Инструкции относительно целей были исчерпывающими. Была продумана каждая деталь, и нам были предоставлены детальные карты, аэрофотоснимки и большие диорамы целей. Каждая группа провела часы, разрабатывая наиболее эффективный курс выхода в атаку. Турбинные залы, как сердце электростанций, были главной целью, и они должны были быть разрушены.
Во время полета на Ju-52 над электростанцией в Берлине-Шпандау мы могли с воздуха увидеть большую территорию станции, и нам показали, как определить, где находится ее сердце. Курс, направление, контрольные точки (которые должны были быть отмечены цельфиндерами) и подсветка целей были неоднократно сообщены, и роздана необходимая документация. На общем совещании нам еще раз ясно дали понять важность операции.
Поскольку первоначально запланированные аэродромы в Восточной Пруссии были больше недоступны нам, а дальность была слишком большой для успешного возвращения большинства машин, были назначены новые посадочные площадки внутри «Курляндского кармана».
Вопрос о том, было ли планирование и исполнение успешными, так и не был получен.
Несмотря на маркировку маршрута и освещение целей, пилоты достигли бы их только после восьмичасового ночного полета. После атаки они должны были на полностью заправленном FW-190 преодолеть расстояние в 1200 километров до Балтики, два с половиной часа полета средь бела дня. Это было возможно? Каждый пилот должен был ответить на этот вопрос сам.
Для большинства летчиков это была миссия, которая заставляла их немного нервничать, но они были молоды и отбрасывали «дьявольскую осторожность» и верили, что ничто не может помешать им.
Точно так же, как и инструктаж, личное снаряжение, предоставленное нам, было превосходным. В дополнение к парашюту мы имели аварийное горное снаряжение, две ракетницы, 7,65-мм пистолет «Вальтер», аварийный запас продуктов в ранце, аптечку в наколенном кармане и небольшой пакет с ножницами, рыболовными крючками, веревкой, 75 тысячами рублей и сигнальными ракетами. «Вальтер» был пристегнут к голени, часы и компас – к запястью, также была большая карта с проложенным курсом. Насколько тесно было в кабине FW-190, может оценить только тот, кто сидел в ней».
Фельдфебель Руди Ридл из 6./KG200 вспоминал о подготовке к операции «Железный молот»:
«Предполагалось, что приблизительно восемьдесят «Мистелов» выведут из строя множество электростанций. Нас направили в военную авиашколу в Берлин-Гатове, где мы учились и готовились к возможным действиям. Мы никогда прежде не имели в своей компании столько видных людей. Для нас были сделаны большие модели, чтобы мы могли запечатлеть в памяти детали наших целей.
Соблюдение времени было крайне важным, поскольку каждая потерянная капля топлива была необходима для возвращения. Обратный полет к нашей точке вылета нельзя было гарантировать в этой самоубийственной миссии. Единственный доступный курс должен был вывести нас к Курляндии, где небольшие взлетно-посадочные полосы еще удерживались нашими войсками.
Каждый пилот имел в ранце 75 тысяч рублей. Как ожидалось, в случае вынужденной посадки мы должны были купить свободу возвращения на Запад. Абсурдная мысль, но на войне не было ничего невозможного!
Гитлер не мог больше ждать. Он требовал и требовал, но никто не мог изменить погоду, даже он! Чтобы провести операцию, были необходимы устойчивые метеоусловия. Все обратные полеты были основаны на этом.
Атака была запланирована на конец марта. Наш маршрут должен был быть отмечен цветными ракетами, сбрасываемыми с цельфиндеров. Все мы следовали за своим лидером. Были созданы восемь-девять групп, каждая имела собственный цвет ракет, за которыми требовалось следовать на всем пути к цели».
Одним из пилотов цельфиндеров Ju-88S из I./KG66 был лейтенант Ханс Альтрогге, и от его летных навыков напрямую зависел успех операции. Он рассказывал:
«По всем стандартам подготовка к операции «Железный молот» была на высоком уровне. Вместе с другими пилотами я потратил приблизительно пять – семь дней в полной изоляции в военной авиашколе в Гатове. Нас посещали эксперты в различных областях, мы посещали множество инструктажей и лекций. Эти лекции включали инструкции относительно русского языка, способов жизнеобеспечения и выживания.
