Ранним утром 26 июня 8-й мехкорпус силами 7-й моторизованной, 12-й и 34-й танковых дивизий нанес, наконец, мощный удар в северо-восточном направлении. Советские танкисты подошли к Берестечко, но дальше продвинуться не смогли. 15-й мехкорпус не смог поддержать соседа справа, так как сам с трудом отражал непрекращающиеся атаки противника[489].
К тому времени уже вступили в бой 9-й и 19-й корпуса, потеснившие немцев. Наибольшего успеха добилась 20-я танковая дивизия 9-го мехкорпуса. Она глубоко вклинилась в боевые порядки противника, но прорваться к Дубно с севера не смогла. К ночи бой затих. Командиры корпусов генералы К. К. Рокоссовский и Н. В. Фекленко заверили Потапова, что с утра возобновят наступление, но к этому времени командующий фронтом, по- видимому, уже склонился к мысли, что без временного перехода к обороне не обойтись.
Начальник же Генштаба все еще не терял надежды разгромить танковый клин Клейста[490]. Вновь приведу слова Баграмяна:
«Из 5-й армии возвратился генерал армии Жуков. Узнав, что Кирпонос намеревается подходившие из глубины 36-й и 37-й стрелковые корпуса расположить в обороне на рубеже Дубно — Кременец — Новый Почаюв — Гологурцы, он решительно воспротивился против такого использования войск второго эшелона.
— Коль наносить удар, то всеми силами!
Перед тем как улететь 26 июня в Москву, Г. К. Жуков еще раз потребовал от Кирпоноса собрать все, что возможно, для решительного контрудара»[491].
На следующем же после убытия Жукова заседании Военного совета фронта[492] Пуркаев высказал то, к чему стали постепенно склоняться большинство работников штаба. Пора переходить к обороне! Предложение начальника штаба не явилось неожиданным для Кирпоноса.
«Командующий фронтом сформулировал окончательное решение: стрелковым корпусам временно занять оборону по линии рек Стоход, Стырь и населенных пунктов Кременец, Золочев. Механизированные корпуса отвести за этот рубеж. За три-четыре дня подготовить мощный контрудар с целью уничтожения вторгшихся на Луцком и Дубненском направлениях войск противника.
Времени для разработки общего боевого приказа уже не оставалось. Кирпонос посылает в войска своих представителей»[493].
О принятом решении было доложено и в Москву. Уже к вечеру пришел ответ: отход прекратить и продолжать контрудар!
От кого исходило это указание — догадаться нетрудно. Не тот был человек Жуков, чтобы отказываться от своих решений. К тому же Кирпонос не пришелся ему по душе[494]. Да иначе и быть не могло, слишком уж разными были эти люди. Кирпонос, вне всякого сомнения, оценивал немцев очень высоко и ввязываться во встречный бой, не имея достаточной информации, рискуя остаться без резервов, отнюдь не спешил. Однозначно оценивать его действия при организации контратакующих действий в приграничном сражении невозможно.
Жуков превыше всего ценил инициативу. Если надо было сосредоточить силы на решающем направлении, он без колебания оголял другие участки фронта, которые считал второстепенными.
Конечно же, решительный, целеустремленный Жуков куда больше соответствовал требованиям этой войны. Но вместе с тем не будем забывать и о том, что ей пока еще не соответствовали боевая подготовка и возможности советских войск. В конце концов, факт остается фактом, мехкорпуса, потеряв в яростных атаках материальную часть, задержали, но не обескровили танковую группу Клейста. Не остановили немцев. К обороне, так или иначе, перейти пришлось. Только без танков в тылу и куда восточнее…
Не столько вина, сколько беда Кирпоноса в другом. Он не мог отстоять перед начальством свою точку зрения. Имея собственный план дальнейших действий, вынужден был выполнять чужой, навязанный ему сверху. Который считал ущербным и в который не верил. А без веры прежде всего в самого себя победы не добьешься…
Повторюсь, не только в нем дело. Помимо прочего, не хватало элементарного опыта в управлении такими массами войск и боевой техники. А в результате — вся неразбериха, противоречащие друг другу приказы, метания танковых колонн от одного рубежа к другому. И главное — введение мехкорпусов в бой по мере подхода. Последовательно. По частям.
Вот что пишет об этом встретивший войну в должности командира 9-го механизированного корпуса генерал- майор К. К. Рокоссовский:
«…Никому не было поручено объединить действия трех корпусов. Они вводились в бой разрозненно и с ходу, без учета состояния войск, уже двое суток дравшихся с сильным врагом, без учета их удаленности от района вероятной встречи с противником»[495].
