В наушниках дважды пискнуло. И еще раз. Готовы. Опустив на глаза «Филин», напоминавший толстенные мотоциклетные очки, Мазур стал изучать переплетение ветвей, временами поднимая руку, ощупывая листья и сучки жестами слепого. В инфракрасных лучах все это казалось не зеленым, а бледно-розовым. Замер, как статуя, когда шумное дыхание собаки послышалось совсем близко, по другую сторону ограды, — как ни плавно, как ни бесшумно двигался, а песик почуял, друг человека гребаный, подошел проверить…
Неуверенное повизгивание — громоподобное благодаря микрофону, но на самом-то деле, конечно, тихое, вряд ли способное всполошить охрану…
В конце концов пес, раздвигая носом шелестящие листья, с шумом втянул воздух ноздрями — ну-ну, откуда же, тварюга, возьмутся знакомые тебе запахи? Ага, побрел прочь, то-то…
Мазур нажал кнопку на приборчике, напоминавшем наручные часы. Два коротких писка в ответ. Ну, поехали…
Вынул из кармана на колене овальный плоский предмет, нажал кнопку и осторожненько, носком ботинка просунул его под нижний ряд веток. Буквально через пару секунд за изгородью послышался многоголосый визг, топанье лап — бедные псины, настигнутые неслышимым человеку могучим посвистом ультразвука, в панике бессмысленно носились по двору, вмиг растеряв все охранные рефлексы. Теперь самое трудное…
По ту сторону изгороди лениво прикрикнули — естественно, по-испански. Судя по звукам в наушниках, караульный даже не удосужился встать, и автомат, ручаться можно, так и стоит рядом с ним. Конечно, что подумает в данный момент провинциальный гангстер из рядовых? Что на собак напала непонятная блажь…
Отстегнул на ощупь скобу, выхватил из-за плеча толстый предмет длиною с трость, нажал удобный крючок. Трость с едва слышным щелканьем развернулась в трехметровую узенькую лесенку. Оперев ее на заранее присмотренные ветки, Мазур в три прыжка оказался наверху, над изгородью, ярко-розовая сидящая фигура была как на ладони, он рывком перекинул вперед из-за спины пятьдесят третий «хеклер-кох» с глушителем, привычно перещелкнул предохранитель на одиночный, нажал на спуск.
Автомат тихо кашлянул — следовало бы для надежности сначала плюнуть в глушитель согласно старой солдатской хитрости, тогда звук получается и вовсе тихим, но времени не было, — и сидящий, дернувшись, обвис на низком стуле. Мазур уже был в воздухе, приземлившись на согнутые в коленках ноги, рванул туда, успел увернуться от собаки, ополоумевшей торпедой пронесшейся в миллиметре от него, успел подхватить заваливавшегося вправо покойника, осторожненько опустить его на каменный пол террасы. В три секунды придал позу спящего на боку, прикрыл шляпой затылок с выходным отверстием. Выпрямился.
Слева, из-за угла, бесшумно выкатились, уворачиваясь от собак, две фигуры — нечеткие очертания, глазу сразу и не зацепиться, ни малейшего бряканья, снаряжение прихвачено на совесть растяжками и карабинчиками, ни единого светлого пятнышка, все выкрашено в черный…
Судя по их жестам, все прошло гладко, остальные караульные уже либо тренькали на арфах где-то высоко, либо, что вероятнее, осторожненько пробовали ногой кипящую смолу. В доме пока что не слышалось признаков переполоха.
Мазур задержался на какой-то миг, держа автомат стволом вверх. Прямо-таки физически ощущал вокруг крохотное государство, внутри которого они оказались: примерно пять на пять километров, коровники, плантации, всякие амбары, разбросанные там и сям домишки рабочих, склады, импровизированные караулки. Сюда-то они проехали не привлекая внимания (дон Херонимо не зря взял «хаммер», у братишек в гараже стояли два таких же), а вот обратно… Выбраться иногда бывает труднее, чем ворваться, чем выкосить… Сам он сделал бы все иначе: газовые гранаты, подстраховывающий снайпер в отдалении, где-нибудь в кроне дерева, обесточенный особняк, где ты в очках ночного видения царь и бог, — но кто ж его спрашивал?
Бегом достигнув ограды, он подобрал «свисток». Трое гуськом скользнули в приотворенную дверь, и Мазур выключил ультразвуковую игрушку, пока собаки окончательно не взбесились, не привлекли внимание.
