«Немцы не достигли первым налетом намеченной цели, не смогли вывести из строя наши аэродромы и самолеты. Наши самолеты и танки целиком нигде не были уничтожены с первого удара. В КОВО (хотя, может быть, от меня что-нибудь и скрывали; но так докладывали мне тогда, а я верил и сейчас верю, что это была правдивая информация) немцы нигде не смогли использовать полностью внезапность для нанесения удара по авиации, танкам, артиллерии, складам, другой военной технике»[467].
Здесь мы оказались более-менее готовы. Здесь немцы не смяли нас с первого удара.
И немалая заслуга в этом командующего Юго-Западным фронтом генерал-полковника Михаила Петровича Кирпоноса….
Первый день войны оказался насыщен событиями.
Основной удар немцев пришелся по левому флангу 5-й армии, и поначалу их перевес в силах был подавляющим. На 75-километровом участке от Устилуга до Крыстынополя против двух выдвигавшихся к границе советских стрелковых дивизий действовали до шести пехотных и три танковые дивизии противника. Результат не замедлил сказаться. 87-я и 124-я стрелковые дивизии не дошли до границы и, обойденные немцами, заняли круговую оборону. О создании сплошного фронта на этом 75-километровом участке не было и речи, и танки Гудериана устремились в глубь советской территории.
Однако их ожидал сюрприз. Навстречу немцам из Луцка выдвигалась к границе 1 — я противотанковая артиллерийская бригада Москаленко[468]. Восточнее Владимира-. Волынского[469] произошел ожесточенный встречный бой, в результате которого обе стороны понесли чувствительные потери[470]. Однако немцы не только не разгромили бригаду, но, будучи не в состоянии прорваться по шоссе на Луцк, были вынуждены обходить ее боевые порядки с юга.
В то же время сопротивление окруженных у границы соединений было столь сильным, что большая часть пехоты противника оказалась скованной вокруг них на длительный срок[471]. Севернее — 45-я и 62-я дивизии 15-го стрелкового корпуса[472] отразили все атаки немцев. Однако вскоре последние нащупали стык между 5-й и 6-й армиями и начали продвигаться на Радзехув. Навстречу им выдвигалась передовая дивизия 15-го мехкорпуса — 10-я танковая, но, как вскоре выяснилось, корпусу было не под силу закрыть образовавшуюся 50-километровую брешь. Дорога на Берестечко и Дубно оказалась открыта.
На других участках фронта складывалась куда более благоприятная для нас обстановка. Там немцы не имели танкового кулака, и их наступательные возможности оказались куда скромнее.
В полосе обороны 6-й армии сильное давление оказывалось на правофланговые — 41-ю стрелковую и 3-ю кавалерийскую дивизии. Однако прорваться через боевые порядки советских войск противнику не удалось. В то же время и мы не смогли прикрыть все расширявшуюся брешь между 5-й и 6-й армиями[473].
99-я стрелковая дивизия 26-й армии, считавшаяся лучшей в РККА[474], не ударила в грязь лицом. Утром 22 июня немцы ворвались в пограничный Перемышль, но закрепиться им не удалось. Уже на следующий день части дивизии освободили город. Трижды Перемышль переходил из рук в руки и в конце концов остался за нами. Лишь 29 июня в связи с ухудшением обстановки на других участках Юго-Западного фронта, по приказу командования, город был оставлен.
Итак, уже к вечеру обозначились две ударные танковые группировки противника, оперирующие юго-западнее Луцка и в районе Сокаль-Радзехув. Именно они, прорываясь на восток, отрезали от основных сил 5-ю армию и представляли главную опасность.
К сожалению, неверную информацию о силах противника предоставила разведка. Занизив силы противника, действующие в центре и на правом фланге 5-й армии, разведчики представили ложные сведения о
«движении танковых колонн противника от Брест-Литовска на юго- восток. Генерал Потапов сделал из этого сообщения вывод, что передвигающиеся от Брест-Литовска вражеские войска направляются в тыл его армии с севера. К такому выводу склонялся и Военный совет фронта… На самом деле эта угроза оказалась мнимой. Ошибка стоила дорого: уделив все внимание вражеской группировке, якобы двигавшейся от Брест-Литовска на Ковель (несуществующей группировке! — А.Б.), командарм не смог своевременно разобраться в обстановке на своем левом фланге и на стыке с армией Музыченко. А именно там противник наносил главный удар»[475].