Инженеры, которые в 1930-х гг. строили эти электростанции, рассказали нам все, что знали о них, и особенно о турбинах, которые были главной целью: где они были расположены и какие к ним были лучшие подходы. Нам продемонстрировали фотографии, сделанные с разных углов летом и зимой. Мы должны были все досконально изучить. В конце концов я чувствовал себя так, словно жил там всю жизнь. Вы могли спросить о любой детали даже во сне.
Однако была одна вещь, которая занимала ум каждого пилота, это знание того, что возвращение было опасным, очень опасным. Даже при наиболее благоприятном ветре и метеоусловиях резерв топлива был приблизительно 3–5 %. Это все равно что ноль!
Это означало для нас, что мы должны были планировать свое спасение не как отдаленную возможность, а как очень реальную перспективу. Некоторые решили, что направятся на юг вместе со шлюпкой и карманами, полными рублей, но что касается меня… я всегда любил снег и планировал идти на север.
Это одна из вещей, которая позже все годы заставляла меня задаваться вопросом: как люди могут продолжать выполнять свои обязанности, зная, что им предстоит миссия камикадзе?»
Обер-лейтенант Фроммхольд из 3./KG(J)30 завершал рассказ об времени, проведенном в Гатове:
«Я, как предполагалось, вместе с четырьмя другими пилотами должен был атаковать электростанцию в Рыбинске. Точно так же, как и другие группы и пилоты, мы потратили большинство нашего времени, проходя много раз наш маршрут, чтобы повторно, уже в сотый раз, рассчитать наш полетный план и ознакомиться с особенностями кабины FW-190. Мы также удостоверились, что все аварийное снаряжение проверено и опробовано на практике.
Мы не имели никаких сомнений в нашей способности обращаться со сложным комплексом и успешно взлетали даже на перегруженной машине, но мысль о восьмичасовом полете без экипажа немного беспокоила пилотов. Я был знаком с Рыбинском во время предыдущей атаки и потерял над ним один двигатель от зенитного огня. Я знал, что обычно в вас не попадали дважды в одном и том же месте и что обратный полет на одном двигателе прошел успешно, и потому мои опасения начали постепенно рассеиваться.
Тогда, в 1945 г., я был уверен, что мы могли сделать это. И сегодня я все еще думаю, что, имея в виду ситуацию позади советской линии фронта и затем до Москвы, мы действительно могли сделать это. Не то чтобы это изменило ход войны, но мы могли добиться успеха в разрушении большого числа электростанций, тем более что мы знали, что советская зенитная артиллерия в районе целей была незначительной».
После окончания инструктажа пилотам сообщили, что каждый уничтоживший свою цель получит Рыцарский крест. Разъехавшись по соответствующим аэродромам, они провели несколько следующих дней в изнурительных приготовлениях и ожиданиях, особенно трудных без поддержки, которую они получали от своего обычного наземного персонала. Карл Руссмейр говорил: «Разработчики знали, что вероятность выжить во время операции была очень низкой, и нас, так же как и в Праге-Рузине, подвергали жестким психологическим испытаниям, чтобы определить, имеем ли мы требуемый моральный уровень для действий».
Фельдфебель Дитрих Дойч, который должен был принять участие в операции «Железный молот», вспоминал о своих ощущениях в период ожидания приказа:
«Наш взлет был назначен между 16.00 и 19.00. Все три дня, возможных для операции, мы просидели в самолетах, ожидая сигнала. Моим аэродромом был Рехлин. Время прошло, а приказа на старт не было.
Мы были несколько разочарованы и не знали, что нас ждет, возможно, пехотная служба в полевых батальонах люфтваффе.
В то же время мы чувствовали некоторое облегчение, что нам не придется выполнять это самоубийственное задание».
Тем временем ситуация на Восточном фронте становилась все тяжелее. К исходу 30 марта 35-я и 82-я гвардейские стрелковые дивизии из состава 1-го Белорусского фронта полностью овладели Кюстрином. Советские войска захватили плацдарм на западном берегу Одера шириной до 44 км и глубиной 10 км, с которого могли далее начать наступление на Берлин.
В тот же день 30 марта оберст Христиан из оперативного штаба Главного командования люфтваффе уведомил оберст-лейтенанта Баумбаха и профессора Штейнманна о том, что операция «Железный молот» должна быть «…в настоящее время отложена». «Мистелы» и экипажи, предназначенные для нее, должны были быть использованы для атак советских переправ через Вислу. При этом Христиан подчеркнул, что все пилоты должны «…соблюдать тайну, особенно в случае попадания в плен. Операцию «Железный молот» нужно сохранить в тайне любой ценой».