Коридор. Дверь в конце, две справа, одна слева, там горит свет… Кухня. Огромная, старинная. Весьма современные электроплиты, длинный стол, шкафы, какой-то обормот в одиночестве орудует вилкой, сгорбившись над большой тарелкой какого-то местного месива…
Мановением указательного пальца Мазур решил его судьбу — в полосу света, падавшего из распахнутой двери, выдвинулся Кацуба и одним точным выстрелом навсегда излечил полуночника от обжорства. Скользнул туда, успел подхватить и его, и вилку.
Мазур прикинул: судя по планировке, лестница на второй этаж располагается напротив фасада, они же находятся определенно левее, значит — в дверь и направо…
Вереницей переместились к двери, ставя ногу за ногу по старинной методике ниндзя, ощетинясь стволами в три стороны. Осторожненько, двумя пальцами Мазур потянул старинную дверную ручку, длинную и массивную, стоя так, чтобы из-за его плеча Кацуба успел угостить пулей любую живую неожиданность, буде таковая окажется по ту сторону.
Никого не оказалось. Точно, холл, неизвестно уж, как он именуется по-испански… На второй этаж ведет широкая лестница с толстенными перилами, добротно сработана, хоть на легком броневичке по ней въезжай… Камин, на стене по обе стороны — шпаги и сабли веерами. К стене прислонена вполне современная винтовка. Полутьма, тишина, но вверху слышны негромкие голоса, кто-то ходит…
Три черных призрака скользнули к лестнице, поднимались, держась у самых перил, ставя подошвы на самый краешек досок, — чтобы не скрипнула предательски под ногой дряхлая половица.
Мазур ткнул пальцем в грудь Франсуа — по диспозиции тому и надлежало остаться здесь. Франсуа вдруг энергичным жестом внес свои поправки — выходило, он требует, чтобы остался Кацуба. «Будь ты моим подчиненным, я б тебе потом, на «разборе полетов», припомнил, сука…» — подумал Мазур, но не стал заводить долгую дискуссию на пальцах, просто кивнул, и они, оставив Кацубу, двинулись наверх.
Вправо или влево? Он выдернул из гнезда на плече тонкий микрофончик, держа его двумя пальцами, вытянул сначала влево, потом вправо, прижавшись к стене. Слева — тишина, а вот справа доносятся непонятные звуки: размеренная возня, что ли…
Движение пальца, и оба свернули вправо, за угол. Тут же обнаружилось, что в конце коридора поперек ковровой дорожки лежит полоса света. Мазур переправил автомат обратно за спину, прихватил приклад резиновой петлей, выдернул из кобуры тяжелый «браунинг» с глушителем — у него их парочка висела на бедрах, как у киношного ковбоя.
Через несколько секунд оба прижались к стене почти напротив двери, точнее, высокого, сверху закругленного аркой проема — дверь, как таковая, отсутствовала. Отсюда, из тени, прекрасно видели все происходящее в обширной комнате.
Хорошее, мать его, сочетаньице — два увешанных от ботинок до ушей современнейшим снаряжением убивца в коридоре и вульгарная съемка порнофильма в условиях, максимально приближенных к реальности, — это в комнате…
Происходившее никак иначе обозвать было нельзя, поскольку на обширной кровати были скрещены два снопа света от сильных ламп на треножниках, а подальше, в полумраке, алым угольком горел глазок видеокамеры.
Два усатых широкоплечих облома и крашеная блондинка, как в такой ситуации и полагалось, одеждой не обременены, если не считать массивной золотой цепи на шее того, что лежал. Развалился на кровати, стервец, ухитряясь прихлебывать пивко из бутылки, пока блондинка, склонившись над низкой кроватью и упершись в нее руками, без особого воодушевления исполняла номер, известный древним китайцам как «игра на флейте любви». Впрочем, определенное мастерство в исполнении номера сразу чувствовалось. Второй, пристроившись к ней сзади, пользовал без затей — в общем, банальнейший «шведский бутерброд», лишенный и капли фантазии, вряд ли брательников — а это, конечно же, они — можно отнести к числу творческих натур…
Пора на сцену и господам критикам, киноведам, понимаете ли… Обменялись скупыми жестами, разобрали цели, твердо установив — кому кого. И выросли в полосе света как черти из табакерки, вскинули пистолеты. Два кашляющих хлопка, финита…
Какой-то миг трудившаяся без огонька блондинка не ощущала перемен в декорациях и ходе спектакля, но потом, когда стоявший завалился, когда Мазур черной тенью прянул внутрь, подхватывая его за талию, опуская на пол, а вмиг оказавшийся рядом Франсуа цепко ухватил ее за предплечье, недоуменно задрала голову, зажмурилась, раздернув рот…
В последний момент Франсуа загасил ожидавшийся истерический визг, ловко ухватив ее четырьмя пальцами под нижнюю челюсть, указательным прижав губы. Она выкатила глаза, пытаясь осознать происходящее, легонько задергалась.
