За ним устремились бойцы, сержанты, офицеры.
Накопившиеся на берегу подразделения передового отряда, получив сообщения разведчиков о том, что впереди на расстоянии до километра японцы не обнаружены, организованно бросаются вперед и без единого выстрела занимают прибрежные укрепления противника — две траншеи полного профиля.
Таким образом, японское командование прозевало начало высадки нашего десанта. Находившиеся в казармах и подземных убежищах японцы еще не спали. И кто-то, почуяв неладное, открыл стрельбу. Но что случилось, никто из японцев не знал. А тем временем силы наших десантников накапливались. Рядом с автоматчиками появились пулеметные и минометные расчеты, бронебойщики с противотанковыми ружьями, саперы-подрывники. Примерно за час стрелковые подразделения и моряки передового отряда продвинулись в глубь острова до двух километров. Вместе с ними ушли вперед и корректировочные посты с кораблей артиллерийской поддержки и корректировщики 128-й авиационной дивизии. Однако все их рации, за исключением одной, были подмочены и бездействовали.
Учитывая, что необорудованный район высадки не имел не только пирсов и причалов, но и самого элементарного гидрографического обеспечения (створные знаки, оградительные буи и проч.), командир высадки капитан 1 ранга Д. Г. Пономарев направил передовым отрядом группы гидрографов во главе с капитан-лейтенантом А. Г. Тарасенко. Одна из них должна была установить световые ориентиры, обозначающие район высадки, другая — обеспечивать корабли артиллерийской поддержки геодезическими данными. Моряки-гидрографы действовали самоотверженно, и, хотя при высадке им не удалось доставить на берег все свои технические средства, они успешно выполнили поставленные перед ними задачи. Отличившийся тогда старшина 2 статьи М. Ф. Бирюлин был награжден орденом Отечественной войны II степени. Правительственные награды получили также лейтенант Грицай, моторист Семен Рем, радист Николай Гридин и другие.
Высадка передового отряда была близка к завершению, когда на одном из десантных судов кто-то принял беспорядочную стрельбу японцев на берегу за их организованное сопротивление и решил поддержать наших десантников огнем из крупнокалиберного пулемета.
Вслед за этим начали стрельбу по врагу другие десантные суда, а также корабельная артиллерия. Это, разумеется, была ошибка — она демаскировала нас. Еще находившийся в растерянности противник сумел точно определить район высадки и открыл по нашему десанту ураганный огонь из всех видов оружия. Если бы не это, состояние внезапности продлилось бы дольше и наши потери при высадке были бы значительно меньшими.
Обнаружив наши десантные суда, японцы стали освещать их прожекторами и вести по ним прицельный огонь. Майор П. И. Шутов уже собирался покинуть корабль, но в это время его сбило с ног взрывной волной. Осколком оторвало два пальца на руке. Быстро обмотав рану носовым платком, он прыгнул в воду и поплыл к берегу. За ним последовали те, кто еще оставался на борту.
Выбравшись на сушу, П. И. Шутов организовал управление передовым отрядом. Выслушав донесения разведчиков и убедившись, что противник еще не оправился от шока и не знает наших сил, он решил воспользоваться создавшейся обстановкой, приказал всем подразделениям отряда наступать в направлении господствующих высот 165 и 171. На сильно укрепленной промежуточной позиции к их подступам залегли японцы. Они открыли бешеный огонь, но наши десантники, поливая японцев градом пуль и забрасывая гранатами упорно продвигались вперед по всей линии фронта. Руководили боем майоры П. И. Шутов, Т. А. Почтарев А. П. Перм, капитан-пограничник Н. И. Лашманов, старшие лейтенанты В. А. Кот, А. Г. Иноземцев, Г. А. Мотосов. Советские воины сражались яростно, с огромным порывом. Их вдохновляло сознание того, что они уже захватили у врага плацдарм, на который вслед за ними должны высадиться главные силы.
Я спрашиваю Алексея Романовича, как случилось что японское командование не только не обнаружило подхода к Шумшу такого скопления кораблей и судов но и пропустило начало высадки нашего передового отряда десантников.
— Мы и тут перехитрили противника: находясь в Первом Курильском проливе, открыто дали обычный сигнал прохода наших судов через пролив, что делалось постоянно, когда наши суда из Тихого океана входили в Охотское море (к этому японцы давно уже привыкли). Но главное, конечно, было в том, что их подвела самурайская спесь и недооценка боевых качеств сравнительно немногочисленных сил Камчатского оборонительного района и подчиненных ему в оперативном отношении гарнизонов моряков, летчиков и пограничников.
