Эймен: Если бы здесь был Штроп, он, по-видимому, мог бы сказать правду относительно всего, что касается Варшавского гетто. Не так ли?
Кальтенбруннер: Он должен был бы, по крайней мере, подтвердить, что он подчинялся высшему начальнику СС и полиции в генерал-губернаторстве, а не мне. Я был бы рад, если бы он сейчас подтвердил это. Из Ваших слов я должен предположить, что этот человек находится здесь.
Эймен: Он сейчас не находится здесь, но, к счастью, у нас имеется его письменное показание, данное им под присягой, касающееся тех же самых вопросов, по которым я вас допрашиваю. Я попрошу передать подсудимому документ ПС-3841, который представляется за номером США-804.
Сейчас мы узнаем, подтверждает ли Штроп то, что вы пытаетесь сейчас доказать Трибуналу. Вы согласитесь с тем, что подтверждает Штроп, не так ли?
Кальтенбруннер: Я еще не читал этого документа.
Эймен: Хорошо, я сейчас зачитаю эти показания. „Мое имя — Юрген Штроп. Я был начальником СС и полицайфюрером района Варшавы с 17–18 апреля 1943 г. и до конца августа 1943 года. План действий против Варшавского гетто был составлен моим предшественником оберфюрером доктором фон Заммерн-Франкенеггом. В день начала этих действий я принял на себя командование, и фон Заммерн-Франкенегг пояснил мне, что следовало делать в этом направлении. Он имел у себя приказ от Гиммлера, и, кроме того, я получил телеграмму от Гиммлера, в которой он мне приказал очистить Варшавское гетто и сравнять его с землей. Для того чтобы выполнить это, я имел в своем распоряжении два батальона войск СС, 100 вооруженных людей из частей регулярной полиции и 75–100 полицейских из полиции безопасности. Полиция безопасности была активна в проведении действий против Варшавского гетто. При этом они должны были сопровождать эсэсовские части группой в 6–8 человек, как проводники или люди, знакомые со всеми вопросами, касающимися гетто. Оберштурмбанфюрер доктор Ханн был начальником полиции безопасности Варшавы в то время. Ханн передал полиции безопасности приказы относительно ее задач во время этих действий. Эти приказы не были переданы Ханну мною, они поступили от Кальтенбруннера из Берлина. Как начальник СС и полицайфюрер Варшавы, я не отдавал никаких приказаний полиции безопасности. Все приказы Ханн получал от Кальтенбруннера из Берлина. Например, в июне или в июле того же года я вместе с Ханном посетил управление Кальтенбруннера, и Кальтенбруннер сообщил мне, что хотя мы и должны работать совместно, но все основные приказы для полиции безопасности должны поступать от него из Берлина. После того как примерно 50–60 тысяч человек были захвачены из гетто, их привезли на железнодорожную станцию. Полиция безопасности должна была осуществлять надзор за этими людьми и отвечать за перевозку их в Люблин. Немедленно после того как были закончены действия против гетто, примерно 300 иностранных евреев были собраны в польский отель. Эти лица частично находились здесь до начала действий против гетто, а частично были переведены во время осуществления этих действий. Кальтенбруннер приказал Ханну вывезти этих лиц. Сам Ханн сказал мне, что он получил этот приказ от Кальтенбруннера. Все смертные казни проводились согласно приказам из главного имперского управления безопасности, а именно — от Кальтенбруннера.
Я прочел эти показания и полностью подтверждаю их. Я дал эти показания без принуждения, по собственной воле“.
Считаете ли вы эти показания Штропа правильными или нет?
Кальтенбруннер: Это — ложные показания. Я прошу доставить сюда Штропа.
Эймен: Вы видите, что эти письменные показания совершенно опровергают ваши показания и подтверждают в основном каждую деталь показания, данного Калеске, который в то время был адъютантом Штропа. Разве это не так?
Кальтенбруннер: Это неправильно уже потому, что Штроп приближается к моему утверждению, указывая на первой же странице, что приказ относительно Варшавского гетто он получил от Гиммлера, чего свидетель Калеске нигде не говорит.
Эймен: С этим я могу согласиться.
Кальтенбруннер: При допросе генерала Штропа должно было бы выясниться, что Ханн, само собой разумеется, получал от гестапо в Берлине приказы; получал ли он их по этому делу, я не знаю, но, несомненно, органы полиции безопасности должны были в некоторых случаях, в частности по вопросам судопроизводства, подчиняться IV отделу главного имперского управления безопасности.
