– Не знаю, – морщилась от боли проводница, – они тут… и в первом вагоне. Я ж ни при чем…
– И это тоже ни при чем? – Ольга показала дулом на «воки-токи».
– Это ихнее, – проводница всхлипнула, – они заставили. Говорили – мать убьют…
– Не пизди своим ребятам, – усмехнулась Ольга.
– Микола… Ми… кола, – хрипела раненая женщина.
Ребров приподнял ее голову.
– Шо, Василю? – подошел Микола. – Царапнули, гады? Ничо, довезем, лепило выходит.
– Микола… скажи Скобе… пускай мою долю не вкладывает…
– Так ты ж сама все скажешь, друг дорогой. Мы с тобой на такие гастроли забуримся – оторвать и засохнуть!
Кровь снова хлынула изо рта женщины, она закашляла. В ближнем тамбуре раздался свист, Ольга дернулась.
– Спокойно, це Марик, – Микола ответно свистнул. В тамбуре показался Марик в зимней форме железнодорожника, с пистолетом в руке. Переступив через труп милиционера, он поднял его автомат, осмотрелся;
– Ну как тут?
– Та все путем, тильки Ваську зачепило.
– Багаж цел?
– Цел пока, – Ребров отпустил голову затихшей женщины.
– Корень у просеки тормознет, – Марик убрал пистолет в карман.
– Це розумно, – кивнул Микола.
– А Козулька? – спросил Ребров.
– В Козульке вас ждут с гостинцами, – усмехнулся Марик и кивнул Миколе:
– Готовь шутиху.
– Ща зробим! – Микола выволок из купе две сумки, набитые бидонами с бензином и толовыми шашками.
– Давайте багаж, – Марик, Ребров и Ольга вынесут все из купе в тамбур. Микола стал разматывать бикфордов шнур.
– А это кто? – заглянул Марик к проводнице.
– Верный друг милиции, – усмехнулась Ольга, застегивая шубу.
– Ага, – Марик на секунду задумался, потом оторвал от простыни кусок, – а ну, давай твою болячку.
Девушка протянула руку, он быстро перевязал ее, с силой затянул узел. Она вскрикнула.
– Не боись, – он вытер испачканные кровью руки о пододеяльник.
– А теперь – шевели копытами. С нами пойдешь. Как чрезвычайный и полномочный представитель ментов.
– Дяденька, не надо! – поползла на коленях девушка. – У меня в Красноярске мать больная, отец инвалид войны!
– Будешь умницей – увидишь своих инвалидов. Это что у тебя? – он пнул сапогом мешок со свиной головой.
– Кабан, – всхлипывала проводница.
– Чай где?
– Тут наверху.
Он открыл шкаф, стал вынимать пачки чая, сахара и печенья и класть их в мешок с головой.
– Зроблено, – Микола показал конец шнура.
– Погоди, – Марик выволок мешок в коридор. – Все в тамбур!
– Сережа, шапку! – Ольга толкнула мальчика, он побежал и вернулся с шапкой на голове.
Поезд стал резко тормозить.
– Запалишь, когда рукой махну! – Марик открыл дверь, морозный воздух ворвался в тамбур. – Давайте, господа! Туг снег глубокий. Первым прыгнул Ребров с промежуточным блоком, потом Ольга с жидкой матерью, за ними Сережа с рюкзаком и Штаубе. С головы поезда трижды посигналили фонарем, Марик ответил карманным фонариком, махнул Миколе:
– Пали!
– Палю! – Микола поджег шнур, выбежал в тамбур, подтолкнул автоматом проводницу. – А ну прыгай, коза!
Проводница спрыгнула, Микола и Марик последовали за ней. Вагоны дернулись, резко набирая скорость. Поезд ушел.
– Ебаный в рот! – Штаубе вытер снег с лица, заворочался в сугробе.
– Приехали…
Кругом было темно. Мутная луна слабо высвечивала опушку леса и невысокие сопки вдали.
– Как мать? – Ребров вытащил из снега промежуточный и поставил на еле заметные шпалы.
– Нормалек! – Ольга с трудом подняла чемодан, крикнула:
– Сереж! Как вы там?
– О’кей! – крикнул Сережа. Минут через пять подошли Марик с тремя автоматами, Микола с мешком и прихрамывающая, плачущая проводница. Марик посветил фонариком:
– Как багаж?
– Все цело, – ответил Ребров.
– Палку потерял! – Штаубе рылся в сугробе. – Посвети!
Марик посветил:
– Поздновато тормознули. Придется до просеки пехом драть.
– Долго? – осматривался Ребров.
– Меньше километра.
– Нет ни хуя! – Штаубе приподнялся с колена. – Сереж, ты хоть помоги!
В направлении ушедшего поезда слабо и коротко вспыхнуло, донесся взрыв.
– О! Це в голове! – улыбнулся Микола. – Наша пыхнет побогаче. Вскоре яркая вспышка озарила горизонт.
– О це добре! – щелкнул языком Микола. – А то я вже завагался. О! Бувайте здоровы! – он снял кубанку и поклонился зареву.
– Палка… палка самшитовая, – не унимался Штаубе, – с 58-го года!
