Когда 10 июля из города Владимира прибыл красноармейский отряд в 250 бойцов, в Муроме было уже спокойно. Для ликвидации мятежа не потребовалось военной силы. Сами трудящиеся города и окружных деревень справились с мятежниками. В этом, между прочим, еще раз ярко проявился источник непобедимости Советской власти.
Итак, ни в Рыбинске, ни в Муроме белогвардейцы не добились успеха. Только в Ярославле им удалось утвердить свое кровавое господство на две недели. Причиной временного успеха савинковцев в Ярославле являлась активная подрывная работа левых эсеров, засоренность советских учреждений белогвардейцами и преступная беспечность некоторых руководителей местных советских органов.
Левые эсеры пытались даже созвать свой особый губернский съезд Советов. Когда эта попытка провалилась, они потребовали созыва 1 июля губернского съезда Советов вместе с коммунистами, рассчитывая, что большинство делегатов поддержит левоэсеровскую платформу. Съезд был созван, но он пошел не за левыми эсерами, а за коммунистами. Левоэсеровские делегаты покинули съезд и провозгласили свою кучку… законным губернским съездом Советов, бросив тем самым прямой вызов Советской власти.
Белогвардейские заговорщики имели свои кадры не только в подполье, но и во многих советских учреждениях. В окружном военном комиссариате должности военрука, управделами и даже председателя окружного военного совещания занимали участники заговора. Комиссар губернской милиции Фалалеев, командир летучего конного отряда Баранов, весь комсостав броневого дивизиона и пулеметчики были белогвардейцами.
Конечно, все они до поры до времени тщательно маскировались, на то они и были заговорщиками. Но в советские органы поступили серьезные сигналы, к которым следовало бы прислушаться. Так, недели за полторы до восстания один из участников белогвардейской организации, поручик Соловьев пришел к председателю горсовета Закгейму и рассказал ему, что в Ярославле существует контрреволюционная организация, накапливающая силы для захвата города. Председатель горсовета не придал значения этому сообщению. Несколько дней спустя Соловьев был убит в ресторане гостиницы «Слава» при загадочных обстоятельствах. И на это происшествие не было обращено внимания.
Восстание белогвардейцев в Ярославле началось в ночь на б июля. Группа заговорщиков под командованием полковника Перхурова и генерала Гоппера захватила важнейшие учреждения города и начала зверскую расправу с коммунистами. Одним из первых пал от рук белогвардейских палачей председатель горсовета Закгейм.
Небольшой отряд заговорщиков вскоре разросся за счет местных богатеев и белогвардейцев.
Для подавления восстания в Ярославль были стянуты отряды из близлежащих городов — Иваново-Вознесенска, Вологды, Костромы; из Москвы были присланы бронепоезд и интернациональный отряд, из Петрограда и Рыбинска — отряды ВЧК[85].
Борьба за город продолжалась две недели. Когда стало очевидным, что дальнейшее сопротивление бесполезно, главари восстания Перхуров, Кизнер, Гоппер и другие бежали из Ярославля на катере[86]. Остальные активные участники мятежа, чтобы спастись от возмездия, решились на поистине анекдотический шаг.
Еще в разгар восстания Перхуров объявил «Ярославскую добровольческую армию», в состоянии войны с Германией. Теперь, когда судьба мятежников была уже решена, заговорщики надумали «сдаваться в плен» немецкой комиссии по делам германских военнопленных, находившейся в Ярославле. К председателю комиссии лейтенанту Балку была направлена соответствующая делегация. Немецкий лейтенант, все симпатии которого были на стороне белогвардейцев, решил помочь мятежникам и признал их своими «военнопленными».
Оружием, сданным белогвардейцами, Балк вооружил германских военнопленных и окружил театр, куда спрятались «плененные» им белогвардейцы.
Так, не сделав ни одного выстрела по белогвардейцам, германская комиссия в центре Советского государства получила сотни «военнопленных» и объявила себя после этого «нейтральной» в борьбе между советскими войсками и мятежниками.
Положение, действительно, невиданное в истории!
Ничего, конечно, из этой наглой затеи не получилось. Советское командование категорически потребовало выдачи мятежников, и лейтенант Балк, скрепя сердце, вынужден был расстаться со своими «военнопленными».
