Сразу после этого наша служба наведения сообщила, что несколько вражеских самолетов летят на восток вдоль берега возле Ораниенбаума. Одновременно пришло сообщение, что еще 4 Ла-5 летят у самого основания облачного слоя на высоте 7000 футов. Я сразу увидел их над собой чуть слева, но они тоже нас заметили.
Они начали пикировать с разворотом в нашу сторону, а мы пошли им навстречу, набирая высоту с разворотом. Мои пушки загрохотали, когда дистанция сократилась до 100 метров, и первая же очередь поразила головной истребитель русских. Когда снаряды попали в самолет, стало видно несколько двойных взрывов. Одно крыло отломилось, самолет загорелся и, кувыркаясь, упал в море.
Остальные три истребителя нырнули обратно в тучу, но мы с Майттяля погнались за ними. Вертикальная видимость в слое облаков была хорошей, мы даже могли видеть море в 3500 футах под собой, но горизонтальная видимость была, разумеется, плохой. Покружив какое-то время, мы опять заметили это трио, причем нам повезло - мы оказались позади них. Поэтому мы одновременно атаковали два замыкающих самолета. Очередь Майттяля попала прямо в цель, и пилот сразу выпрыгнул с парашютом. После этого Майттяля занялся третьим самолетом, а мне пришлось сражаться с моим противником несколько минут, прежде чем он загорелся, хотя я несколько раз видел, как мои снаряды попадают в цель. Я спустился под тучи и едва не столкнулся с парашютом пилота, которого сбил Майттяля.
Я сделал несколько кругов, и Майттяля присоединился ко мне. В этот момент мы заметили несколько быстроходных катеров, несущихся из Кронштадта, чтобы подобрать летчиков.
После приземления старший сержант рассказал мне, что в этом бою, который был для него первым, он подбил и второй самолет, который задымил. Однако потом Майттяля потерял русский самолет из вида, так как тот спикировал к Ораниенбауму.
Позднее мы получили подтверждение, что звено Медведева вернулось другим маршрутом. Поэтому заявлять, что я сумел раздобыть его скальп, было преждевременно.
Однажды я вылетел вместе со старшим сержантом Эки Лили на поиски пикировщиков Пе-2, которые появились над Финским заливом. Внезапно Эки совершенно спокойно сообщил мне, что его мотор отказал и вдобавок загорелся. Я посоветовал ему тянуть к берегу и прыгать с парашютом.
Он немедленно повернул к берегу и начал планировать в сторону Сейвясто. Затем он открыл фонарь, чтобы иметь возможность выпрыгнуть в любой момент. Я кружил вокруг него, время от времени сообщая положение дел. Опасность поджариться была не слишком высока, пока два языка пламени не лизнули брюхо самолета. А вот теперь огонь вполне мог забраться в кабину или поджечь баки, которые находились под сиденьем пилота. Если это случится, летчик сгорит заживо!
Когда мы достигли берега, я посоветовал ему аварийную посадку на аэродроме Яппила, который находился прямо под нами. Именно это и сделал Лили, хотя, как выяснилось, он не слышал моих наставлений, потому что отсоединил кабель наушников, готовясь прыгать с парашютом.
Теперь ситуация стала рискованной, потому что он решил садиться, а не прыгать. Если он спустится ниже минимальной высоты парашютного прыжка, ему придется садиться независимо от того, насколько сильным будет пожар к этому моменту.
Лили рискнул жизнью, чтобы спасти истребитель, и ему повезло. Я сверху видел, как его самолет скользит по земле, поднимая облако пыли, и останавливается. Аварийная команда сразу примчалась на помощь и потушила пожар. Наша ремонтная служба приложила массу усилий, чтобы как можно быстрее отремонтировать истребитель. И через две недели он снова был в воздухе над Карельским перешейком.
Убедившись, что Эки невредимый стоит рядом с самолетом и машет мне рукой, я вернулся к выполнению задания. Недалеко от Ораниенбаума я внезапно услышал передачу на неизвестном языке. Кто-то говорил: «Внимание, Иллу, работа, работа». Судя по всему, говорили по-русски.
Я немедленно ответил: «Внимание, русские, когда я найду Пе-2, вот тогда и поработаем!»
После этого товарищи немедленно включили мощную глушилку, так что больше на нашей частоте ничего не было слышно. Однако я сказал советскому оператору, который, судя по всему, понимал финский, что я слышу его глушилку, которая работает на другой частоте, потому что не забивает наши переговоры. После этого русский ответил: «Внимание, Иллу, тогда до свидания!»