Как нам стало известно в дальнейшем из опросов военнопленных, японские локаторы зафиксировали движение наших кораблей и судов и об этом было доложено начальнику штаба группы японских войск в северной части Курильской гряды полковнику Тахира, а им — командующему этой группой генерал-лейтенанту Цуцуми Фусаки. Генерал попросил полковника изложить свое мнение по этому поводу, и Тахира уверенно заявил: «Русские неоднократно делали перегоны транспортов во Владивосток». Встретив тревожный взгляд своего старшего начальника, он успокоил его: «Наличие незначительного состава войск в гарнизонах Камчатки, в том числе и в Петропавловске, при малочисленности боевых кораблей и судов, исключает возможность проведения русскими морской десантной операции. Тем более, что русские знают о неприступности нашей обороны на островах».[13]
Фусаки, судя по всему, не стал вдаваться в излишние, по его мнению, подробности, лишь спросил, нет ли каких-либо донесений от японского консула в Петропавловске. Ему ответили, что на все запросы к нему вот уже третьи сутки не поступило ни одного ответа. Но и это не насторожило генерала. Позднее он запишет в своем дневнике, что 18 августа было «самым черным днем» в его жизни. Его можно понять: кроме поражения, грозящего всей его военной карьере, он терял одновременно и солидные доходы как крупный акционер рыбопромышленной фирмы «Ничиро», которая имела на Камчатке и островах ряд концессионных и собственных рыболовных участков и рыбоконсервных заводов.
— Вспоминаю наш разговор с Цуцуми Фусаки при его пленении и подписании им акта о капитуляции, — оживился Алексей Романович. — Он спросил тогда у мета: «Какова была численность вашего передового отряда?». Нарочно увеличив действительную цифру примерно вдвое, я ответил: «Три тысячи». Глаза поверженного самурая вспыхнули звериной злобой. «Если бы я знал, что так мало, — сказал он, — я сначала перебил бы всех, а потом уже капитулировал». Сколько ненависти и бессильного бешенства было в этих словах! Но, как говорится, после драки кулаками не машут.
Однако прежде чем все это произошло, — заметил генерал, — наша десантная операция приобретала все больший накал. Продолжался упорный и кровопролитный бой за высадку главных сил. Мы несли тяжелые потери, но десантники сражались с беспримерным мужеством и отвагой. Вражеские орудия, минометы и крупнокалиберные пулеметы, расположенные на мысах Кокутан и Котомари, а также установленные на борту полузатопленного нашего танкера «Мариуполь», о трагической судьбе которого уже было сказано, вели кинжальный перекрестный огонь по нашим десантным судам и высаживающимся войскам. Дальнобойные японские пушки обстреливали наши корабли и транспорты на рейде. Прибрежные участки моря и суши стали ареной ожесточенных боевых действий. Командующий операцией отдал распоряжение командиру высадки капитану 1 ранга Д. Г. Пономареву (он держал свой командный пункт на сторожевом корабле «Киров») обеспечить подавление японских батарей, а находившемуся на его КП командиру 128-й авиадивизии подполковнику М. А. Еремину — начать их бомбардировку с воздуха, вызвать для этого по радио наши бомбардировщики, в надежде, что к моменту их подлета и Шумшу туман рассеется.
По приказу Д. Г. Пономарева отряд артиллерийской поддержки открыл сокрушительный огонь по указанным им участкам обстрела. Умело маневрируя, командиры сторожевых кораблей «Киров» — капитан 3 ранга И. Д. Сизов, «Дзержинский» — капитан-лейтенант М. А. Гончаров и минного заградителя «Охотск» — капитан-лейтенант В. К. Моисеенко, каждый в своем секторе, начали обстрел Шумшу. Ввиду отсутствия точных целеуказаний и радиоданных от корректировщиков (ведь их рации, будучи подмоченными, молчали) комендорам пришлось вести малоэффективную стрельбу по площадям. Тем не менее командиры корабельных артиллерийских боевых частей (соответственно — капитан-лейтенант П. В. Солодов, старший лейтенант К. А. Петровичев, капитан-лейтенант П. П. Трофимов) сами — с помощью наблюдателей на мачтах — находили наиболее опасные участки вражеских позиций и обрушивали на них огневые удары. Их действия умело координировал флагманский артиллерист морских сил десанта капитан лейтенант Д. П. Перепелкин. По его целеуказанию наши комендоры снарядами подожгли японскую казарму и одно из служебных помещений маяка на мысе Кокутан. Возникший там пожар стал дополнительным ориентиром для подходивших в тумане к району высадки наших десантных и транспортных судов.
