Смысл операции армий Юго-Западного фронта заключался в двойном охвате находящегося в Галиции противника. Внешнее кольцо окружения должны были образовывать фланговые армии — 4-я (северный фас фронта) и 8-я (южный фас). Ход событий развивался совсем не так, как рассчитывало русское командование. Однако наличие сильной кавалерийской группы из нескольких дивизий на левом (южном) фланге 8-й армии способствовало бы решению сразу нескольких задач. Во-первых, конница одним своим присутствием предохранила бы фланг 8-й армии от возможного контрудара со стороны Днестра. Командарм-8 ген. А.А. Брусилов опасался этого и образовал целый Заднестровский отряд генерала Павлова, который в результате практически не принял участия в операции. Генерал Брусилов считал Заднестровский отряд слишком слабым для обеспечения движения 8-й армии на Галич — Миколаев и потому все время оглядывался на этот район, стреноживая порыв армии вперед. Тем не менее на необходимость образования такой конной группы, которая вдобавок еще прочнее захлестывала бы «мешок», указывал Н.Н. Головин. Не называя его имени, советский исследователь пишет: «Один из молодых офицеров Генерального штаба, профессор военной академии, в докладной записке прямо указывал, что наличие сильного кавалерийского корпуса на левом фланге армий Юго-Западного фронта поможет более цельному осуществлению идеи охвата австрийцев с правого фланга. И в то же время обезопасит левый фланг наступающей 8-й армии. Конечно, такое предложение нужно признать вполне целесообразным, однако высшее командование отнеслось к нему отрицательно»[171]. В результате кавалерия 3-й и 8-й армий была распылена среди армейских корпусов и не смогла добиться впечатляющих оперативных успехов. Особенно — в период преследования.
Однако нет худа без добра. Волей обстановки к концу Галицийской битвы на левом берегу Вислы был создан импровизированный корпус ген. А.В. Новикова. В него вошли 5, 8, 14-я кавалерийские, 4-я и 5-я Донские казачьи дивизии, Туркестанская казачья бригада. Задачи: разведка, прикрытие завесой подступов к Ивангороду и установление связи с конницей Северо-Западного фронта. Смысл образования этого корпуса заключался в необходимости сбить темпы развития австро-германского наступления на рубеж Средней Вислы, к переправам у Ивангорода и Варшавы. В ходе Варшавско-Ивангородской операции корпус был вынужден разделиться на две части, отступая перед двумя группировками противника к переправам. Но сам факт образования первого кавалерийского корпуса говорил, что и впредь кавалерийские дивизии будут сводиться в корпуса, дабы исполнять поставленные перед ними задачи оперативного характера: «Мировая война застала армейскую конницу всех армий, сведенную лишь в дивизии. Кавалерийская дивизия в принятом составе уже с первых дней мировой войны оказалась несоответствующей той численности конной массы, каковую требовалось сосредоточить на одном оперативном направлении для выполнения выпадающих на ее долю задач по обеспечению (активному) такового направления. Стремление сгруппировать значительные силы конницы на одном направлении, при соблюдении основных принципов организации и управления войсковых организмов, выдвинули вопрос о создании кавалерийских корпусов… [вообще] Конный корпус следует рассматривать как орган чисто оперативного значения, лишенный всяких громоздких тылов»[172].
Таким образом, практика первых месяцев войны показала, что конница должна соединяться в кавалерийские корпуса. Иными словами, расформирование этих единиц перед войной являлось большой ошибкой, изжитой лишь по истечении года войны, когда кавалерийские корпуса обрели более-менее постоянную структуру. Задолго до Первой мировой войны, осмысливая опыт Японской кампании, военные ученые указывали, что кавалерийский корпус должен входить необходимой организационной единицей в состав общевойсковой армии, а не кавалерийские дивизии — придаваться отдельным армейским корпусам. Так, Ф. Гершельман писал: «Организация эта выражается в том, чтобы кроме так называемой корпусной кавалерии, предназначаемой для обслуживания корпусов, для чего достаточно иметь в каждом корпусе по бригаде кавалерии, армия имела в своем составе самостоятельной крупной кавалерийской единицы армейской кавалерии для стратегической службы, для работы на театре войны. Части эти могут быть сведены в отдельные кавалерийские дивизии и корпуса, это безразлично, и должны быть подчинены непосредственно командующему армией. При такой организации кавалерия всегда будет под рукой в минуту необходимости в потребном количестве, в составе единиц постоянного соединения, а не импровизированных, и потому способных развить самостоятельные действия, наконец, корпуса не будут лишены своей кавалерии»[173].