Он выключил глушилку, в эфире стало чисто, однако я так и не нашел Пе-2, а потому работа не состоялась.
4 ноября я летал вместе с лейтенантом Валли и старшим сержантом Лённфорсом, чтобы перехватить возвращающиеся в Ораниенбаум Ил-2. Мы встретили их, как и рассчитывали, между Сескаром и Шепелевским маяком. Однако выяснилось, что чуть выше штурмовиков летят 5 истребителей прикрытия.
Я приказал двум своим товарищам атаковать идущие на малой высоте Ил-2, тогда как я сам займусь истребителями. Все 1500 лошадей моего мотора дружно рванули вперед и быстро вынесли меня на ту же высоту, на которой держались советские истребители. Однако, похоже, они не собирались драться, потому что дружно наклонили носы и перешли в пике, бросив штурмовики на произвол судьбы.
«Илы» уже находились совсем рядом с берегом, когда я на большой скорости проскочил мимо своих пилотов, еще не успевших атаковать русских. Они хотели сначала убедиться, что мне не нужна помощь в бою против истребителей.
Мой самолет, ревя мотором, обрушился на штурмовики, но я зашел на них в слишком крутом пике и со слишком большой скоростью, поэтому не успел обстрелять цели. В результате я сначала повернул на 90 градусов, а потом развернулся и на 180°. После этого я оказался на одной высоте со штурмовиками прямо сбоку от них. Взяв на прицел головной самолет, я заложил вираж и взял нужное упреждение. Я позволил цели исчезнуть у меня под капотом, прежде чем нажал гашетку. Сначала я дал короткую очередь, а потом заложил крутой вираж и повернул в сторону моря, потому что русские зенитки начали стрелять по мне. Моя цель рухнула на землю, и я увидел горящие обломки на морском берегу. Победа обошлась мне дешево, так как я не выпустил и 10 снарядов из пушки.
Валли и Лённфорс продолжили атаку своих целей, но тоже отвернули в сторону от берега, когда зенитки обстреляли их. Было бы крайне неприятно возвращаться домой над ледяным морем на поврежденном самолете. Даже когда машина полностью исправна, во время такого полета ты с волнением прислушиваешься к звуку мотора и невольно нервничаешь. Однако все подобные мысли улетают прочь, как только ты заметишь в небе вражеские самолеты. Тогда единственное, о чем ты думаешь, - это как побыстрее сбить противника и «окрестить» его в морской воде.
1944 год начался для меня с отдыха. Может быть, я действительно нуждался в нем, хотя и сам этого не понимал. Судьи военно-полевого суда это знали лучше.
Предыстория всего этого была следующей.
Наша эскадрилья, временно потерявшая одно звено, отправила связной самолет, чтобы доставить на аэродром пайки. Пока пилот этого самолета мастер-летчик Ятти Лехтоваара наслаждался кофейком, я вместе с механиком по приказу командира звена поднял этот маленький самолет в воздух, чтобы поставить на другом конце летного поля для заправки, так как на месте начальной стоянки имелось только низкооктановое топливо.
Когда самолет заправили, я перелетел на старое место, и, как наивно подумал, на этом все закончилось. Как бы не так.
Командир эскадрильи, базировавшейся рядом с нами, решил, что это были не деловые перелеты, а запрещенное воздушное шоу и вообще нарушение правил полетов. Он подал официальный рапорт по этому поводу. По правде сказать, я действительно летел не слишком прямо и не слишком ровно, но не придавал этому никакого значения. Но в результате меня вызвали на допрос.
Мой командир звена, который отдал приказ и который отвечал за все, не имел ко мне никаких претензий. То же самое говорили все, кто видел инцидент собственными глазами. Однако было устроено заседание военно-полевого суда. Мне было разрешено явиться туда без конвоя, что было выражением полного доверия ко мне. Но в результате весь процесс превращался в фарс.
Из летчиков в составе суда присутствовал начальник штаба авиакрыла, который потребовал наказать меня за нарушение правил проведения полетов. Главный обвинитель лейтенант Коскинен занял нейтральную позицию.
Я резко возражал против обвинения и представил письменные показания свидетелей происшествия, оправдывавшие меня. После десяти минут ожидания я услышал вердикт: виновен. Приговор: 30 дней карцера. Причина: нарушение правил проведения полетов вследствие неправильного истолкования приказа старшего офицера.
Мой командир не согласился с приговором, и я был готов подать апелляцию в вышестоящий суд. Но затем я отказался, когда выяснилось, что именно меня ждет.
