Несколько слов о проблеме. О том, что корабли, приняв на борт десант, потеряли всякую возможность защищаться, знали не только французы. То же самое говорят британцы, подчеркивая, что были беззащитны в случае, если бы русские предприняли смелую атаку на конвои.{644} Я не берусь оспаривать бытующую в современной исследовательской среде точку зрения, согласно которой преобладание в составе Черноморской эскадры парусных судов и полная зависимость от погоды, а в эти дни у западных берегов Крыма был штиль или господствовал слабый ветер, в полной мере оправдывает невозможность атаки Черноморским флотом союзной эскадры.
Очевидное в том, что неприятель был гораздо более уязвим, чем считали русские командиры. Факты свидетельствуют, что «…из-за перегруженности войсками французские корабли не могли вести огонь и держали орудийные порты закрытыми, а реальное противодействие могли оказать только 8 английских линейных кораблей».{645}
Самый сильный боевой корабль, перегруженный личным составом десанта, во много крат терял свою способность действовать как эффективная боевая единица. О транспортах и говорить было нечего: «судно, гружёное ценным для экспедиции грузом или десантным отрядом, становится менее способным к бою хотя бы потому, что командир такого судна при исполнении опасной операции все время будет угнетаем мыслью о сохранении груза или жизни массы людей, присутствие которых на корабле к тому же стесняет действия судовой команды, без пользы увеличивая число потерь».{646}
Скученность людей вновь стала благодатной почвой для того, чтобы болезнетворные бактерии очнулись от спячки и вернулись к своей работе. Холера и дизентерия, начавшаяся во время пребывания в Турции и Болгарии, хоть и в меньшей степени, но продолжали свирепствовать. Длительное нахождение на борту переполненных транспортов провоцировало новые заболевания. Особенно доставалось батальону пеших егерей на борту транспорта «Баярд».{647} Единственным положительным фактором пребывания на борту кораблей и некоторым облегчением для личного состава стало снижение числа солдат, заболевших холерой.{648}
Теснота была явлением обычным. Французы, как и англичане, стремились посадить на борт максимально возможное число пехоты или артиллерии. Часто это делалось в ущерб не только боеспособности, но и элементарным нормам материально-технического, медицинского обеспечения. О каком-либо комфорте говорить было глупо. Сократили до минимума конский состав пехотных частей. Брались две лошади и два мула для штаба дивизии, одна лошадь и один мул для штаба бригады, по одной лошади для старших офицеров, адъютантов, военных медиков. Некоторое число лошадей и мулов выделялось для чиновников медицинских служб.
Пресловутый ранцевый вопрос у своих английских коллег французские солдаты считали глупостью. По их мнению, то, что нес на себе британец, было перышком в сравнении с грузом французского пехотинца. Для последнего действительно было привычным делом постоянно нести на себе не менее 15 фунтов. В военное время к этому добавлялись одеяло, индивидуальная палатка, фляга, консервы, дополнительный запас патронов и прочее. В итоге вместе с оружием и снаряжением (своим и отделения) общий вес носимого во время войны французским пехотинцем превышал 60 фунтов.{649} Англичане о такой маршевой подготовке и не мечтали. С другой стороны, вес снаряжения практически одинаков, но французский солдат имел при себе только необходимое, а британский — очень много лишнего. Но будем снисходительны к британским капризам, на самом деле соотношение оптимальной нагрузки и человеческим возможностям имеет очень большое значение. Иметь на себе значительные запасы продовольствия весьма удобно, но крайне невыгодно, ибо скорость движения войск обратно пропорциональна степени их обремененности.
