В результате, кстати сказать, Наполеон потерял от 25 000 до 40 000 человек (это огромные потери), а убыль русских войск составила, по разным данным, от 8000 до 14 000-15 000 человек.
К сожалению, имея всего около 30 000 человек под ружьем, адмирал Чичагов просто физически не мог ни остановить Наполеона на всех пунктах по течению Березины, ни противостоять ему в каком-то одном пункте.
17 (29) ноября французский офицер Серюрье, выполняя приказ генерала Эбле, поджег мосты. После этого обозы наполеоновской армии остались у русских. С ними же на восточном берегу была брошена многотысячная толпа практически безоружных людей, которых принялись рубить резко откуда-то взявшиеся казаки атамана Платова. И лишь после этого к месту переправы запоздало подошли части П. Х. Витгенштейна.
* * *
«Пассивность главнокомандующего русскими войсками Кутузова послужила почвой для многих вопросов и нареканий уже в то время, вызывая возмущение россиян и удивление французов»[64].
Наполеоновский генерал Арман де Коленкур потом так выражал свое изумление алогичными действиями русского главнокомандующего:
«Мы никак не могли понять маневра Кутузова. Мы знали, что он находится в трех-четырех переходах от нас; между тем, поскольку Витгенштейн не соединился с Молдавской армией, мы могли и даже должны были опасаться, что Кутузов соединится с ней, чтобы действовать согласованно».
С таким недоумением солидарно и большинство участников событий с русской стороны. Например, В. И. Левенштерн пишет:
«Фельдмаршал мог упрекнуть себя в том, что он действовал слишком медленно <…> Каково должно быть разочарование императора Александра, когда он узнал, что его прекрасный план, переданный на операционные линии <…> был таким образом искажен <…> Люди тут ни при чем. Кутузов лишил армию лишней славы».
Чем же руководствовался при этом Михаил Илларионович?
Карл фон Клаузевиц оценивает его мотивацию следующим образом:
«Мы не станем отрицать, что личное опасение понести вновь сильное поражение от Наполеона являлось одним из главных мотивов его деятельности».
Пока адмирал Чичагов сражался на Березине с превосходящими силами Наполеона, Кутузов с главной армией находился далеко позади, простояв несколько суток в Копысе (в 150–160 км от места переправы). А в это время Чичагов, дезорганизованный ложными сведениями, по сути, оказался брошенным на произвол судьбы.
В то же время, как признает историк Е. В. Тарле, «Кутузов не только простоял два дня в Копысе, но и от Копыса до Березины делал такие частые дневки и привалы, каких даже он никогда не делал до сих пор».
К сожалению, успешная переправа Наполеона через Березину стала очередным сорвавшимся планом Кутузова — Наполеону вновь удалось отбиться и уйти. И вновь Кутузов быстро нашел виновных. По сути, Кутузов просто «подставил» своего недавнего «обидчика». Этот факт был широко известен современникам.
В современном русском языке есть очень хорошее слово «подстава». Так вот механизм мелочной «подставы» Кутузова весьма подробно изложил в своих «Военных записках» Денис Давыдов:
«Кутузов, со своей стороны, избегая встречи с Наполеоном и его гвардией, не только не преследовал настойчиво неприятеля, но, оставаясь почти на месте, находился все время значительно позади. Это не помешало ему, однако, извещать Чичагова о появлении своем „на хвосте неприятельских войск“. Предписания его, означенные задними числами, были потому поздно доставляемы адмиралу».
Итак, мы видим, что мстительный Кутузов доходил до того, что помечал свои приказы Чичагову задним числом, так что адмирал ничего понять не мог.
Умышленно введенный в заблуждение, Чичагов мог сколько угодно ругаться на курьеров, которые доставляли ему приказы, которые уже невозможно было выполнить. Курьеры не были ни в чем виноваты. Виноват был Кутузов, чьи неправильно датированные приказы выбивали из-под ног Чичагова всякую почву.
* * *
17 (29) ноября 1812 года участник войны А. В. Чичерин записал в своем дневнике:
«Наполеон, говорят, убежал от нас; прекрасный маневр трех армий, соединившихся, чтобы раздавить и совершенно уничтожить одну деморализованную и обессиленную армию, не удался по воле одного человека в силу несчастной привычки, кажется им усвоенной, — задумывать блестящий маневр и не осуществлять его как раз тогда, когда успех особенно вероятен».