Эймен: А теперь, подсудимый, я хотел бы обратить ваше внимание на документ ПС-3819, ВБ-306, который уже был представлен в качестве доказательства. Это — протокол совещания в рейхсканцелярии от 11 июля 1944 г. за подписью Ламмерса, который на днях давал свои показания Трибуналу по этому же вопросу. Я думаю, что вы помните о том, что вы присутствовали на этом совещании.
Кальтенбруннер: Я этого еще не знаю. Я не знаю, что обсуждалось на этом совещании.
Эймен: Вы нашли это место, подсудимый?
Кальтенбруннер: Да, нашел.
Эймен: Хорошо, я читаю:
„Начальник полиции безопасности доктор Кальтенбруннер изъявил свое согласие, когда его запросил уполномоченный по использованию рабочей силы, передать полицию безопасности в его распоряжение для выполнения этой задачи. Но он указал, что численность полиции была недостаточна, и поэтому полиция не представляла собой большой силы. Во всей Франции он имел только 2400 человек. И поэтому вопрос о том, могут ли быть все возрастные группы захвачены такой слабой полицией, был сомнительным. По его мнению, министерство иностранных дел должно оказать более сильное влияние на иностранные правительства“.
Подсудимый, действительно ли этот документ отражает то, что имело место на этом совещании?
Кальтенбруннер: Я сейчас не могу утверждать этого на основании данного текста, но должен сказать по этому поводу следующее… Нужно было бы установить, был ли там я по поручению имперского министерства внутренних дел и начальника германской полиции Гиммлера… То, что я был там по поручению Гиммлера, показывает цифра, которая здесь названа, а именно то, что только 2400 человек находятся у нас в распоряжении. Такого числа никогда не было ни у полиции безопасности, ни у СД, ни у обеих вместе; сюда была причислена и полиция порядка и другие мелкие организации, которые были подчинены Гиммлеру.
Во всяком случае, в этом документе нет одного — того, что Кальтенбруннер только передавал здесь мнение Гиммлера по поручению последнего.
Эймен: Хорошо, подсудимый. Вспомните ли вы о показаниях, которые представлялись Трибуналу относительно того, как Германия пыталась провоцировать словаков на восстание против Чехословакии и как Гитлер использовал это восстание словаков для того, чтобы оккупировать Чехословакию в марте 1939 года?
Кальтенбруннер: Я не знаю, кто давал такие показания.
Эймен: Хорошо, но, во всяком случае, вы с 1938 года по 1939 год были статссекретарем полиции безопасности в Австрии. Не так ли?
Кальтенбруннер: Нет, я тогда не был статс-секретарем полиции безопасности. Я был статс-секретарем по вопросам безопасности в Австрийском правительстве в Вене. Это важно, так как полиция безопасности в Австрии была создана из Берлина и управлялась Берлином.
Эймен: Хорошо… Разве в действительности вы лично не руководили деятельностью словацких заговорщиков и не оказывали им помощь тем, что снабжали их оружием и взрывчатыми веществами? Отвечайте, пожалуйста, „да“ или „нет“?
Кальтенбруннер: Нет.
Эймен: Не припоминаете ли вы, что вы присутствовали на каком-либо совещании, где разрабатывался план относительно того, как спровоцировать это восстание в Словакии? Вы отрицаете это?
Кальтенбруннер: Это неверно. Я никогда не участвовал в таком подстрекательстве к восстанию в Словакии. Я участвовал лишь на первом заседании правительства Словакии в качестве уполномоченного германской империи.
Эймен: Помогал ли вам ваш друг Шпациль осуществлять ваши планы?
Кальтенбруннер: Я не помню. Во всяком случае это не были немецкие планы; если вы рассмотрите политическую обстановку в Словакии в тот момент, вы убедитесь, что империи совершенно не нужно было подстрекать Словакию. Само движение Глинки, которым тогда руководил, по-моему, доктор Тука, а также доктор Тисо, пришло к такому решению.
Эймен: Были ли вы знакомы с оберштурмбанфюрером Фрицем Мундхенке?
Кальтенбруннер: Я не понимаю…
Эймен: Вы это увидите из документа ПС-3842, который я попрошу передать вам, я представляю его за номером США-805.