22 июля ярославское восстание было окончательно ликвидировано, и советские власти приступили к восстановлению нормальной жизни в городе.
Таким образом, ставка империалистических государств на заговорщическую организацию Савинкова полностью провалилась, а сам Савинков вынужден был бежать из Советской России. С этого момента «Союз защиты» перестал существовать[87].
3. Ликвидация мятежа левых эсеров в Москве
На 4 июля 1918 г. в Москве было назначено открытие V Всероссийского съезда Советов.
Трудные и тревожные дни переживала советская столица в это время. Не хватало продовольствия. 3 июля по карточкам на пять талонов было выдано только по восьмушке хлеба. Враги Советской власти, спекулируя на голоде, вели бешеную борьбу против большевиков и диктатуры пролетариата.
В конце июня эсеры и меньшевики попытались спровоцировать всеобщую забастовку московских предприятий. Забастовка провалилась благодаря энергичной разъяснительной работе московских коммунистов и высокой сознательности пролетариата столицы. Тогда контрреволюционные элементы прибегли к организации провокационных налетов на жилища рабочих, главным образом на окраинах. 2 июля они подожгли товарные склады на станции Симоново. Пожар бушевал весь день, обволакивая дымом город. В ночь на 4 июля, за день до открытия съезда, под сценой Большого театра была обнаружена адская машина.
Несмотря на все козни врагов, съезд открылся в намеченное время — 4 июля. Подавляющее большинство делегатов целиком поддерживало внутреннюю и внешнюю политику ленинского Совета Народных Комиссаров. Известие о ярославском мятеже вызвало горячее возмущение посланцев трудящихся. Только одна группа делегатов съезда не выражала возмущение по поводу ярославских событий. Эта группа состояла из левых эсеров. Сообщение из Ярославля она восприняла как давно ожидаемый сигнал…
Успешное осуществление аграрной политики Советской власти, повсеместная организация комбедов вызывали бешеное сопротивление кулачества. Партия левых эсеров, выражавшая интересы кулаков, также активизировала свою деятельность. Чувствуя, что абсолютное большинство делегатов V съезда Советов поддерживает большевиков, левые эсеры решили путем мятежа захватить власть в свои руки.
В середине дня б июля виднейшие деятели партии левых эсеров— Спиридонова, Камков, Карелин, Саблин и другие собрались в Трехсвятительском переулке (ныне Большой Вузовский), у Покровских ворот, в здании, занимаемом отрядом ВЧК. Отрядом ВЧК командовал левый эсер Попов. Под его охраной левоэсеровские главари обсуждали злодейский план свержения Советской власти[88].
В это же самое время к зданию немецкого посольства в Денежном переулке медленно подошел автомобиль. Из машины вышли два человека. Предупредив шофера, чтобы он не заглушал мотора и не пугался, когда услышит выстрелы, они направились в посольство, бережно поддерживая портфели. В посольстве прибывшие отрекомендовались представителями ВЧК и предъявили свой мандат. В нем говорилось:
«Всероссийская Чрезвычайная комиссия уполномочивает ее члена Якова Блюмкина и представителя Революционного Трибунала Николая Андреева войти в переговоры с господином германским послом в Российской республике по поводу дела, имеющего непосредственное отношение к господину послу»[89].
Далее следовали подписи председателя Всероссийской Чрезвычайной комиссии Дзержинского и секретаря Ксенофонтова. Документ был скреплен печатью ВЧК.
Прибывших провели в приемную, где их встретили первый советник посольства Рицлер и исполнявший должность военного атташе лейтенант Мюллер. Рицлер заявил, что он уполномочен послом вести переговоры по всем вопросам, однако Блюмкин настойчиво потребовал приглашения самого графа Мирбаха. Когда тот пришел, ему были предъявлены документы, уличающие офицера австрийской армии Роберта Мирбаха, якобы родственника графа, в шпионаже против Советской России. Просмотрев документы, Мирбах сказал, что он не имеет ничего общего с этим офицером и что это дело для него совершенно чуждо. Рицлер в свою очередь предложил прекратить разговор и дать письменный ответ через Нар-коминдел. Тогда молчавший до сих пор Андреев сказал:
— По-видимому, послу угодно знать меры, которые могут быть приняты против него?
Блюмкин повторил этот вопрос, на что Мирбах ответил утвердительно.