Приют усталых странников
Цивилизация открылась перед ними неожиданно, как вспышка пламени в ночи: они, пробираясь густым ельником, вдруг оказались на краю обширного поля. Далеко тянулась полоса черной рыхлой земли, вся в буграх и ямках, покрытая аккуратными рядами уже успевшей увянуть и пожухнуть картофельной ботвы, а за полем, окруженное невысоким, кое-где зиявшим прорехами забором, стояло обширное подворье. Добротный пятистенок, бревенчатые строения поменьше, сараи и сарайчики, телеантенна на высоченном шесте, круглый бак в пятнах ржавчины, поднятый на посеревшие деревянные козлы трехметровой высоты, зеленый трактор «Беларусь»…
Они остановились под крайней елкой, переглянулись, будто опасались, что мираж растает. Похоже, оба одновременно испытали странное, ни на что не похожее ощущение: впервые после долгих шатаний по изначальной чащобе увидели вновь дом, забор, трактор…
— Ну как? — с ноткой хвастовства спросил Мазур, словно это его волей впереди возникло творение рук человеческих.
Какой-то миг Мазуру казалось, что Джен кинется ему на шею от избытка чувств. Нет, к сожалению, не поддалась эмоциям. Спросила по-деловому:
— Это место есть у тебя на карте?
— Нет, — сказал он. — Мы либо здесь, либо здесь… Посмотри. А железная дорога километрах в тридцати к югу.
— Похоже на ферму…
— У нас это в старые времена называлось немного иначе, — сказал Мазур, поднимая к глазам бинокль. — Но сейчас и фермы появились… Ага. Ручаться можно, все это как раз и принадлежит этакому новоявленному фермеру, такой вид, словно он совсем недавно сюда перебрался и начал обустраиваться. Шест для антенны совсем новый, а ворота того и гляди упадут… Да и половина сараев без крыш. Хочешь посмотреть?
— Нет. Лучше пойдем туда.
— Погоди…
Сколько он ни всматривался, признаков жизни не уловил— никто не появлялся во дворе, даже собаки не видно и не слышно. Впрочем, сегодня воскресенье… нет, какое дело деревне до красных чисел? А впрочем… Картошка убрана, могли и в гости к кому-то уехать…
— Пошли, — сказал он.
Чуть ли не половину расстояния пришлось преодолевать по полю — по влажноватой, рассыпчатой земле, где высокие ботинки вязли чуть ли не по щиколотку и моментально украсились полупудом грязи. Потом началась стежка, плотная, утоптанная, делившая поле примерно пополам и мимо хутора уходившая куда-то в березняк.
На ходу Мазур достал из внутреннего кармана удостоверение, сдул невидимые пылинки, раскрыл, полюбовался собственной физиономией в пехотном мундире с полковничьими погонами. Три печати, золотой двуглавый орел на обложке, золотое тиснение… Полковник Сташук Виктор Степанович, начальник шестого отдела Западно-Сибирского управления федерального комитета охраны и профилактики предприятий атомной энергетики. Разрешено ношение оружия, автомат номер… пистолет номер… Внутрь вложено вчетверо сложенное командировочное предписание, выданное тем же комитетом, сроком на два месяца.
Удостоверение выглядело крайне представительно и авантажно. Одна загвоздка: федерального комитета с таким названием попросту не существовало в природе — но документ был рассчитан не на всезнающих контрразведчиков, а на обитателей глухой провинции, вряд ли способных без запинки перечислить все нововведенные департаменты, комитеты и прочие префектуры. Тут и горожане, пожалуй, запутаются, чего стоила одна череда переименований и реорганизаций КГБ, когда не успевали менять вывески, а чекисты не всегда и знали, придя поутру в родимую контору, как она нынче зовется…
Глаголев почерпнул эту идею из суперзакрытых архивов, без зазрения совести повторив британскую наработку, касавшуюся знаменитой в узких кругах операции «Феникс». В чем она там заключалась, Мазур точно не помнил, не в ней суть.
