В этом отношении Европа, не совсем понимая наши национальные идеалы, то есть меряя их на свой аршин и приписывая нам лишь жажду захвата, насилия, покорения земель, в то же время очень хорошо понимает насущный смысл дела.
Не в том для нее вовсе дело, что мы теперь не захватим земель и обещаемся ничего не завоевывать: для нее гораздо важнее то, что мы, все еще по-прежнему и по-всегдашнему, неуклонны в своем намерении помогать славянам и никогда от этой помощи не намерены отказаться».
А правительство Российской империи решение о начале войны приняло не сразу. Дело в том, что все предшествующие годы в Европе формировались новые военно-политические союзы. Британия хотела дружить с кем угодно против Германии. Россия же пыталась как раз с помощью Германии решать свои проблемы, отчасти понимая, что это не постоянный союз. Но тем не менее 29 апреля (10 мая) 1876 года Александр II прибыл в Берлин, где шли трехдневные переговоры канцлера Горчакова, Бисмарка и австро-венгерского министра иностранных дел Дьюлы Андраши. Три державы решили посотрудничать против турок и англичан, что было вполне логично.
1 (12 мая) 1876 года свет увидел меморандум трех императоров — Александра II, Франца-Иосифа I и Вильгельма I. В документе говорилось, что Османская империя сможет сохранить целостность, и державы не против этого, но при «облегчении участия христиан». И были предложены пункты соглашения, которые могли бы ситуацию исправить:
«1. Возвращающимся беженцам будут предоставлены материалы для восстановления домов и церквей, и будет обеспечено пропитание до тех пор, пока они будут в состоянии жить своим трудом.
2. Поскольку распределение пособий будет зависеть от турецкого комиссара, последний должен будет действовать в согласии со смешанной комиссией, о которой упоминается в ноте от 30 декабря, для того, чтобы гарантировать серьезное применение реформ и контролировать их выполнение. Эта комиссия должна быть под председательством герцеговинца-христианина и должна состоять из местных уроженцев, представляющих обе религии страны; они должны быть избраны, как только перемирие приостановит военные действия.
3. В целях избежания всяких столкновений, в Константинополе будет дан совет сосредоточить в нескольких подлежащих определению пунктах турецкие войска, хотя бы до успокоения умов.
4. Христиане останутся при оружии, так же как и мусульмане.
5. Консулы или делегаты держав будут наблюдать за проведением реформ вообще и в частности за мероприятиями, касающимися возвращения беженцев.
Если бы при доброжелательной и горячей поддержке великих держав и при помощи перемирия, на этих основаниях, могло бы быть достигнуто соглашение и немедленно проведено в жизнь путем возвращения беженцев и избрания смешанной комиссии, это явилось бы важным шагом по пути к умиротворению.
Если бы, однако, срок перемирия истек, прежде чем усилия держав достигли намеченной цели, три императорские двора сочли бы необходимым подкрепить их дипломатическое выступление санкцией соглашения о принятии действительных мер, которых в таком случае требовало бы положение вещей в интересах всеобщего мира и ради предотвращения дальнейшего развития зла»[269].
И пусть никого не смущает, что в переговорах сама Османская империя участия не принимала. Нормальное дело в мировой политике — заочно решать судьбу более слабого субъекта. Тем более что Австро-Венгрия была тоже отчасти Балканской страной, поскольку граничила там с Османской империей. Северный Белград уже был австрийским. Там, в районе Земун, до сих пор архитектура радикально отличается от архитектуры южной части города, и вообще вся северная часть Сербии, включая Воеводину, архитектурно ближе к австрийской традиции.
Три державы, как следует из документа, более чем прозрачно намекали: дорогие турки, у нас уже есть понимание, что с вами сделать, когда наступит нужный момент. И лучше вам сейчас начать с нами переговоры. Во избежание. Правительства Франции и Италии меморандум поддержали, а вот Англия, конечно же, высказалась против. В первую очередь потому, что не могла допустить даже мысли о том, что Россия усилится на Балканах. И все бы ничего, и можно было бы вызвать новый вал русофобии и ура-патриотизма, начав рассказывать о русской угрозе Индии и миру вообще, если бы не статьи Мак-Гахана в Daily News. Потому что после того, что он описал, Дизраэли, даже при всем желании, не мог убедить никого, что Лондон должен поддержать Османскую империю. Хоть словом, хоть делом.
