Блюмкин повторил этот вопрос, на что Мирбах ответил утвердительно.
— Это я вам сейчас покажу, — сказал Блюмкин и, выхватив из портфеля револьвер, выстрелил в Мирбаха, затем в Рнцлера и Мюллера. Мирбах вскочил с кресла и бросился в соседнюю комнату. Вдогонку ему вновь прогремели выстрелы и была брошена бомба.
Убедившись, что посол убит, провокаторы выпрыгнули в окно и сели в автомобиль. Машина сорвалась с места и увезла преступников в отряд Попова, в Трехсвятительский переулок.
В момент совершения этого преступления председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский находился в здании Чрезвычайной комиссии. Он собирался на съезд Советов, когда позвонил В. И. Ленин и сообщил, что убит германский посол Мирбах. Еще не ясно было, кто произвел это провокационное покушение, но политический смысл его был совершенно очевиден. Убийство посла могло быть на руку только тем, кто стремился спровоцировать войну между Советской Россией и Германией, т. е. англо-французским империалистам и их агентам. События в Денежном переулке грозили тяжелыми последствиями для Советской республики. В. И. Ленин предложил Ф. Э. Дзержинскому произвести самое тщательное расследование, установить личность убийцы и арестовать его.
Взяв с собой следователей, Ф. Э. Дзержинский немедленно отправился в здание немецкого посольства. Здесь ему показали документ, с помощью которого преступники проникли в помещение. Одного взгляда на эту бумажку было достаточно для того, чтобы стала ясной вся гнусность провокации: удостоверение было подложным, подписи Дзержинского и Ксенофонтова подделаны, но печать была настоящей, она хранилась у заместителя председателя ВЧК левого эсера Александровича. Без его ведома печать не могла быть использована для оформления подложного документа. Так прояснились обстоятельства убийства Мирбаха и была обнаружена первая группа лиц, принимавших участие в этой провокации.
Непосредственный исполнитель террористического акта Блюмкин был из тех «революционеров», которые не имеют никакого отношения к революции. В начале июня 1918 г. по настоянию фракции левых эсеров ВЦИК он был принят на работу в ВЧК в качестве заведующего одного из отделений отдела по борьбе с контрреволюцией. Благодаря заступничеству и поддержке Александровича Блюмкин протащил в отделение еще несколько эсеров, в том числе и фотографа Андреева, фигурировавшего в подложном удостоверении в качестве «представителя Революционного Трибунала».
В конце июня к Ф. Э. Дзержинскому стали поступать сведения о подозрительном поведении Блюмкина. Решением коллегии ВЧК 1 июля он был отстранен от работы, а отделение — расформировано. Таким образом, к моменту совершения преступления Блюмкин и Андреев фактически не являлись сотрудниками ВЧК, хотя впредь до окончания проверки поступивших на них жалоб и оставались в ее распоряжении.
Выйдя из немецкого посольства, Ф. Э. Дзержинский отправился в отряд Попова, куда, по полученным от сотрудников ВЧК сведениям, скрылся Блюмкин. В отряде царило необычайное оживление. Во дворе и в помещениях толпились вооруженные матросы, многие из них были пьяны и громко разговаривали, размахивая руками, у некоторых на пальцах сверкало по три-четыре золотых кольца. Другие возились с консервными банками, тащили со склада по две пары сапог, белье, связки баранок…
Самое страшное и обидное заключалось в том, что это был отряд ВЧК. Александрович и Попов постарались превратить его из орудия защиты Советской власти в антисоветскую банду. С ведома и согласия заместителя председателя ВЧК Александровича Попов удалил из отряда под предлогом направления на чехословацкий фронт-преданных революции бойцов и вместо них набрал антисоветски настроенных солдат и матросов. В частности, незадолго до мятежа Дзержинский отдал приказ разоружить появившийся в Москве отряд черноморских матросов. Однако вместо исполнения приказа Попов включил этих матросов в отряд ВЧК.
Бледный от негодования, Ф. Э. Дзержинский прошел мимо толпящихся матросов в штаб отряда. От Попова он потребовал немедленно привести к нему Блюмкина. Попов ответил, что Блюмкин уехал в больницу. Не доверяя Попову, Дзержинский стал лично осматривать комнаты. В это время к нему подошли главари левых эсеров Прошьян и Карелин и заявили:
— Ищите — не ищите, мы Блюмкина не отдадим, так как граф Мирбах убит им по постановлению ЦК левых эсеров и ЦК принимает на себя всю ответственность за этот акт.
