Муравьев дальше делал очевидный, в общем-то, вывод. Сила Англии в колониях, и как раз там Россия может нанести главный удар, чтобы ослабить противника.
«Между всеми английскими колониями Индия, по выгоде, доставляемой Англии, занимает, без сомнения, первое место. Доходы с индейских владений составляют в год до 20 миллионов фунтов стерлингов, то есть слишком 120,000,000 руб. серебром.
Пользоваться всеми выгодами от индейской колонии своей Англия может только при спокойном владении сей колонией.
Всякое потрясение сего спокойного владения должно, очевидно, нанести вред не только колонии, но и метрополии.
В возможности влияния России на дела Индии не сомневается ни Англия и никто из лиц, ознакомившихся на месте с положением Индии и стран Центральной Азии. В возможности потрясения владычества англичан в Индии, при известности истинного положения тамошних дел, могут сомневаться одни поклонники английской политики в России. Вторжение русских войск в Индию было всегда пугалищем английского правительства. Нет сочинения об Индии, в котором не говорилось бы о походе русских в страну эту.
В настоящее время нам не предстоит покорение Индии и удержание оной за собою, при владычестве Англии над морями, предположение это есть химера, не подлежащая исполнению. Но иное дело потрясение владычества англичан в Индии.
Предприятие это, если оно исполнится с непоколебимою твердостью и в размере и с средствами, соответствующими важности цели, должно иметь последствием нанесение неисчислимого вреда Англии. С успешным потрясением владычества в Индии разрушится и все Англо-индейское царство, основанное более на нравственной, чем на материальной, силе».
Муравьев также полагал, что для давления на Англию, точнее, на ее индийские владения, Россия должна закрепиться не только в Средней Азии, но также в Персии и Афганистане. И кроме того, для более эффективного воздействия на ситуацию в регионе и возможного военного вмешательства русским дипломатам необходимо установить доверительные и тесные отношения с афганскими племенами и лидерами, чтобы иметь возможность пройти через территорию страны. Учитывая опыт первой Англо-афганской войны, Муравьев делал вывод, что катастрофа, которая постигла англичан, не является исключением. Любой завоеватель может оказаться в такой же ситуации, если разозлит воинственных афганцев.
Вообще после Крымской войны и событий 1863 года, когда Англия всячески поддерживала польских повстанцев, большая часть высшего русского офицерства одобряла любые действия, которые могли бы стать своего рода русским реваншем. Войны с Англией они не боялись, полагая, что рано или поздно она все равно случится, и тогда еще надо будет посмотреть, кто сильнее. То есть с середины 19 века Российская империя жила ожиданием войны с Британской империей. Русские купцы и крупные фабриканты тоже к покорению Азии относились по-разному. Одни были против, другие как раз-таки за, полагая, что это откроет для них новые рынки или позволит работать в новых условиях. Генералы понимали и убеждали в этом Александра II, что после дорогостоящих войн с Афганистаном, Россией, Персией и Китаем, а также подавления восстания сипаев у Британии просто нет сил и средств противостоять России в Азии. И были во многом правы.
Так что циркуляр Горчакова, весьма вероятно, писался, когда военное руководство империи уже понимало, что движение дальше на юг неизбежно. И пусть даже Милютин вместе с Горчаковым писали царю сдержанные записки, это тоже было скорее всего аппаратной игрой. Дескать, пусть пишет канцлер, что хочет, мы все равно поступим так, как считаем нужным. В декабре 1864 года, пока в столице шли подковерные игры, в Азии установилось некоторое затишье. Черняев после неудачного штурма Ташкента активных действий не предпринимал. А вот кокандцы решили попытаться выкинуть русских из региона. И тогда казаки совершили невероятный подвиг, который вошел в историю как Иканское сражение.
В конце ноября кокандский регент мулла Алимкул с 10-тысячным войском выступил из Ташкента и в обход Чимкента двинулся к крепости Туркестан. Они хотели подойти скрытно, но слухи в степи разносятся быстро, и комендант Туркестана полковник Жемчужников, узнав, что в степи бродят какие-то разбойники, выслал на разведку сотню уральских казаков есаула Василия Серова. Это произошло 4 декабря. Сотня вышла всего с одной пушкой — подумаешь, чего там, шайку разогнать. От встречных киргизов Серов узнал, что селение Икан, которое находится от Туркестана в 25 километрах, уже занято каким-то отрядом. Но никакого представления о том, сколько там врагов, ни у кого не было.
