После такого приказа командиры русских частей в лагере пришли к решению, что «не ехать на съезд нельзя, принимая во внимание категорическую форму бумаги». Было решено, что делегаты на съезд от лагеря потребуют удаления Яковлева, будут настаивать на объединении усилий всех существующих русских организаций в Польше «для создания одного трудоргана», потребуют присутствия на съезде представителя печати.
После вмешательства в подготовительный процесс съезда генерала Новикова, на собраниях интернированных 1-й стрелковой дивизии, дивизии «Смерти» и казаков в Тухоле была принята резолюция, в которой интернированные «приветствовали в целом» идею образования органа, который помогал бы интернированным в изыскании работ, но также отказали Яковлеву в доверии и потребовали присутствия на съезде представителей Попечительного комитета, Земгора и эмигрантского РОКК. Такое же решение принял Союз русских студентов в Польше.
Сохранился ряд документов, содержащих оценку ситуации и причин созыва «съезда делегатов». Есаул Жилин, видимо, не имея достоверной информации о действительных причинах созыва съезда польской военной властью, предполагал, что людей хотят собрать на работы: «Яковлев на этом деле постарается заработать и люди частью уйдут в Совдепию, частью распылятся и перессорятся»[827].
Член НСЗРиС есаул М. Фролов сообщал председателю НСЗРиС Шевченко о состоявшемся 26 февраля собрании в Варшаве, на котором присутствовала «инициативная группа» от интернированных (есаул Яковлев и несколько руководителей трудовых артелей), «пан Вендзягольский от польского министерства труда» и «кто-то из Генерального штаба». Собравшиеся, по его сведениям, решили созвать съезд в связи с ухудшением положения в лагерях «до невозможности», когда интернированные готовы были пойти на какие угодно работы, «лишь бы вырваться из лагеря»[828].
Наиболее информированным был сотрудник НСЗРиС В. Клементьев, который сообщал В. Савинкову в Прагу и Шевченко, что идея созыва «съезда делегатов» созрела во втором отделе штаба военного министерства в начале февраля 1922 г. Именно тогда капитан второго отдела штаба В. Чарноцкий заявил о начале борьбы «с засевшими в Польше монархистами, которые имеют большие связи, особенно в МИД».
В личной беседе с капитаном Чарноцким Клементьев выяснил, что вопросами организации съезда занимался референт капитана Чарноцкого подпоручик Блонский. Кандидатура есаула Яковлева на роль «организатора съезда» была выбрана ими потому, что тот – «авантюрист» и «хорош тем, что его не примут ни монархисты, ни единственная организованная демократическая группа в Польше» – группа Б. Савинкова. В случае неудачи, по расчетам Чарноцкого, есаула Яковлева «можно было затереть или выбросить из дела вовсе»[829].
В материалах второго отдела штаба военного министерства сохранилась информация о подготовительной работе по организации съезда делегатов с целью создания Союза бывших российских военных эмигрантов в Польше. Союз должен будет не только решать вопрос занятости интернированных, но и выполнять функции юрисконсультов («оказывать содействие при заключении контрактов и соглашений с предпринимателями»), а также ходатайствовать перед польскими властями в защите интересов рабочих и заниматься решением прочих вопросов[830].
Организаторы из второго отдела штаба хотели видеть в числе делегатов представителей всех групп интернированных, работавших в лесничествах, на строительстве дорог и мостов, на фабриках Польши[831]. Делегатами съезда должны были стать представители от интернированных, заключенных в лагерях, а также представители печати[832], высших учебных заведений, Союза русских инженеров в Варшаве, Русского комитета[833], делегаты от отделения РОКК в Ровно, а также от групп русских эмигрантов, осевших в Ровном Корце и Остроге. По настоянию Яковлева на съезд был вызван поручик Грудзинский (бывший начальник конной дивизии Яковлева), чиновник староства в Торуни. На съезде ожидали Философова. В число делегатов не бвли включены представители организаций монархического направления, к которым капитан Чарноцкий относил РОКК (эмигрантский) в Варшаве во главе с Л. И. Любимовой[834].