А пока что не сумевший отстоять свою точку зрения в переговорах с Москвой, Кирпонос вынужден был отдать новый приказ, прямо противоположный предыдущему. Связь практически отсутствовала. — Вновь пришлось использовать представителей — офицеров штаба. К этому времени 8-й и 15-й мехкорпуса уже начали отходить в юго-восточном направлении. Неизбежной неразберихой воспользовались немцы, которые к утру 27 июня заняли Дубно и, отбросив к югу находившиеся на марше части правофланговой дивизии 36-го стрелкового корпуса, двинулись на Острог. К счастью, в районе Шепетовки оставались еще некоторые части 16-й армии генерала М. Ф. Лукина[496]. Его инициатива и спасла положение. Командармов немедленно приостановил погрузку и начал перебрасывать под Острог части 109-й моторизованной дивизии 5-го мехкорпуса, которые и остановили немцев[497].
Резкое ухудшение обстановки вынудило Кирпоноса поставить корпусам новые задачи. 8-й должен был теперь наступать прямо на Дубно, 15-й — на Берестечко. Повезли новый, третий по счету, приказ бригадный комиссар А. И. Михайлов и комбриг Н. С. Петухов. Туда же, проверить, выехал вскоре и член Военного совета фронта Н. Н. Вашугин. О нем еще речь впереди…
34-я танковая дивизия 8-го мехкорпуса, усиленная мотоциклетным полком, двинулась вперед и поначалу имела успех. 15-й наступать уже не мог, не осталось танков. С 9-м и 19-м корпусами, равно как и со штабом 5-й армии, связи не было.
В конце дня 27 июня генерал Д. И. Рябышев доложил, что передовые части его 8-го мехкорпуса с боями ворвались в Дубно. В штабе фронта повеселели. Казалось, складывается реальная возможность разгромить, наконец, танковую группировку противника. В самом деле, она оказывалась зажатой с трех сторон: с северо-востока ее атаковали 9-й и 19-й мехкорпуса; с юго-запада — 8-й и 15-й механизированные, 36-й и 37-й стрелковые корпуса и 14-я кавдивизия 5-го кавалерийского корпуса; с востока — группа Лукина.
Однако радость оказалась преждевременной. Реальная обстановка оставалась далекой от той, что была обозначена на штабных картах. 9-й и 19-й мехкорпуса не смогли прорвать оборону противника, подверглись массированным ударам авиации и, понеся катастрофические потери, откатывались к Ровно[498]. Подвижная группа 8-го мехкорпуса была окружена немцами в Дубно, и связь с ней потеряна. 15-й стрелковый и 22-й механизированный корпуса оставили Ковель и отошли за реку Стоход.
В сложившейся ситуации Кирпонос принял решение усилить удары по прорвавшимся в район Острога танковым соединениям Клейста, с тем чтобы если не разгромить их, то хотя бы вынудить приостановить продвижение на восток. Однако вскоре выяснилось, что 8-й мехкорпус, также понесший тяжелые потери, деблокировать свою 34-ю танковую дивизию был уже не в состоянии. Наступательные возможности Юго-Западного фронта были исчерпаны. И хотя в новом боевом приказе еще упоминалось о контрударе силами 5-й армии с целью отсечения прорвавшейся к Ровно группировки противника, весь он был пронизан духом обороны. Остатки 4-го, 8-го и 15-го мехкорпусов выводились в резерв.
В ходе тяжелых боев они, как и другие мехкорпуса фронта, участвовавшие в контрударе, понесли катастрофические потери. От более чем трех с половиной тысяч танков остались сотни. Вырвать инициативу из рук противника не удалось.
Бои шли уже неподалеку от Тарнополя. В ночь на 30 июня штаб Юго-Западного фронта переехал в Проскуров. Приграничное сражение было проиграно. 30 июня последовал приказ Ставки, в котором войскам Юго-Западного фронта предписывалось до 9 июля занять оборону на рубеже Коростенского, Новоград-Волынского, Шепетовского, Староконстантиновского и Проскуровского укрепленных районов. Фронт отходил на старую границу…
Причины поражения наших механизированных корпусов в приграничных сражениях противоречивы, сложны и многообразны. Негативно отразился на ходе боевых действий ввод их в сражение по мере подхода к рубежу сосредоточения, по частям. Сыграла свою роковую роль немецкая авиация, буквально висевшая над полем боя.
Но куда более значимо и отсутствие взаимодействия между нашими танковыми, стрелковыми и авиационными подразделениями. Нередко мехкорпуса действовали на свой страх и риск, в отрыве от стрелковых частей, практически без поддержки авиации.