– Найдем мы вам новую палку, – Марик выключил фонарь. – Пойдемте, время дорога.
Штаубе плюнул, выбрался из сугроба, подхватив «дипломат» Реброва и свой портфель. Марик взял у Ольги чемодан с жидкой матерью, Микола и Ребров подняли ящик с промежуточным блоком. Двинулись по занесенному снегом железнодорожному пути. Минут через двадцать сзади свистнули.
– Стоп, – Марик поставил чемодан и ответно свистнул. Их догнали двое в форме железнодорожников; у одного на груди висел автомат Калашникова с обрезанным стволом, другой нес небольшую сумку.
– Это ж надо, Марик, я там твой бинокль забыл! – заговорил, улыбаясь и тяжело дыша тот, что с автоматом. – Когда байду перетаскивали, я его снял, шоб не болтался, а потом тот потс со шпалером навалился, короче, пока мы его с Корнем уговорили, я ж просто совсем натурально забыл про бинокль!
– Бинокль… – Марик потряс уставшей рукой. – У нас вон Коля Василя забыл.
– Шо такое? Грохнули?
– Та зачепило ее, Лютик, – Микола громко высморкался, вытер руку о полушубок. – Они ж, гады, понапхались там, як черви в издали, не побачишь виткеда шмальнут! Тильки я першего пришил, два других повылезло, пид сердце ему и влепили.
– Еб твою… – качнул головой Корень.
– А я ж ему так две понюшки и не отдал! – вздохнул Лютик.
– Мне отдашь, – устало усмехнулся Марик. – Вы в ресторан, конечно, не заглянули.
– Да ну когда ж нам было заглядывать, Марик!
– Скоба с нас шкуру спустит.
– Ресторан! – по усмехнулся Корень. – Ладно, что живыми выбрались. Дайте закурить кто-нибудь.
Ольга раскрыла портсигар, протянула. Корень, Лютик и Микола взяли по папиросе.
– Закурим, когда в лес войдем, – Марик поднял чемодан. – Подождите, тут же рукой подать…
Прошли еще метров двести по дороге, свернули влево, по глубокому снегу пересекли неширокую просеку и вошли в лес. Закурили. Марик свистнул. Невдалеке раздался ответный свист.
– О! – щелкнул языком Микола. – Добре, шо догадался…
Прошли еще немного.
– Ку-ку! – из-за толстой сосны вышел парень в долгополой шубе, большой мохнатой шапке, с двустволкой за плечом. Рядом стояли две едва различимые в темноте лошади, впряженные в пару саней.
– Притопали! – засмеялся парень. – А я слышал, как жахнуло!
– Здорово, Витя, – морщась, Марик опустил чемодан. – Фу, ебеныть… ну и багаж у вас, плечо вывихнешь…
– Мы не нарочно, – сказал Сережа.
– Ну как там, нормально все? Довезли?
– Василя убило, – Марик зажег погасшую папиросу.
– Во бля! Ментов много было?
– До хуя.
– Это были вовсе не менты, – проговорил тяжело дышащий Ребров.
– А кто ж? – повернулся к нему Люсик. – КГБ, что ль?
– И не КГБ.
– А кто ж це був?
– Потом, все потом, – устало махнул Ребров.
– Ну, тогда поехали, – Марик подошел к лошадям.
Проводница упала на колени:
– Дорогие, родненькие мои, отпустите! Я же ничего вам не сделала, я и не знаю ничего! Они ж мне не сказали – кто они и откуда, вошли и пистолет наставили! Отпустите!
Она зарыдала.
– А ну лезь в сани, коза! – пнул ее Микола.
– Вы же меня убьете! Ребята, милые! Не надо! Я вам денег пришлю! Отпустите, не убивайте! Я ребенка жду!
– Кому ты нужна – убивать тебя! – усмехнулся Марик, снимая одеяло с лошадиной спины. – Мы баб не убиваем. Поебем слегка, да отпустим. Ребенка не заденем. Садись, не тяни резину.
Рыдающая проводница села в сани. Рядом с ней сели Марик, Ольга с Сережей и Ребров с жидкой матерью. Остальные, подхватив багаж, разместились на вторых, более просторных санях.
– Вить, езжай первым, – Марик разобрал мерзлые вожжи, дернул, лошадь потянула сани влево.
– Н-но! – Витя стегнул лошадь вожжами, сани со скрипом выехали на недавно проложенную колею. – Слышь, там в низине снегу навалило, я через камень ехал.
– Один хрен, – Марик обмотал низ лица шарфом, набросил на ноги одеяло, – давай через камень. Поехали. Колея петляла меж деревьев, лошади тащили сани, увязая по колени в снегу.
Луна вышла из-за облаков и осветила старый заснеженный хвойный лес.
– Долго ехать? – спросил Ребров.
– Часа три, – ответил Марик, сдвигая шарф. – Тайгу проедем, потом нормальная дорога пойдет.
Минут сорок ехали молча за переполненными санями Вити, где шел непрерывный оживленный разговор. Зажатая между Ольгой и Ребровым проводница периодически начинала плакать, потом затихала. Впереди лес пересекли столбы с натянутой колючей проволокой.
