«4. УР создаются в непосредственной близости к государственной границе в следующих случаях:
а) если по оперативным соображениям отход от госграницы нежелателен;
б) если госграница проходит по естественному рубежу, представляющему собой серьезную преграду (реки, озера, болота и т. д.), или тактически выгодному рубежу (господствующие высоты);
в) когда отнесение оборонительного рубежа от госграницы угрожает промышленным, административным центрам или узлам путей сообщения»[202].
Действительно, ослаблять оборону крупных железнодорожных узлов в Западной Белоруссии и Западной Украине, которые и без того имели недостаточную пропускную способность и этим влияли на развертывание войск и их снабжение, было совершенно недопустимо. Похоже, что именно в это время окончательно оформилась концепция прикрытия границы: создание приграничной линии обороны с долговременными укреплениями, которая будет усилена полевой обороной и стрелковыми частями армий прикрытия, с основной целью максимально возможно задержать немецкие войска в начале вторжения и тем самым обеспечить мобилизацию и развертывание Красной Армии по штатам военного времени. И это решение было принято после падения Франции, то есть в тот момент, когда обстановка в Европе для Советского Союза стала наихудшей, чем было учтено в каких-либо предвоенных планах. Это было вынужденное решение, продиктованное обстановкой, и оно стало одним из звеньев целого ряда вынужденных решений, принятых в предвоенный период.
Конечно, командование Красной Армии вовсе не рассчитывало отсидеться за линией укреплений, поскольку перед глазами был свежий пример того, как немцы обошли линию Мажино, да и у Красной Армии был свой опыт проламывания долговременных укреплений, вполне поддающихся интенсивному обстрелу гаубичной артиллерией. Если посмотреть на состав 13 укрепрайонов «линии Молотова», то видна интересная закономерность. Из ее состава три укрепрайона: Ковельский, Владимир-Волынский и Струмиловский УР были заметно слабее остальных. Остальные УР включали в себя от 300 до 600 долговременных огневых сооружений (ДОС), например Каунасский – 599, Гродненский – 606, то вот эти три укрепрайона имели 138, 141 и 180 ДОС соответственно.
Вряд ли это случайно. С одной стороны, эти три укрепрайона прикрывали с запада огромный труднопроходимый район болот и лесов Припяти, который делил театр военных действий на две части. «Припятская проблема» занимала важное место в планировании операции «Барбаросса», поскольку с нею был связан выбор направления главного удара – севернее или южнее припятских лесов, в Белоруссию или на Украину. Потому вроде как особо оборонять этот участок границы не имело смысла, удары все равно бы пошли севернее или южнее припятских лесов и болот.
Но с другой стороны, эти решения окончательно принимались уже после французской кампании, в которой немцы обошли линию Мажино через труднопроходимый лесистый район Арденн. С этой точки зрения ослабление участка приграничных укреплений могло иметь стратегический смысл – подготовить немцам ловушку. Немецкая разведка, бесспорно, нащупала бы это слабое место, и удар, если бы он пошел через этот участок, отклонился к югу от припятского Полесья, через Новоград-Волынский, Луцк, Дубно и дальше по Украине. Военно-хозяйственное значение Украины как цель кампании также было очевидным. Если бы немцы клюнули на эту уловку, то в этом случае контрудар львовской группировки Красной Армии, в которой были сосредоточены подвижные соединения, на Люблин, под прикрытием с правого фланга мощного Рава-Русского укрепрайона, имел бы шансы привести к поражению всей группы армий «Юг» и резкому изменению положения на фронте в пользу Красной Армии. Видимо, в таком замысле и заключался секрет приказа о наступлении на Люблин, отданного Главным командованием Красной Армии 23 июня 1941 года, который мы рассмотрим чуть позднее.
Чтобы сторонники «капитана Ледокола» не выкрикивали «В главном-то он прав!», нужно отметить, что для выполнения этого плана требовалось совсем немного, буквально начать да кончить: достроить и укомплектовать укрепрайоны (согласно постановлению СНК СССР от 4 июня 1941 года «Об укрепленных районах» формирование частей строящихся укрепрайонов должно было окончиться к 1 октября 1941 года), доукомплектовать подвижные и стрелковые соединения, мобилизовать тыл, подтянуть резервы и сосредоточить второй эшелон армий. Для всех этих мероприятий требовалось время примерно до начала 1942 года.