Лидер либеральной оппозиции Гладстон издал брошюру «Болгарские зверства», где, выражаясь нынешним неформальным языком, «жестко наехал» на правящий кабинет за туркофильскую политику, которая позорит страну. В парламенте оппозиция требовала жесткой реакции на резню в Болгарии. Возмущение резней высказывали Чарльз Дарвин, Оскар Уайльд, Виктор Гюго. Это происходило на фоне переворота в самой Турции, где был свергнут и убит султан Абдул-Азиз, а его место занял Мурад V. В августе низложили и Мурада, а его место занял брат Абдул-Хамид. Петербург продолжал вести переговоры с Веной и Берлином, выжидая и пытаясь понять, стоит ли вмешиваться в конфликт на Балканах, точнее, в войну в Сербии.
Большие державы делили Турцию, которая еще пока не собиралась никуда разваливаться, все лето и осень 1876 года. Что достанется Сербии, что Черногории, что получит Австрия и кому достанется Бессарабия. Британия же пыталась придумать, как не допустить русского усиления в регионе. Дизраэли на ходу менял тактику — если Османскую империю не спасти, то надо участвовать в ее разделе. Ну подумаешь, союзник. Не справился — значит, воспользуемся. Настоящий стервятник найдет применение даже дохлому ишаку. Он говорил, что приемлемый вариант — это «раздел балканской добычи между Россией и Австрией при дружеских услугах Англии». По плану Дизраэли Константинополю отводилась особая роль, он «с соответствующим районом должен быть нейтрализован и превращен в свободный порт под защитой и опекой Англии по примеру Ионических островов». Дизраэли плевать было на турецкую независимость, ему важно было сохранить контроль над путями, ведущими в Индию. И британский Форин-офис официально заявил, что совсем не против автономии Болгарии и Боснии.
В июле — августе сербская армия провела несколько неудачных для нее сражений. 26 августа Сербия обратилась к европейским державам с просьбой о посредничестве для прекращения войны. Османской империи был выдвинут совместный ультиматум. Ее заставили объявить перемирие и пойти на переговоры, но Турция начала торг — как будет выглядеть мирный договор, торговаться с полумертвой империей никто не пожелал. Державы вели переговоры между собой. Турцию продолжили заочно делить. Россия предлагала Австрии и Англии оккупацию Болгарии русскими войсками и ввод флотов в Мраморное море. Вена и Лондон не соглашались. 3 октября в Ливадии Александр II провел секретное совещание. Там было решено готовиться к войне с Турцией, основной удар нанести по Константинополю. Хотя и дипломаты пока что продолжали действовать.
15 октября 1876 года в Ялту приехал английский посол в России лорд Август Лофтус. Он побеседовал с Горчаковым и потом с императором. Александр дал «священное честное слово», что не хочет захватывать Константинополь (через 12 дней после совещания, где было решено его атаковать), и пообещал, что если русские войска войдут в Болгарию, то только на время, чтобы защитить христианское население. Он сказал, что если Россия и Англия имеют общую цель — защитить христиан и поддержать мир в Европе, то к чему Лондону беспокоиться? Александр заявил послу: «России приписывают намерение покорить в будущем Индию и завладеть Константинополем. Есть ли что нелепее этих предложений? Первое из них — совершенно неосуществимо, а что касается до второго, то я снова подтверждаю самым торжественным образом, что не имею ни этого желания, ни намерения». Отчего русский царь обманывал посла? А отчего англичане обманывали русских, говоря, например, что не имеют интересов в Средней Азии? Такова политика.
Насколько верили друг другу русский император и британский дипломат, можно только предполагать. Наверное, настолько же, насколько верят друг другу Сергей Лавров и Джон Керри. И красивых слов было сказано много, но тогда по Восточному вопросу так и не договорились. А после этих переговоров Бенджамин Дизраэли произнес речь, в которой сказал, что Англия старается поддержать мир в Европе и что независимость и территориальная целостность Турции чрезвычайно важны, а «если Англия хочет мира, то ни одна держава лучше ее не приготовлена к войне, и если Англия решится на войну, то только за правое дело и, конечно, не прекратит ее, пока право не восторжествует». То есть Лондон через Дизраэли обозначил, что готов побороться за «независимую» Турцию или наложить лапу на турецкое наследство. Второе даже скорее.
