— Ну, Леонид Алексеевич, показное заруливание удалось! Теперь пусть летчики сами попробуют и оценят.
Встречающие уже подошли к самолету — Мальков, Майоров, Дмитриев… Жаль, что не было Сергея Славина, который первым поднял вопрос о создании тормозного устройства для лыж.
— Ну, ты даёшь, Саша! — говорил Борис Майоров. — Мы же не знали, зачем нас позвали на берег, а когда увидели, что самолет на лыжах рулит по стоянке, все решили, что летчик «того». Или пьяный. Я даже глаза закрыл — сейчас, думаю, будет дров предостаточно наломано. А когда открыл глаза, самолет уже на стоянке. И ещё моторы перед выключением пробует!
Так триумфально и закончилась наша «демонстрация». Каждый из присутствовавших летчиков порулил, сделал по кружочку над Диксоном, попробовал тормоза. Заключение было единодушным:
— Теперь тормоза есть!
В 1972 году меня временно прикомандировали к международному отряду Аэрофлота, назначили командиром Ил–62. Честно сказать, я сам напросился — уж очень хотелось посмотреть мир. А желание мое совпало, по счастью, с производственной необходимостью.
В те годы Ил–62 считался флагманом нашей гражданской авиации. Машина надежная, проверенная, но условия её эксплуатации были зачастую непривычными. Мы выполняли, как правило, самые дальние рейсы — в Индию, Пакистан, Сингапур, на Кубу, позже в Эквадор. Предельная высота полета Ил–62 — двенадцать километров. А высота грозовой облачности нередко достигает в тропиках четырнадцати–пятнадцати километров. Иногда только с помощью бортового локатора удавалось выискивать «ворота» в стене облаков. Всякое бывало — и неожиданные болтанки при абсолютно ясном небе, и сильнейшие струйные ветры, безжалостно сжиравшие запасы горючего. В общем, учитывая специфику полетов, наше руководство сочло полезным назначить летчика–испытателя командиром пассажирского корабля.
О Бермудском треугольнике уже в то время немало говорили и писали — «кладбище Атлантики», «треугольник смерти», «треугольник дьявола». Рассказывали, например, о таинственной гибели шести американских самолетов в 1945 году. О бесследно исчезнувшем в этом районе четырехмоторном «Стар Тайгер» с шестью членами экипажа и двадцатью пятью пассажирами, среди которых якобы находился маршал английских ВВС.
Нет нужды продолжать этот перечень — современный читатель и сам легко дополнит его. В Бермудском треугольнике бесследно исчезали небольшие частные аэропланы, коммерческие и военные самолеты, гигантские транспортные бензозаправщики. И конечно, морские суда. Уже в то время список жертв был достаточно обширен — «свыше ста судов и самолетов, более тысячи человек».
Рассказывали о странном поведении стрелок компасов в этом районе: порой они начинали медленно, но безостановочно двигаться, лишая штурманов возможности ориентироваться. Рассказывали о выходе из строя автопилотов и другого оборудования, о странном свечении крыльев. Самая удивительная история произошла с самолетом компании «Нейшнд эйрлайнз». Имея на борту сто двадцать семь пассажиров, он подлетал к Майами. Диспетчер аэропорта уже вёл его, все шло нормально и кончилось нормально. Летчик не заметил ничего необычного. Однако, по словам диспетчера, на экране локатора изображение самолета внезапно исчезло. И появилось вновь только через десять минут. Самое же странное, что все часы на самолете тоже отстали на десять минут!.
Теперь можно считать доказанным, что большинство «таинственных происшествий» было просто–напросто выдумано досужими любителями сенсаций. Но в то время все эти истории обсуждались вполне серьезно, и Бермудский треугольник пользовался у летчиков и моряков самой дурной репутацией.
Меня, однако, все эти страшные истории до поры до времени ничуть не пугали. На Кубу, в Гавану, мы летали регулярно, четко по расписанию. Из Москвы до Рабата, столицы Королевства Марокко. Здесь отдыхали, а потом — на Гавану. Десятичасовой бросок через Атлантику, семь с половиной тысяч километров над океаном… Трудный, конечно, участок. Сильные встречные ветры были здесь обычными, нередко приходилось уходить на запасной аэродром — чаще всего, на живописный остров Гваделупа из группы Малых Антильских островов.
Все эти трудности я всегда считал достаточно рядовыми и с Бермудским треугольником никак их не связывал. Мне почему–то казалось всегда, что роковой треугольник находится к северу от Бермудских островов, далеко в стороне от наших маршрутов. Развеял мои заблуждения Володя Петров — он давно уже летал на Кубу.