Как видим, речь идет о том, что армия должна иметь как войсковую (корпусную) конницу, так и армейскую. В период русско-японской войны 1904 — 1905 гг. русские военачальники зачастую сводили эскадроны (сотни) и полки войсковой конницы в импровизированные соединения, тем самым нисколько не увеличивая мощи общевойсковых частей и одновременно лишая армейские корпуса разведки. Предвоенное реформирование, как обычно в России, сошло на компромисс. С одной стороны, была образована армейская кавалерия, но соединениями не свыше дивизии. С другой стороны, войсковой конницей стали казачьи сотни и полки 2-й и 3-й очередей, что ослабляло ведение разведки армейских корпусов. Кроме того, казачьи части не успели прибыть в свои армейские корпуса к моменту первых операций, что стало одной из причин разгрома 2-й армии ген. А.В. Самсонова под Танненбергом. Н.Н. Головин так пишет об отсутствии войсковой конницы в начале войны (у немцев каждая пехотная дивизия имела свой собственный полк хорошей кавалерии): «В результате наши пехотные дивизии шли навстречу к еще не скованному врагу слепыми и, будучи вместе с этим лишенными возможности в случае встречного боя с противником сразу же установить с соседними колоннами боевую связь конницей, которая обеспечивала бы от внезапного проникновения неприятеля между колоннами и сопряженного с этим охвата им флангов… Так неправильные отправные точки в отвлеченных верхах науки создавали в низах исполнения условия, затрудняющие победу и облегчающие поражение»[174].
Правда, что ни одна из воюющих сторон не предполагала в начале войны образования кавалерийских корпусов. Так, австро-венгры, как и русские, действовали отдельными кавалерийскими дивизиями. Немцы придали конницу в состав армий для содействия армейским корпусам. Французы создали импровизированный конный корпус генерала Сордэ, как и русское командование в 1-й армии ген. П.К. Ренненкампфа (группа ген. Г. Хана Нахичеванского). Однако лучшие умы все-таки размышляли над использованием конницы в крупных масштабах. Цель — достижение оперативного успеха, способствующего (если не определяющего) выигрышу генерального сражения, ибо каждая сторона полагала, что исход войны будет решен в первых операциях, которые примут характер широкомасштабных генеральных сражений. Так, советский ученый М. Галактионов сообщает, что уже у графа А. фон Шлиффена была мысль составить 1-ю армию целиком из конных корпусов, дабы выиграть темпы операции. То есть все десять германских кавалерийских дивизий должны были составить фланг охватывающего правого плеча, удлиняя его и, следовательно, кромсая и раздробляя сопротивление французов. Если такая мысль и была, то она так и осталась в проекте. Преемник графа Шлиффена на посту начальника Большого Генерального штаба ген. X. Мольтке-младший не только не решился использовать кавалерию как оперативно-стратегическую единицу, но и нарушил «План Шлиффена» таким образом, что битва на Марне была выиграна французами. М. Галактионов так пишет о действиях конницы на Западном фронте в начале войны: «В действиях кавалерии начального периода обнаруживается органическое противоречие между оперативными целями, которые ей ставились, и оперативно-тактическими возможностями, которыми она обладала. Теоретически она рассматривалась как очень подвижный род войск, способный осуществлять самостоятельные задачи стратегического порядка (глубокий удар в тыл и во фланг противнику, стратегическая разведка, преследование)… [Однако] оперативная подвижность кавалерии была низка прежде всего вследствие слабой ударной мощности в конном строю. Спешившись, кавалерия теряла свое преимущество в подвижности, так как коней приходилось отводить далеко в тыл. В результате получалось, что пехота даже опережала кавалерию в наступлении. Сверх того, оперативное использование было неудовлетворительным… Таким образом, создание армии целиком из кавалерийских корпусов в 1914 году на западно-европейском фронте не имело под собой реальной базы. Другой вопрос, что имевшиеся кавалерийские части не были использованы с полной целесообразностью»[175].