Владислав Ельников - Рубежи Новороссии

Армия Новороссии рождается в трудностях и муках, как это обычно и бывает в этом мире. В трудностях и муках живёт и наша страна, пытающаяся сейчас возродиться из небытия 90-х. Что-то здесь уже сделано, что-то делается, а что-то ещё только предстоит делать. Делатели же выбывают из строя по разным причинам, на их место нужна замена, а продолжающим деятельность нужна помощь. У вас, дорогие соотечественники, есть возможность принять участие в исторических событиях нашей Родины.

Вступайте в армию Новороссии!

Сам же я жив, здоров, цел и невредим, по-прежнему свободен от алкоголя и табака, и за все эти девять месяцев я ни разу не испытал сколь-нибудь серьёзного побуждения к их употреблению. Моё духовное состояние боевое, мои духовные искания живы и разнообразны, моё здоровье улучшилось. За все девять месяцев службы я ни разу не заболел чем-то серьёзным, не получил травм или ранений. У меня есть все необходимые материальные средства, сам лично я ни в чём не нуждаюсь: сыт, обут, одет, крыша над головой есть.

Для интересующихся службой скажу, что необходимо здесь в первую очередь. Главное — это серьёзное решение служить Родине и готовность к перенесению тягот воинской службы, часто проходящей в открытой степи, в жёстких природных условиях. Есть трудности во взаимоотношениях с окружающими, их просто не может не быть в условиях стеснённости и высоких нагрузок. Ваше серьезное намерение даст вам достаточно сил для преодоления этих затруднений.

Из материального обеспечения в первую очередь необходимо следующее:

1. Тёплое нижнее бельё.

2. Тёплые перчатки, или хотя бы простые хозяйственные перчатки, а ещё лучше — те и другие.

3. Тёплая вязаная шапка.

4. Светодиодный фонарик с аккумуляторами и возможностью их подзаряда.

5. Двухсимочный сотовый телефон.

6. Котелок.

7. Складные нож и ложка.

8. Кружка.

9. Записная книжка с ручкой или блокнот.

10. Туалетная бумага (небольшой её рулон надо всегда иметь при себе) или салфетки.

11. Небольшой запас самых необходимых лекарств (анальгин и т.п.).

12. Несколько фотографий 3×4.

13. Деньги и документы.

14. Швейные иглы с нитками.

В целом, пожалуй, всё. Остальное при необходимости можно приобрести на месте.

С противником у нас сейчас идут обычные перестрелки из стрелкового оружия и гранатомётов. Временами укронацисты кроют по нам гранатами и ВОГами, а где-то вдали раздаются разрывы то ли мин, то ли снарядов. При этом ночное небо на горизонте озаряется кратковременными вспышками. Часто ночью бывают слышны отдалённые тяжёлые взрывы, определить источник которых не удаётся. Получается как в старой советской песне: «…и грохочет над полночью то ли гроза, то ли эхо прошедшей войны…»

Однако нынешняя война никак не может считаться прошедшей, не взирая на все соглашения, перемирия и объявленные режимы тишины, заведшие дело в тупик. Все мы рвемся в бой, с нетерпением ждём начала наступления, но такие решительные действия нам строго запрещены. Когда будет желанное наступление и будет ли оно вообще, никто из нас не знает. Тем не менее, при всех трудностях военной службы я очень рад такому повороту судьбы. В своём выборе ничуть не раскаиваюсь и о нём ничуть не сожалею.

…Наша позиция была удалена от опорной части, а оперативная обстановка и нехватка горючего не позволяла подходить сюда нашим армейским «Уралам». Использовать же бронетехнику тоже было нельзя по ряду причин, и в первую очередь — по причинам политического свойства. Появление бронетехники на передовой линии обороны могло быть расценено как нарушение минских договорённостей, что дало бы противнику козыри в информационной войне, не затихающей, в отличие от войны обычной, ни на мгновение.

Но ведь нам были необходимы и боеприпасы, и вода, и пища. Если с водой нам помогла зимушка-зима своим, пусть и небольшим в отличии от более северных краёв, снегом, то всё остальное нам приходилось носить на себе за несколько вёрст с нашей опорной части.