Читая подобные слова, невольно задаешь себе вопрос: а хотел ли вообще Кутузов успеть вовремя к переправе?
К сожалению, приходится констатировать, что не хотел. Более того, даже мысли такой не имел. Похоже, что все и было задумано исключительно для того, чтобы переложить всю полноту ответственности за неожиданное спасение Наполеона на адмирала Чичагова.
А уж в этом Михаил Илларионович был известным мастером. И он тут же написал императору Александру, что граф Чичагов сделал массу ошибок, что он «зачем-то» переправил часть своих войск на левый берег Березины и расположил главную свою квартиру в Борисове, что, пока неприятель строил мосты, он не атаковал его «большими массами, а довольствовался действием во весь день 16 ноября двумя пушками и стрелками, через что не только не удержал ретираду неприятеля, но еще и сам имел весьма чувствительный урон».
Михаил Илларионович писал так, «словно перед Чичаговым никого нет: иди куда хочешь, а он почему-то не идет. Словно Наполеон вообще не предпринимал никаких усилий обмануть Чичагова с переправой, словно и не оборонялся никто у мостов»[65].
Это выглядит невероятно, но Кутузов почему-то предпочел не описывать, как отчаянно и безуспешно пытался Чичагов в одиночку остановить грозного корсиканца, как не мог приблизиться к переправе под огнем противника, как тщетно ожидал основные силы.
Впрочем, очень даже понятно, почему он этого не делал. Кутузов знал, что имеет вес в масонском обществе Санкт-Петербурга, и его расчет полностью оправдался: вся пресса и пропаганда тех лет обрушились с упреками не на него, а на адмирала Чичагова. Поэт Г. Р. Державин высмеял адмирала в эпиграмме, а баснописец И. А. Крылов написал известную басню, заканчивавшуюся словами: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник».
В результате пострадал человек, который был единственным, кто пытался хоть что-то сделать в создавшейся «странной» обстановке.
* * *
Советский историк Л. Г. Бескровный в связи с этим умудрился сделать вывод, что Кутузов «справедливо полагал, что двух армий Чичагова и Витгенштейна достаточно для того, чтобы закрыть Наполеону дорогу к Вильне, заставить отступать по Минской дороге и, таким образом, принять удар французской армии на главные силы». По его словам, «вся имеющаяся документация позволяет нам сделать этот бесспорный вывод».
С подобной точкой зрения, пожалуй, можно было бы согласиться, если бы соединение войск П. В. Чичагова и П. Х. Витгенштейна произошло до начала наполеоновской переправы, но этого, как мы знаем, не произошло по вине Кутузова.
Историк И. Н. Васильев пишет:
«Скорее же всего Кутузов не имел ни определенного плана своих действий, ни желания вмешиваться в решающие события, предпочитая отдать все на волю случая. Но при этом он сделал все, чтобы обезопасить себя от каких-либо нареканий, что, в свою очередь, нуждалось в подыскании другой удобной кандидатуры для нападок. А кого выдвинуть на эту роль, как не своего заклятого врага? Просто нужно было надлежащим образом подготовить к этому общественное мнение, чем фельдмаршал активно и занялся».
А вот всегда старающийся сохранять объективность Дэвид Чандлер замечает:
«Трудно понять медлительность Кутузова вплоть до 26 ноября, если не видеть в этом намеренного желания дать Наполеону уйти за Березину. Его противоречивые приказания своим подчиненным, особенно Чичагову, были основной причиной потери, казалось бы, неизбежного и полного успеха».
Как бы то ни было, Наполеон ушел, а «козлом отпущения» был сделан адмирал Чичагов. Кутузов припомнил Чичагову его разоблачения в Дунайской армии и прямо обвинил адмирала в неудаче. Поскольку другие части бездействовали, обвинить больше было действительно некого.
Так наступила развязка интриги, которая началась весной 1812 года. Великолепно осведомленный Давыдов считал, что Кутузов «ненавидел Чичагова за то, что адмирал обнаружил злоупотребления князя во время командования Молдавской армией». Де Местр позже вспоминал: «Кутузов ненавидел адмирала и как соперника, могущего отнять у него часть славы, и как моряка, сведущего в сухопутной войне».
По свидетельству князя А. Б. Голицина, ординарца Михаила Илларионовича, тот с насмешкой говорил, «что моряку нельзя уметь ходить на суше и что он не виноват, если государю угодно было подчинить такие важные действия в тылу неприятеля человеку хотя и умному, но не ведающему военного искусства».