31 августа офицеры французских дивизий получили последние указания от своих командиров. Как вспоминал командир батальона пеших егерей майор Монтодон, в этот день «…генерал Канробер производит для нас смотр, чтобы констатировать физическое и моральное состояние людей своей дивизии, отделить больных и выздоравливающих. Вот при каких обстоятельствах мы увидели немало смелых солдат, едва оправившихся от болезни или приступов холеры, настойчиво просивших в качестве награды быть в составе отъезжающих. Многие были приняты, но сколько других должно было остаться в госпиталях с сокрушенным сердцем, со слезою на глазах, тех, чьи силы были исчерпаны. Тут же после смотра генерал Канробер собирает вокруг себя офицеров из военных корпусов; и затем звонким возбужденным голосом объявляет нам завтрашнюю посадку на корабль, посвящает нас в планы атаки Севастополя, напоминает обязанности офицеров в критические фазы сражений, об их роли возле подчиненных, об их ежедневном моральном воздействии собственным примером, который они должны подавать со всею воинской доблестью. Затем приводит он нам интересные подробности о нашем враге, о его упорстве в действии. о его тактике, о его организации, о наилучших способах его удачно атаковать и победить. Своими писаниями, которые он дает нам, он воспламеняет наши сердца, он нас заставляет гордиться благородной и славной миссией, возложенной на нас; с каким счастьем мы мечтаем о скорой борьбе со страшным противником, который, казалось, имеет на своей стороне все преимущества».{650}
Когда личный состав был погружен на корабли, им овладело воодушевление и стремление скорее достичь главной цели — территории России.{651} Командир 2-й пехотной дивизии генерал Боске погрузился со своим штабом на трехпалубный линейный корабль французского военно-морского флота «Фридланд». В своих письмах, он считал это хорошим предзнаменованием, ассоциируя название корабля, связанное с победой Наполеона,[154] с новыми победами французов в Крыму. Кроме его штаба, на борту находились 1700 солдат и 100 офицеров из трех батальонов пехоты. Общее состояние было приподнятым, все были настроены на скорую победу.{652}
Турецкая дивизия была посажена на 9-ти турецких кораблях, присоединившихся к англо-французскому флоту.{653} В ее состав входило 7 пехотных батальонов (7 000 чел.) и 12 полевых орудий (2 батареи) под командованием генерала Юсуфа. Снабжение турецкого контингента осуществлялось французской военной администрацией, по французскому же образцу и подобию, но по остаточному принципу.
Турецкая линейная пехота. Литография Лемерсье по рис. Раффе. Середина XIX века.Общая ситуация была почти трагикомичной. Ни одна из трех задействованных в экспедиции армий не имела всего необходимого. У каждой было что-то, чего не было у других, но ни у кого не было всего, что было нужно. Французы почти не имели кавалерии, британцы имели кавалерию, но не имели ни палаток, ни санитарных фургонов, ни обоза. Турки имели палатки, но не имели лошадей и так далее….{654}
И все-таки признаем: есть и действительная заслуга англо-французского командования, которое (совершенно прав Тони Марграйв) при всем административном кошмаре, затратив поистине титанические усилия, сумело погрузить на корабли огромное по тем временам число людей и имущества.{655}
КУРС — КРЫМ: ФОРМИРОВАНИЕ СОЮЗНОГО КОНВОЯ
«1-я дивизия… с истинным воодушевлением и энтузиазмом радостно готовится покинуть эту проклятую землю».
Французский генерал Монтодон. в 1854 г. — майор легкой пехоты.
Флоту, каким бы многочисленным и имеющим значительный суммарный тоннаж он ни был, мало принять на борт личный состав и вооружение экспедиционных сил. Для того чтобы вся эта масса без особых проблем пересекла море и выгрузилась на заранее намеченном участке неприятельского побережья, нужно создать конвой, т.е. «специальное формирование из торговых, вспомогательных судов и кораблей охранения, создаваемое для обеспечения безопасности перехода судов морем». Это современное толкование термина «конвой», но смысл его после середины XIX в. не изменился.
План конвоя был разработан английским капитаном королевского флота Мендсом, он же и довел его до капитанов транспортов. Британский военный историк Тони Марграйв в «The War Correspondent» называет еще нескольких причастных к планированию, но нам они сейчас не очень важны.
Будучи людьми штатскими, капитаны транспортов понимали ответственность, которую возлагало на них участие в военной операции. Они не находились на королевской службе, но были наняты в состав английского военного флота. Приходилось учитывать риск, который они теперь делили в равной, а может, и в большей степени с военным флотом. Капитаны понимали, что в случае атаки русских кораблей их суда станут приоритетными целями и именно их будут стремиться в первую очередь отправить на морское дно черноморские моряки. И хотя все они были исполнены патриотизма, но решили вспомнить о своих семьях, имевших отныне реальные перспективы остаться без кормильцев.