Как-то раз, нагрузившись продуктами и боекомплектом, мы вдвоём с Евгением вышли с опорной части к себе на позицию. Смеркалось, по небу ползли низкие серые тучи и дул обычный для здешних краёв сильный ветер. Тучи опускались всё ниже, сумерки сгущались всё сильнее, видимость делалась всё меньше. Вот уже на горизонте тёмно-серое небо полностью слилось со светло-серой заснеженной степью, растворив все видимые ранее очертания холмов. Мне казалось, что наша позиция находится где-то левее, поэтому я всё время забирал влево. Вот уж вроде бы должна показаться наша лесополоса, но её всё нет и нет. Видать, я немного сбился в наступившей темноте, к тому же ни звёзд, ни Луны, ни обычных огней на горизонте не было видно из-за низкой и плотной облачности. Ладно, сейчас я эту ошибку исправлю, ведь мы идём в верном направлении и уже находимся где-то совсем недалеко от цели.

Вдруг у нас под ногами оказалась хорошо накатанная дорожная колея. Её не было и не могло быть на нашем пути, ведь никакая техника к нам не ходила. Откуда же колея? Странно… Да нет же! Это колея от наших «Уралов» доставляющих грузы на нашу опорную часть. Просто мы в темноте немного отклонились и каким-то образом вышли на этот путь. Сейчас я исправлю эту небольшую ошибку и мы скоро прибудем на место. Вон впереди чернеют какие-то деревья, это и есть наша лесополоса в которой мы заготавливаем дрова на наши печки. Вперёд, к этим деревьям!

Однако рядом с этими деревьями оказался какой-то очень глубокий и совсем незнакомый нам овраг, круто спускающийся куда-то вниз. Всё ясно! Это другой конец лесополосы, теперь нам надо просто спуститься по балке вниз и продолжить путь в верном направлении. Тронулись мы было вниз, но спуск оказался очень крут. Рядом с нашей позицией таких крутых склонов нигде не было. Нет, тут всё же что-то не то, мы идём куда-то не туда. Нам хватило благоразумия вернуться и не тратить сил на бесполезные спуски-подъёмы по заснеженной балке, в которой к тому же глубина снега была по колено.

Вернувшись обратно на подозрительную колею, мы разглядели вдали два каких-то чёрных пятна. Да это же сгоревшие танки, оставшиеся в степи после освобождения прошлой зимой дебальцевского выступа! Всё, наконец-то разобрались! Сейчас мы найдём верный путь! Подойдя ближе к этим чёрным пятнам, мы увидели вместо танков деревья…

Стало окончательно ясно, что мы заблудились в ночной степи. Как теперь быть? Свой телефон я с собой не взял из-за полной его разряженности, телефон моего товарища Жени тоже едва дышал и не мог тянуть яндекс-карты или другие информресурсы, при помощи которых можно было бы разобраться, где мы находимся. Идти наугад дальше, кричать, стрелять, звать на помощь? Но заблудившись, мы могли оказаться совсем рядом с укронацистами. Вот добыча-то им будет, вот радости-то противнику! Скажут, мол, «ватники» нам жрачку и боекомплект принесли…

Ага, щщас! Подавляющее большинство из нас давным-давно твёрдо решило никогда не сдаваться живыми в плен. Лучше подорвать себя гранатой или застрелиться, чем отдать свою жизнь, честь и достоинство на поругание необандеровцам или просто одураченным пропагандой несчастным украинцам из ВСУ. А в нашем случае вдобавок ко всему мог выйти такой позор!

Итак, не наскочить бы нам на врага… но куда же идти, в каком направлении двигаться? Мне кажется, будто идти надо вон в ту сторону, Жене кажется всё наоборот. Обстановка складывается всё более напряжённая, и во избежание ссоры я следую за Женей. В подобных случаях очень важно сохранить хладнокровие и выдержку, если же поддаться раздражению и злобе, то можно быстро погибнуть. Именно это и говорит богатый опыт путешественников, военных, первопроходцев: в подобных случаях людей губит не столько природная среда, сколько собственные панические настроения, проще говоря, — страх. Об этом писал Тур Хейердал, переплывший на утлом плотике половину Тихого океана. Это же самое отмечал Ален Бомбар, преодолевший всю Атлантику от Европы до Америки на надувной лодке. Вот и в нашем случае надо в первую очередь сохранить присутствие духа.

Достаю гранату и вворачиваю в неё взрыватель, затем кладу её поближе в карман. Автомат вешаю на грудь, досылаю патрон в патронник и снимаю оружие с предохранителя. Теперь я готов к неожиданной встрече с противником. Наверное, то же самое делает и Женя, и хотя я не могу разглядеть его действий в темноте, но на всякий случай говорю ему:

— Женя, осторожно. Мы можем наскочить на укров.

Евгений в ответ молчит, но молчание порой бывает красноречивее всяких слов. В этом тягостном молчании хорошо чувствуется, как тяжело сейчас Жене. Тем не менее, он сохраняет выдержку, не кричит, не возмущается, хотя с полным правом мог бы меня спросить: