На предъявленное ему обвинение в измене родине и в сотрудничестве со штабом военного министерства Польши Б. Савинков ответил: «Без опоры на иностранцев мы воевать не могли»[1093]. «Кто борется – тот в зависимости от иностранцев: от англичан, французов, японцев, поляков… Иными словами, на границе измены. Ведь никто не верит в бескорыстие иностранцев», – аргументировал Б. Савинков свою позицию[1094].
О своих финансовых манипуляциях он не вспоминал, однако современный анализ архивных документов позволяет нам сделать однозначный вывод: значительные размеры финансовых вливаний из польской казны в «политическую и военную деятельность» Б. Савинков скрыл и от инспекторов и от добровольцев в польских лагерях. Подавляющая часть польских и французских субсидий, а также взносов частных лиц оказалась в его личном распоряжении.
1924 г. стал годом признания Советского Союза; 28 октября того же года правительство СССР установило дипломатические отношения с французским правительством левого блока Э. Эррио. В связи с изменением внешнеполитической обстановки главнокомандующий Русской армией за рубежом П. Н. Врангель решил сузить военную работу (не в форме Русской армии, а в форме военных союзов); 1 сентября 1924 г. он издал приказ об образовании Русского общевоинского союза (РОВС). Третий отдел союза под руководством генерал-лейтенанта Е. К. Миллера приступил к работе на территории Польши, Финляндии, Данцига и государств Прибалтики.
Произошли существенные перемены в концепции тайной советской заграничной политики. Зимой 1924/25 г. в Политбюро ЦК партии большевиков сформировалось понимание необходимости ликвидировать «активную разведку», т. е. «организацию связи, снабжения и руководства диверсионными отрядами на территории Польской республики». Члены Политбюро отказались от развития системы «активных боевых групп» в различных странах, решив передать их «в полное подчинение компартий данной страны». Вместо «активных групп» в соседних с СССР странах было решено создать «особые пункты для обследования и изучения военных объектов», установления связи с нужными людьми, заготовки материалов и прочего[1095].
В 1925 г. Военный совет польского военного министерства провел анализ ситуации и пришел к выводу, что Польша уступает в военном отношении как Германии, так и СССР. Было определено, что в случае войны оба государства будут совместно действовать против Польши. В случае военного конфликта на Восточном фронте естественным союзником была признанна Румыния, на Западном – Франция[1096].
Так закончился период в советско-польских отношениях, когда цели польской восточной политики в понимании Ю. Пилсудского и неумеренные амбиции Б. Савинкова, вошедшего в тесный контакт с военным руководством Польской республики в первые годы ее существования, сформировали не имевшую прецедентов в новейшей истории категорию интернированных антисоветских формирований. По существу, польское военное командование проигнорировало нормы международного гуманитарного права, сформировавшиеся к рассматриваемому периоду. Безусловным нарушением его норм и принципов, в частности IV Гаагской конвенции 1907 г., было рекрутирование в антисоветские формирования военнопленных красноармейцев, российских граждан, которые выступили против своей страны.
Двустороннее Соглашение о репатриации, подписанное польским и советским представителями, постоянно нарушалось польской стороной. Польская администрация лагерей практиковала сокрытие информации, давление на репатриантов, угрозы и насилие с целью затормозить исполнение Соглашения и сорвать двусторонние договоренности. После амнистии рядовому контингенту бывших русских отрядов в Польше со стороны польских военных властей на местах имели место случаи активного противодействия возвращению амнистированных беженцев на родину с использованием крайних мер (пытки, избиения, насилие).
В лагерях интернированных сохранялись военные формации во главе с русскими командирами («начальниками лагерей»), стремившиеся оставить в Польше максимальное число интернированных. Поляки – коменданты лагерей, со своей стороны, исполняли негласные указания военного командования, которое преследовало те же цели. Иная, но пассивная позиция польского дипломатического руководства по этому вопросу не стимулировала изменение ситуации в положительном направлении.
РУД проделала поистине колоссальную работу по выполнению Соглашения по репатриации, несмотря на скрытое нежелание польской «военной партии» открывать дорогу на родину тем, кого можно было использовать в качестве потенциального человеческого материала в антисоветской работе. В условиях недофинансирования РУД смогла обеспечить репатриацию более 9 тысяч человек: 30 % от общего числа (включая интернированных армии УНР) амнистированных беженцев. Однако, объективно оценив результаты своей работы, руководство РУД заявило о фактическом срыве репатриации из Польши.
Итоги массового возвращения на родину к концу 1925 г. были юридически оформлены в комплексе законодательных и подзаконных актов профильных структур СССР (ОГПУ и НКВД) в отношении репатриантов всех категорий. Точка в процессе законодательного обеспечения прав и возможностей русских беженцев (включая амнистированных беженцев) на репатриацию в Россию была поставлена 13 ноября 1925 г. подписанием Постановления ЦИК и СНК СССР, которое действовало до принятия Закона о гражданстве СССР 19 августа 1938 г.
Этот документ предусматривал утрату гражданства лицами, пропустившими регистрационные сроки для его получения. К ним были отнесены следующие категории: военнопленные и интернированные военнослужащие царской и Красной армии, амнистированные беженцы, служившие в белых армиях и принимавшие участие в контрреволюционных восстаниях; с этого момента все они приравнивались в своих правах на получение советского гражданства к иностранцам[1097].
Отследить судьбы амнистированных беженцев из Польши (а также других категорий репатриантов) после их возвращения в СССР, за единичным исключением[1098], пока не представляется возможным. Организаторы репатриации в Польше (Е. Я. Аболтин и Е. Б. Пашуканис и др.) были репрессированы в 1937 г. и расстреляны в 1938 г., как «иностранные шпионы».
В рассматриваемый период Политбюро ЦК РКП(б) – ВКП(б) рассматривало Польшу как главную «угрозу миру» на западной границе СССР[1099]. До февраля 1925 г. включительно ОГПУ проводило операции по «активной разведке», т. е. ликвидации бандитских формирований и групп («балаховцев» – «партизан», «зеленых» и прочих) на восточном пограничье СССР, которые проводились при обязательной поддержке национально-освободительного движения белорусского и украинского населения на территории Польши[1100].
В начале 1925 г. прежняя внешнеполитическая концепция в Политбюро ЦК РКП(б) получила иное оформление: западный сосед СССР стал главным организатором антисоветских интриг[1101].
В «неуспехе» в целом политики Франции в регионе Польши и Прибалтики в рассматриваемый период почти 10 лет спустя У. Черчилль обвинил самих французов: «Они осмеивали усилия Деникина; они не сделали никакой попытки привести к подлинному соглашению между русскими белыми, с одной стороны, и Польшей и лимитрофами, с другой». По мнению Черчилля, причина этих неудач заключалась в том, что «французы не захотели взять на себя инициативы, как того требовали их собственные интересы, в вопросе о скорейшем достижении определенной и согласованной деятельности между всеми антибольшевистскими военными силами и державами»[1102]. О своей роли в организации авантюры в форме «отряда русских беженцев» в Польше и особой – руководящей – роли в ней своего протеже Б. Савинкова Черчилль в своих воспоминаниях умолчал.
Внешнеполитические планы союзников в рассматриваемом регионе к концу 1919 г. были подвергнуты существенному пересмотру, поскольку курс на продолжение интервенции в Советскую Россию оказался несостоятельным. Белые армии, в которые были вложены значительные средства, терпели поражение за поражением в ходе Гражданской войны. Создание антисоветских формирований на территории Польши по замыслу руководства Антанты должно было усилить позицию Польской республики в качестве ключевого звена в «заборе» вокруг Советской России.
Непосредственная работа по созданию «отряда русских беженцев» велась под руководством французского командования, которое действовало на территории сферы интересов Франции. Особую роль в этом процессе сыграла французская военная миссия в Польше под руководством А. Нисселя. В то же время план создания на территории Польши антисоветских формирований вписался в федеративный план начальника государства Ю. Пилсудского в качестве его составной части.
У. Черчилль выбрал на роль руководителя процессом создания антисоветских отрядов в Польше неоднозначную политическую фигуру – Б. В. Савинкова, который к этому моменту занимал лидирующую позицию в представительстве А. В. Колчака в Париже. С приездом Б. Савинкова в Варшаву в начале 1920 г. второй отдел штаба польского военного министерства развернул совершенно секретную, но чрезвычайно активную деятельность по выполнению намеченного плана. Из польского бюджета были выделены значительные средства на создание русского отряда на территории Польши и для агитации в лагерях военнопленных красноармейцев, а также в республиках Прибалтики, в лагерях военнопленных в Германии, в северо-западных губерниях Советской России; на переправку добровольцев в Польшу в пункт сосредоточения; на обмундирование, вооружение и содержание. В течение 1920 г. Б. Савинков непосредственно руководил этой деятельностью в контакте с польским военным руководством и французской военной миссией.