Стенографический отчет заседания съезда дает все основания сделать вывод о глубоком расколе в среде делегатов съезда. Кроме того, делегаты заявили, что они «были назначены, а выборы фактически не производились». На съезд не прибыли представители от многих артелей, от отдела труда РОКК, Русского комитета, а также те делегаты, которых действительно избрали в лагерях[835]. Представители от казачьих дивизий сразу выразили недоверие инициатору съезда есаулу Яковлеву и потребовали присутствия делегатов от общественных организаций (Попечительного комитета, Русского комитета, Земгора). Делегаты от дивизии «Смерти» и 1-й стрелковой дивизии 3РА от участия в съезде вообще отказались[836].
Съезд делегатов закончился лишь решением о создании комитета по проведению выборов в лагерях. Было решено обратиться к польскому правительству за помощью. Подавляющая часть приглашенных делегатов отказалась участвовать в съезде, объяснив это тем, что цель съезда – использование их на работах в лесных концессиях, взятых Вендзягольским, братьями Булак-Балаховичами и другими представителями руководства антисоветских формирований. На этом съезд закончился. Попытка польского военного ведомства таким образом решить проблему лагерей интернированных закончилась ничем. Каких-либо сведений о продолжении работы вторым отделом штаба по организации трудовых союзов бывших интернированных пока не обнаружено.
О положении интернированных антисоветских формирований, как и военнопленных красноармейцев, зимой 1921/22 г. было хорошо известно польскому военному руководству. 1 февраля 1922 г. начальник второго отдела штаба И. Матушевский сообщал генералу К. Соснковскому: «Из имеющихся в распоряжении второго отдела материалов, которые получены из переписки интернированных[837] и печати, следует сделать вывод, что факты побегов из лагерей… вызваны условиями, в которых находятся коммунисты и интернированные (отсутствие топлива, белья и одежды, плохое питание, а также долгое ожидание выезда в Россию). Особенно прославился лагерь в Тухоле, который интернированные называют «лагерем смерти» (в этом лагере умерло около 22 000 пленных красноармейцев)»[838].
Казалось, репатриация на родину ставших обузой для польского бюджета беженцев (интернированных антисоветских формирований), могла быть естественным и самым простым выходом из сложившегося положения. Однако командный состав польского военного ведомства проявил особое упорство в противодействии нормальному ходу этого процесса. Процесс репатриации в Россию стал осложняться с первых дней работы смешанной комиссии по репатриации; членам российско-украинской делегации (РУД) польское руководство на местах чинило всевозможные препятствия в работе по выявлению истинного положения в лагерях. Политика, которую проводило военное командование в период работы репатриационной комиссии с контингентом военнопленных красноармейцев в 1921 г., продолжилась и в 1922 г. Уместно напомнить, что начиная с августа 1921 г., делегатов РУД перестали допускать для инспекционных осмотров в наиболее крупные и проблемные лагеря – Стржалково и Тухола[839].
Польская военная власть также чинила препятствия красноармейцам и интернированным в передаче ими достоверной информации о положении в лагерях, жалоб на действие и бездействие чинов польского военного руководства. В ряде случаев практиковались крайние меры: пытки, избиения, насилие и другие наказания тех красноармейцев и интернированных, информация и жалобы которых доходили до членов РУД[840]. Эти действия были не единичны и не случайны, что позволяет говорить о сознательном противодействии военного командования и польской делегации смешанной комиссии работе РУД по репатриации амнистированных беженцев.
Факты говорили сами за себя. В лагере Стржалково сразу после получения информации об объявлении амнистии, в декабре 1921 г., 800 интернированных выразили желание вернуться на родину. В наказание за это всю зиму 1921/22 г. они провели в «изоляции без постельного белья и постельных принадлежностей». В лагерях Щепёрно и Калиш 12 января 1922 г. лагерная администрация объявила запись желающих амнистированных выехать на родину. В результате все 100 человек, изъявивших желание выехать, были посажены под арест и лишены пайка[841].
24 февраля 1922 г. за желание вернуться в Россию в лагере Стржалково группа интернированных была избита. В их числе, в частности, были бывший штабс-капитан Липовецкий, бывший товарищ прокурора Русанов, бывший штабс-капитан Козловский и другие. РУД зафиксировала также, что 1 марта в том же лагере и по той же причине были избиты «советские граждане Жуковский с сестрой, Коренко с женой и другие». РУД располагала и другими фактами избиения польским руководством лагерей лиц, желающих вернуться в Россию[842].
