удобствами, — сказал молодой человек, загадочно улыбнувшись.
— Куда отправите? В штаб Духонина?
— Оставьте глупые разговоры! — рассердился молодой человек. — Вот вам документы, отправим в Лондон…
Поневоле пришлось ему пробираться на далекий Мурман, соскакивать на ходу с теплушек, спасаясь от облав, десятки верст топать пешком, прячась в лесных чащобах, вконец оборваться и зарасти библейской бородищей.
Слава всевышнему, в Мурманске его злоключения окончились. Его определили на постой в Главнамуре, организации, целиком перешедшей на службу оккупационным властям, он отмылся, привел себя в порядок и с первым пароходом отправился в Англию.
На лондонском вокзале его встретили, молча усадили в закрытый автомобиль с глухими черными шторками на окнах и привезли в хорошо знакомый сумрачный дом, где всегда тихо и безлюдно в запутанных лабиринтах коридоров и где лишних слов не тратят.
— Эта растительность вам к лицу, — вместо приветствия сказал его шеф и, секунду помедлив, поднялся ему навстречу. — Надеюсь, добрались благополучно? Если нет возражений, давайте побеседуем…
С этого промозглого лондонского вечера перестал существовать Пашенька, любознательный гувернер и ценитель русской старины. Не стало и Павла Павловича Дюкса, недоучившегося студента консерватории, которому благодаря таинственным прихотям капризной фортуны удалось сделаться своим человеком в лучшем императорском театре русской столицы.
Для начала сделался он Филиппом Макнейлом, молодым коммерсантом из Манчестера, единственным наследником главы фирмы «Макнейл и Стокс». На морях еще было неспокойно, но торпеды немецких подводных лодок не могли остановить этого предприимчивого дельца, и вскоре Филипп Макнейл предпринял путешествие в Стокгольм.
Внимательный наблюдатель заметил бы, пожалуй, что стокгольмские торговые интересы молодого негоцианта ограничились всего лишь коротенькой беседой в кафе с неким пожилым господином в штатском, очень уж смахивающим на переодетого офицера. Заметил бы и, наверно, удивился, не понимая смысла этого опасного путешествия. Но подобные мелочи никого решительно в этом городе не интересовали. Стокгольм был в ту пору крупнейшим центром международного шпионажа, и творились в нем куда более странные дела.
Погостив в шведской столице меньше недели, Филипп Макнейл приобрел билет на пароход, отплывавший в Гельсингфорс. Впрочем, и в столице Финляндии не пожелал он задерживаться, быстренько перебравшись в Выборг, а оттуда — поближе к советской границе, к берегу реки Сестры.
Темной беззвездной ночью, под холодным секущим дождем вперемешку с хлопьями мокрого снега, переправится он через пограничную реку на вертлявом рыбачьем челне и, обходя сторожевые дозоры, зашагает к ближайшей железнодорожной станции. Будут на нем потрепанная фронтовая шинель, какие носят миллионы мужчин в России, старенькие солдатские сапоги, фланелевое солдатское белье с грубыми тесемками. И удостоверение будет у него на имя Иосифа Афиренко, сотрудника Петроградской чека. Достаточно ловко сфабрикованное финской жандармерией, с печатью и с неразборчивой подписью соответствующего начальства.
Позднее, в «Исповеди агента СТ-25», ночной этот эпизод приобретет свойства ужасно героического и ужасно опасного поступка. С таинственными шорохами, с подстерегающими на каждом шагу пулями и прочими живописными подробностями детективного жанра. Автор скромно умолчит о том, что переход его через границу по просьбе из Лондона организовали щедро оплаченные чины финской пограничной стражи и что все опасности, естественно, были сведены к минимуму, которого не избежишь даже за хороший гонорар.
Так или иначе, СТ-25 вступил в игру.
За десять месяцев нелегального пребывания в Петрограде и Москве использует он великое множество поддельных документов, помогающих сбить со следа советскую контрразведку. Будет называться Пантюшкой, будет сербским торговцем Сергеем Иличем, будет, уподобившись мелкому уголовнику, Ходей, будет Михаилом Ивановичем, Карлом Владимировичем, Генри Эрлсом, Александром Банкау, Саввантовым и просто Мишелем, душкой — соблазнителем восторженных девиц.
Несколько тревожных ночей доведется ему провести как безымянному бродяге, нашедшему приют в заброшенном могильном склепе купца первой гильдии Никифора Силантьевича Семашкова, и будет он со страхом прислушиваться к тишине Смоленского кладбища, куда, к сожалению, не догадаются заглянуть поисковые группы чекистов.
Многому найдется место в похождениях этого рыцаря плаща и кинжала. И предательству, и вероломству, и искусно разыгранной страсти к пожилой женщине, и соучастию в отвратительных уголовных преступлениях, когда очередную жертву убивают из-за угла ножевым ударом или отправляют к праотцам при помощи яда.
В «Исповеди агента СТ-25» все это окрасится в мягкие, почти акварельные тона. Предательство приобретет цвет чистого благородства, а измена станет как бы образцом джентльменской верности долгу.
В служебном кабинете Эдуарда Отто будут тем временем накапливаться материалы «Английской папки».
Однажды Профессор получит достоверную информацию о том, что СТ-25, или лицо очень на него похожее, пользуется служебным удостоверением на имя Александра Банкау — сотрудника политотдела одной из дивизий Седьмой армии — и что каким-то образом он умудрился проникнуть даже на заседание Петросовета.
Сигнал этот, сам по себе достаточно тревожный, заставит работников особого отдела провести огромную исследовательскую работу. Однако и самая строгая проверка не поможет установить, кто же снабдил англичанина столь важным документом. И не воспользуется он им больше ни разу, точно издали почует опасность.
Затем из пограничной комендатуры поступят сведения о каком-то долговязом иностранце, обморозившем якобы ноги во время нелегального перехода границы.
Приметы этого иностранца почти полностью совпадут с приметами СТ-25, давно известными Профессору. Но дальше начнутся затруднения, потому что иностранец сумеет каким-то образом скрыться от своих преследователей. Чтобы найти его в Петрограде, потребуется разыскать финского проводника, помогавшего ему добраться до города. Уйдет на это несколько дней, и вот, когда поиски увенчаются успехом, старого контрабандиста обнаружат на глухом пустыре с перерезанным горлом.