И вот возле Икана казачья сотня неожиданно наткнулась на главные силы кокандской армии. Казаки успели только занять канаву, развьючить верблюдов, создать завалы из мешков с провиантом. И оказались в окружении. Первую атаку на казаков возглавлял беглый урядник сибирского казачьего войска. Власовщина ведь была всегда. Казаки отбили эту атаку. Потом еще три, потом кокандцы поняли, что противник им достался серьезный. Причем они тоже не знали, какова численность казаков, и решили, что там не меньше 500 человек. Среди казаков были матерые, опытные люди, настоящие псы войны, многие участвовали в обороне Севастополя. В течение трех дней, оставшись без пищи и воды, уральцы держали круговую оборону. Зима, голая степь, лютый холод (кто бывал зимой в Казахстане, понимает, о чем это я), постоянно по импровизированному лагерю била вражеская артиллерия. Уральцы не сдавались. Отстреливались, пытаясь, чтобы ни один патрон не пропал даром. Военный историк писал:
«Стрельба продолжалась; однако, по внушению начальников и опытных казаков, люди берегли каждую пулю; только сохранив патроны, казаки были уверены, что удержат противника на почтительном расстоянии. Стреляли по отдельным смельчакам, которые иногда небольшими партиями подскакивали к отряду сажень на 100, и не один из них поплатился за попытку похвастаться удалью и отвагою пред своими товарищами; стреляли по орудийной прислуге, заставляя не раз менять места орудий; стреляли также по начальникам, насколько их можно было заметить по расшитым халатам, чалмам, богатым седельным уборам; напр., удалось подбить лошадь под самим Алимкулом. Огонь противника, особенно артиллерийский (а пушек у них было три), все более и более усиливался; из единорога же с нашей стороны, как для сбережения снарядов, так и по случаю порчи его — не стреляли. Так тянулся один час за другим в мучительном ожидании выручки».
Некоторые предлагали атаковать самим, но Серов не позволил. На помощь казакам выдвинулась было стрелковая рота под командованием подпоручика Сукорко, но пробиться не смогла и, не дойдя до казаков три километра, повернула назад, отбивая атаки противника. Причем как выяснилось позже, такое указание им дал комендант Туркестана — если не получится пробиться или возникнет опасность окружения, вернуться назад. Мулла Алимкул решил уговорить казаков сдаться. Прислал Серову записку:
«Куда теперь уйдешь от меня? Отряд, высланный из Азрета, разбит и прогнан назад; из тысячи (!) твоих не останется ни одного, — сдайся и прими нашу веру: никого не обижу!»
Сдаваться никто не захотел. Предателей среди казаков не нашлось. Утром 6 декабря в 7 часов утра бой разгорелся с новой силой. Кокандцы пошли в атаку с трех сторон. К этому времени среди казаков уже были погибшие, почти все имели легкие ранения. Шутка ли — трое суток под огнем в осаде. И вот казаки, голодные, полуживые от усталости, не спавшие трое суток, отбивают подряд 4 атаки. А потом Серов решает — или прорываемся, или все тут поляжем. Из статьи русского военного историка:
«К часу дня все лошади были перебиты, 37 человек убито, много переранено; четыре отчаянных попытки коканцев броситься в рукопашную были отбиты, а помощи все нет, хотя, если бы она вышла утром, дошла бы до сотни…
Храбрецы решаются на отчаянную попытку: пробиться к городу или же пасть в открытом бою — они все еще надеялись на помощь. Кроме того, нельзя было медлить — зимний день короток, а до города было верст 16-ть; пройдти их надо было засветло, пока видно и пока можно сдерживать напор коканцев ружейным огнем.
Коканцы были просто ошеломлены, когда горсть героев, заклепав орудие, переломав ненужные ружья, с криками “ура” выскочила из-за своих завалов; но они скоро увидели, что вместо сотен людей, которые они насчитывали у русских, на самом деле оказались лишь десятки… И с дикими криками ринулся противник за кучкой храбрецов. Сначала отступали тесной толпой, но потом увидели, что так неудобно, друг другу мешали стрелять и обороняться. Тогда сам собою образовался строй в виде лавы, но в три шеренги. Чем далее шли, тем более строй этот редел и растягивался в длину.