Без этой подготовки нельзя было рассчитывать на успех. Почему даже успешный контрудар на Люблин в июне 1941 года не привел бы к разгрому немецкой армии, вполне понятно из того, что Вермахт был очень силен, и за его плечами стояла мощная военная экономика. Свалить Рейх одним ударом было совершенно невозможно, а война сразу бы перешла в череду крупных сражений с огромными потерями обеих сторон, которые развернулись бы на территории бывшей Польши, исход которых предсказать было нереально. Потому нужна была и мобилизация, и подтягивание резервов, в том числе на случай возможного поражения и наступления противника в глубь советской территории. Это было понятно еще в 1940 году, когда стали готовиться к строительству сразу нескольких рубежей долговременной обороны.
Самое главное – без готовых укрепрайонов этот замечательный план контрудара на Люблин был совершенно невыполним. Укрепрайоны играли в нем одну из ведущих ролей, обеспечивая решение сразу нескольких задач. Во-первых, прикрытие небольшими силами больших участков фронта (по планам развертывания общая численность гарнизонов укрепрайонов должна была достигнуть 239,5 тысячи человек, в 2,3 раза больше, чем численность пограничных войск), что позволило бы концентрировать войска на направлениях контрударов. Во-вторых, сковывание сил противника и особенно его артиллерии, что делало действия немцев более или менее предсказуемыми, а их силы делало более уязвимыми для контрударов. Таким образом, по опыту войны с Финляндией и по опыту немецкого прорыва линии Мажино был принят комбинированный «финско-французский» сценарий начала войны, когда укрепрайоны используются для прикрытия мобилизации и сосредоточения войск, как делали финны, и был запланирован ослабленный участок обороны в «линии Молотова», что-то вроде рукотворных Арденн, которым немцы могут попробовать воспользоваться для прорыва линии укреплений, подставив свой левый фланг под удар львовской группировки.
План в начале войны сорвался полностью и безнадежно из-за неготовности «линии Молотова», в которой из 5807 ДОС было завершено 880. Большая часть сооружений была недостроена и не вооружена, а часть ключевых дотов вообще не были начаты постройкой. В результате в укреплениях имелись разрывы шириной от 10 до 80 км, не прикрытые огнем. Например, в Гродненском УР, в котором должно было быть 373 ДОС, было завершено 165, строилось 38 сооружений, но два ключевых опорных пункта на правом фланге вообще не были начаты[203]. Брестский укрепрайон строился силами саперных частей 4-й армии и 33-го инженерного полка округа, стройматериалы доставлялись из Слуцкого укрепрайона и из бывшего польского Барановичского укрепрайона[204]. На момент начала войны в этом укрепрайоне было построено 128 ДОС, которые оснащались вооружением с Мозырского укрепрайона, и в боевой готовности было всего 23 ДОС: 8 – в районе Бреста, 3 – южнее Бреста, 6 – в районе Дрохичина и 6 – в районе Семятиче[205]. Последние два пункта почти в 100 км к северо-западу от Бреста. В начале войны вместо единого укрепрайона в распоряжении 4-й армии оказалось лишь четыре группы дотов, между которыми были огромные разрывы и удержать немецкие войска они не могли.
Такое же положение было и на укрепрайонах в полосе 5-й армии. Владимир-Волынский укрепрайон предполагался в составе 7 узлов обороны с 25 опорными пунктами, в которых должно было быть 141 ДОС. Реально же к началу войны было построено 4 правофланговых узла обороны с 8 опорными пунктами, в которых было сооружено 97 ДОС, из которых боеготовых – 61[206]. Были также на 80–90 % сооружены укрепления полевого типа из 10 батальонных районов. Состояние Владимир-Волынского УР было гораздо лучше, чем Брестского, однако же недостроенный левый фланг укрепрайона не закрывал «ворот» между 87-й и 124-й стрелковыми дивизиями. Это оказалось самое слабое место на всем участке 5-й армии, именно через него немцы осуществили прорыв в глубь построения армии. Ковельский укрепрайон, который располагался севернее и должен был включать 9 узлов обороны со 138 ДОС, вообще не был начат постройкой. Было сооружено лишь предполье из 15 батальонных районов и одного отдельного ротного опорного пункта. Доты не были даже заложены, и как такового укрепрайона не существовало, вместо него была полоса полевых укреплений[207]. А.В. Владимирский вынужден был признать: «Вследствие этих недочетов долговременные сооружения приграничных УРов вместе с их гарнизонами могли рассматриваться лишь как некоторое дополнение и усиление системы полевой обороны»[208]. Полевые укрепления, местами усиленные бетонными дотами, – это вовсе не обеспечивало того преимущества, которое давала полностью готовая линия укреплений.