Как это нередко случается, осторожность, и предусмотрительность Кирпоноса сыграли с ним злую шутку. Командующий не любил, да, наверное, и не умел рисковать. Желая избежать окружения 5-й армии, он принял впоследствии роковое решение. 22-й механизированный корпус, главная сила, сдерживающая рвущихся к Луцку немцев, был переброшен под Ковель. Мало того, что, воспользовавшись этим обстоятельством, противник направил на обнажившийся участок фронта танковую дивизию. И 135-я стрелковая дивизия[476] и 1-я противотанковая артиллерийская бригада оказались под угрозой окружения и разгрома[477]. Куда важнее то обстоятельство, что к предпринятому контрудару по вклинившимся в нашу оборону танковым дивизиям Клейста привлечь 22-й мехкорпус после этого было уже невозможно[478].
В такой обстановке ближе к полуночи 22 июня была получена очередная (о предыдущих мы еще поговорим) директива Ставки, в которой Юго-Западному фронту предписывалось:
«Прочно удерживая государственную границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов, и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 24.6 овладеть районом Люблин…»[479]
Нереальность поставленной задачи была очевидна, так как одним лишь мехкорпусам для выхода к месту сосредоточения требовалось от двух до четырех суток. Выдвигавшимся из глубины в полосу 5-й армии стрелковым корпусам второго эшелона для того, чтобы преодолеть 150–200 километров, требовалось не менее пяти-шести суток.
Об этом, а также о том, что главные силы одновременно к месту сражения подойти не смогут и корпуса неизбежно будут втянуты в бой по частям, прямо сказал на импровизированном военном совете Пуркаев. Он порекомендовал командующему доложить в Москву о сложившейся неблагоприятной обстановке и просить об изменении задачи[480]. Однако Кирпонос вступить в спор с Москвой, даже заявить о своем несогласии с полученной директивой не решился[481]. В сущности, было принято компромиссное решение. Пытались остановить противника, подтянуть к основанию его танкового клина мехкорпуса и нанести удар по мере их сосредоточения, ориентируясь не столько на оговоренный Ставкой срок, сколько на их готовность к боевым действиям[482]. Первоначально для проведения контрудара планировалось привлечь 4-й, 8-й, 9-й, 15-й и 19-й мехкорпуса[483].
В ночь на 23 июня в штаб прибыли в качестве представителя Ставки Г. К. Жуков и назначенный членом Военного совета фронта Н. С. Хрущев. Переговорив с командармом-6, «Жуков особо подчеркнул, насколько важно, чтобы 4-й мехкорпус как можно быстрее был переброшен на правый фланг армии»[484], и выехал в 8-й мехкорпус[485]. Вечером настроение его ухудшилось. Вот что пишет Баграмян:
«Начальник Генерального штаба был хмур. Он молча кивнул в ответ на мое приветствие. Из разговора я понял, что Жуков считает действия командования фронта недостаточно энергичными и целеустремленными. По его словам, много внимания уделяется решению второстепенных задач и слишком медленно идет сосредоточение корпусов. А нужно определить главную опасность и против нее сосредоточить основные усилия… Только так можно добиться перелома в ходе приграничного сражения. Жуков считал ошибкой, что Кирпонос позволил командующему 6-й армией оттянуть 4-й механизированный корпус с правого фланга армии, где враг наносит главный удар, на левый и ввести его в бой на этом второстепенном направлении»[486].
24 июня начался наш контрудар. И развивался он далеко не так, как планировалось. 22-й мехкорпус прорваться к Владимиру-Волынскому не сумел. Более того, используя высокую мобильность своих соединений, немцы обошли частью сил наши позиции и стали угрожать коммуникациям. 15-й мехкорпус, понесший за два дня боев тяжелые потери, еще сдерживал противника, но наступать уже не мог. Все успевшие подойти части 4-го и 8-го мехкорпусов по замыслу командования должны были в течение ночи занять исходное положение, в 7 часов утра 25 июня нанести удар, выйти в район Войница — Милятын — Сокаль и соединиться с окруженными частями 87-й и 124-й стрелковых дивизий[487]. Однако обострение обстановки заставило пересмотреть принятое решение. Мощная танковая группировка противника прорвалась в район Дубно — Броды и угрожала уже коммуникациям всего фронта. В то же время немцы подставили под удар свои фланги. Исходя из этого, Кирпонос перенацелил для наступления на Дубно как подходившие к Радзивилову и Бродам танковые дивизии 8-го механизированного корпуса[488], так и сосредотачивавшиеся северо-восточнее части 9-го и 19-го мехкорпусов.