В тот день мы грелись с ним на золотом песке гаванского пляжа Санта — Мария, лениво переворачиваясь с боку на бок. Разговор зашел о нашем общем знакомом — Александре Полякове, который незадолго до того, израсходовав горючее, совершил посадку на Бермудских островах. Володя комментировал это событие как–то мрачно:
— Приперло его, вот и сел. Припрет нас, и мы сядем.
Я начал расспрашивать, бывал ли он сам на Бермудах? Какой там аэродром?
Судя по всему, мои невинные вопросы он счел вопиющей бестактностью, словно бы я к ночи невпопад упомянул о черте. Володя даже привстал:
— Ты что, притворяешься? Или в самом деле не знаешь?
— Про что?
— Про то! Про Бермудский треугольник!
— Ну, как же, знаю. Только он–то тут при чем? Мы же южнее летаем…
Володя окончательно разъярился:
— Запомни! Все твои полеты — и мои, конечно, — проходят как раз через центр этого знаменитого треугольника! И нечего трепаться об этом! Накличешь беду!
…Назавтра мне предстояло вылетать. Гавана — Рабат — Москва. Обычный, конечно, рейс, но… Теперь–то я знал — через центр Бермудского треугольника!
Вечером поделился с экипажем новой информацией. Большинство, как и я, не представляли расположения треугольника. Знал только Лева Рыбаков, второй пилот, но он, по его словам, думал, что это всем известно.
Полет нам предстояло выполнить на самолете Ил–62М — том же Ил–62, только с двигателями другого конструктора. Они отличались от предыдущих своей экономичностью, большей мощностью. Но ресурс у них был небольшой, что, конечно, говорило о меньшей надежности.
Подготовка к полету проходила как всегда. Все знакомо, ничего нового. И все же что–то новое было — в душе у нас. Было ожидание чего–то совсем необычного.
Погода стояла солнечная, жаркая, температура воздуха около тридцати градусов. Со стороны города дул небольшой ветерок, и мы взлетали курсом на город. Я вырулил, как всегда, в самое начало взлётно–посадочной полосы. Передо мной три с половиной
километра бетонной ленты и красивые стройные пальмы на границе аэродрома. Странная мысль мелькает в голове — если один из двигателей откажет, пальмы могут помешать при взлёте. Нет, лучше не думать. Первый раз, что ли?
— Двигатели на взлётном, все в норме, — докладывает бортинженер Ратмир Гафуров.
Отпускаю тормоза. Самолет стронулся с места и начал набирать скорость. Вот уже середина полосы, уже пройден рубеж, за которым я должен продолжать разбег даже в случае отказа одного из двигателей. И в этот момент боковым зрением успеваю заметить — Гафуров потянул назад один из секторов газа.
— В чем дело?!
— Ничего, командир, ничего. Температура третьего больше нормы, потом разберемся.
Третий двигатель работает не на полной мощности, скорость растет медленнее, чем обычно. Приближаются уже последние плиты взлётно–посадочной полосы, за ними стена деревьев. Беру штурвал на себя, самолет поднимает нос и тяжело отрывается. Макушки пальм уже ниже и позади, мы переходим в набор высоты. Пронесло!
— Что там с двигателем, Ратмир?
— Пока прибрал газок немного, подравнял температуру. Мощность, конечно, поменьше будет, но пока так пойдем. А там видно будет. В случае ухудшения — выключим и на трех двигателях дойдём.
Набрав высоту девять тысяч метров, мы перешли в горизонтальный полет. Под нами северное побережье Кубы, знаменитый пляж Варадеро — одно из лучших курортных мест мира. На экране бортового локатора слева вырисовывается южная оконечность полуострова Флорида со светящейся точкой города Майами. Впереди появились очертания Багамских островов, вот уже проплыл под нами Нассау. Севернее нашего маршрута — Бермудские острова. После вчерашних рассказов Петрова само сознание, что ты в треугольнике, вызывает ощущение ожидания чего–то необычного Скорей бы миновать это загадочное место!
Мы подходили уже к центру треугольника, но пока ничего таинственного, к счастью, не наблюдалось, если не считать частичного отказа двигателя на взлёте. А нужно ли его считать? Ведь так все неисправности, которые появятся, можно вписать на роковой треугольник!
Честно сказать, у меня было двойственное чувство. Не хотелось, конечно, исчезнуть бесследно, за счет неведомых сил. А с другой стороны, хотелось столкнуться с чем–то необычайным, хотелось проверить себя. Может, мне и суждено разгадать тайну Треугольника?