Было ясно, что левые эсеры решили открыто выступить против Советской власти.
— Я объявляю вас арестованными, — сказал Дзержинский, обращаясь к Прошьяну и Карелину, — и если Попов вздумает мне помешать, я убью его как предателя.
Прошьян и Карелин ответили, что они повинуются, но, вместо того, чтобы идти за Дзержинским к его автомобилю, бросились в соседнюю комнату, где находились Александрович, Черепанов, Спиридонова, Фишман, Камков и другие левоэсеровские главари. Оттуда вышел Саблин и потребовал от Дзержинского сдачи оружия. Дзержинский отказался это сделать и обратился к матросам: допустят ли они, чтобы какой-то господин обезоружил председателя ВЧК, в отряде которого они состоят? Некоторые матросы заколебались, но в это время подошел помощник Попова Протопопов и схватил Дзержинского за обе руки, кто-то вырвал у Феликса Эдмундовича револьвер. Спутники Дзержинского также были обезоружены, и к ним был приставлен караул. Вскоре в отряд начали приводить задержанных мятежниками советских работников. Среди них оказались председатель Моссовета П. Г. Смидович, член коллегии ВЧК М. Я. Лацис и другие коммунисты. Мятежники хвастались, что им на помощь идет с Восточного фронта Муравьев[90], что большинство частей московского гарнизона поддерживает их и т. д. К арестованным забегал сияющий Попов и сообщал «последние новости» об успехах левых эсеров.
Дзержинский обратился к Попову:
— Дайте мне ваш револьвер.
Попов растерялся: а зачем?
— Я пущу вам пулю в лоб, как негодяю.
Попов поспешил убраться из комнаты.
Вскоре Дзержинскому объявили, что он остается в качестве заложника за Спиридонову, которая отправилась в Большой театр на съезд Советов.
— В таком случае, — ответил Феликс Эдмундович, — вам надо заранее меня расстрелять, потому что, если Спиридонову арестуют, я первый потребую, чтобы ее ни в коем случае не освобождали.
Спустя некоторое время пришло сообщение об аресте Советской властью всех левых эсеров — участников съезда, со Спиридоновой во главе. Попов рвал и метал:
— За Марию снесу пол-Кремля, пол-Лубянки, полтеатра! — Однако в этих истерических угрозах чувствовались растерянность и страх. [91]
Советское правительство приняло быстрые и энергичные меры по подавлению контрреволюционного левоэсеровского мятежа. По приказанию Ленина все левые эсеры, находившиеся в Большом театре, были задержаны, как заложники. Сделано это было следующим образом.
Один из членов президиума объявил, что для обсуждения текущих событий созывается заседание фракции большевиков, а посему делегаты съезда — большевики должны перейти в другой зал. После ухода большевиков из зрительного зала были отпущены беспартийные. Оставшимся левым эсерам было объявлено, что они задерживаются в качестве заложников. В дверях встали часовые.
Вечером 6 июля было опубликовано правительственное сообщение об убийстве германского посла, в котором давалась политическая оценка провокационного выступления левых эсеров, поставивших страну на грань войны с Германией.
В. И. Ленин обратился со специальными телефонограммами в Моссовет, во все районные комитеты РКП (б), районные Советы, штабы Красной Армии с распоряжением «мобилизовать все силы, поднять на ноги все немедленно для поимки преступников»[92]. Он предлагал арестовать всех левых эсеров — членов ВЧК. задерживать автомобили Чрезвычайной комиссии и всех лиц, сомнительных по партийной принадлежности[93].
В. И. Ленин выразил непоколебимую уверенность:
«Все, кто против войны, будут за нас»[94].
Так оно и было в действительности. Весть о левоэсеровской авантюре вызвала всеобщее негодование у трудящихся Москвы. Утром 7 июля 1918 г. по всей Москве прокатилась волна митингов протеста. Рабочие «Трехгорной мануфактуры» приняли на митинге резолюцию, в которой потребовали беспощадного подавления мятежа левых эсеров[95]. Рабочие Ростокинской красильно-аппретурной фабрики писали: «Мы, рабочие, требуем немедленного разоружения этой контрреволюционной организации и привлечения заговорщиков к суровому революционному суду. Требуем немедленного освобождения тт. Дзержинского, Лациса и Смидовича, заявляем, что все подобные провокационные выходки будут караться железной рукой пролетариата, и на угрозы шайки бандитов будем отвечать массовым террором…»[96]. «Клеймим позором левоэсеровскую авантюру»,[97] — с возмущением заявили рабочие Московского военно-артиллерийского завода.