Суть в том, что за несколько месяцев до начала операции «Оверлорд» британский разведчик появился во Франции с безупречными по исполнению документами сотрудника одного из рефератов РСХА — главного управления имперской безопасности. Реферат этот действовал на Востоке, в Польше и России, и лощеный субъект в черном мундире пребывал в Париже в качестве уполномоченного — как-никак во Франции хватало воинских подразделений и строительных бригад, целиком состоящих из славян, необходима координация и все такое прочее…
Реферата этого в составе РСХА никогда не существовало. Однако британская разведка действовала умнее, чем может показаться на первый взгляд. Во-первых, немецкие бюрократические структуры были столь запутанными и громоздкими, что в них путались сами тевтоны. Во-вторых, сотруднику несуществующего отдела не грозит опасность столкнуться с «сослуживцами» и «коллегами». В-третьих, что важнее всего, эти документы позволяли наплевать на периодические изменения реальных удостоверений, на внесение в них все новых «секреток». И никакого парадокса здесь нет. После очередных изысков на ниве безопасности по заинтересованным учреждениям с немецкой педантичностью рассылаются циркуляры, мгновенно доходящие до оперативников всех и всяческих контор. Что-то вроде: «Для корочек первого отдела условный знак вместо точки с запятой посреди фразы отныне заменяется на восклицательный знак, в удостоверениях второго отдела добавляется лишняя точка, для третьего отдела…» И так далее. Но если, скажем, двадцатого отдела не существует, никому и в голову не придет сообщать циркулярно об отсутствии такового. И уж тем более вносить изменения в несуществующие удостоверения…
Одним словом, месяца два британец работал, словно под шапкой-невидимкой, благополучно проходя все и всяческие проверки. И провалился по пресловутой непредвиденной случайности, от которой никто не гарантирован: на Гитлера устроили покушение его же собственные генералы, грянул особый режим и новые строгости, проверяли абсолютно всех, не глядя в документы…
— Эге-гей, хозяева! — громко крикнул Мазур, входя в ворота — хуторяне могли и испугаться камуфляжного гостя с автоматом, деревня деревней, но и в нынешней глуши от патриархальности далеко… Канули в прошлое прежние нравы, когда, уходя, не запирали дверь, а единственного в волости пьяницу-бездельника знала в лицо и по имени вся округа по причине его раритетности…
И остановился, словно налетев на невидимое стекло.
В нескольких шагах от него лежал громадный рыже-белый кавказец — янтарные глаза остекленели, под головой засохла темно-алая лужица, уже похожая на лоскут грубой ткани.
Мазур, пригнувшись, взял автомат на изготовку. Огляделся. В рассохшийся столб покосившихся, вросших в землю ворот загнан на добрых два пальца десантный нож с черной пластмассовой рукоятью — точная копия того, что висел на поясе у Мазура. Широкое лезвие причудливых акульих очертаний покрыто бурыми засохшими пятнами.
— Боже мой… — произнесла сзади Джен.
— Прикрой! — сквозь зубы бросил Мазур, и кинулся к дому. Стояла глухая тишина. На крыльце — целая россыпь подсохших пятен, широких бурых мазков. А на ступеньках валяется камуфляжный бушлат с капюшоном и серым воротником из искусственного меха — снова копия тех, что надеты на Мазура и Джен…
Он пнул дверь, держа палец на курке, ворвался через обширные сени в комнату, зацепившись рюкзаком за косяк. Следом влетела Джен, по всем правилам ушла в сторону грациозным пируэтом, поводя стволом револьвера…
Все перевернуто вверх дном. Валяется телевизор, нелепо зияет огромная дыра на месте разбитого кинескопа, стол лежит на боку, скатерть косо сползла с него, комом ссунувшись на ноги лежащего…
Человек лежал вверх лицом. Понять, что это мужчина, можно было только по одежде. Мазур мельком глянул на то, что осталось от лица, побыстрее отвернулся. Рядом раздались шумные звуки — это рвало согнувшуюся пополам Джен.
Переживет, от этого еще никто не умирал… Мазур кинулся в соседнюю комнату. Женщина лежит ничком, ситцевый халатик задран выше пояса, на месте затылка — сплошное месиво багровых сгустков. Еще комната, еще… Все. Больше никого. Что можно разбить, разбито, что можно перевернуть, перевернуто. «Не бывает таких совпадений, не бывает», — сказал он себе, похолодев.
Вернулся в комнату, примыкавшую к сеням, услышав звон разбитого стекла. Одна створка окна оказалась выбитой, Джен перегнувшись наружу, лежала грудью прямо на осколках стекла, острыми зубьями торчавших снизу, спина дергалась — ее все еще неудержимо рвало. Теперь Мазур слышал занудное жужжанье немногочисленных осенних мух. Тикали ходики на стене, каким-то чудом уцелевшие.
Не бывает таких совпадений, повторил он про себя. Пятнистый бушлат. Нож. Возможно, еще что-то, впопыхах не замеченное…
Он за воротник выдернул Джен, поднял на ноги. Она смотрела дикими глазами, бессмысленно водя ладонями по испачканному на груди бушлату.
