Канада справилась с этой задачей с гораздо меньшей жестокостью и почти вовсе без войн. Принципиальная разница, предполагает Кили, заключается в государственном управлении, а точнее, в хорошем государственном управлении. Власти Канады договаривались с индейцами до прибытия поселенцев, а не после, как в Соединенных Штатах, и канадцы действительно выполняли соглашения, выступая в качестве блюстителей порядка, а не солдат, и беспристрастно вершили правосудие в отношении как белых, так и индейцев, наказывая за проступки отдельных лиц, а не целые группы. Успех Канады, заключает Кили, «в основном был обусловлен посредническими и полицейскими полномочиями центрального правительства и тем способом, каким они использовались». Как предполагает Кили, «сдержанность, которую проявляли индейцы Западной Канады после того, как их лишили свободы и собственности, свидетельствует о том, как много несправедливости люди готовы претерпевать ради мира, если они уверены, что получат средства для выживания, что за нарушение мира последует наказание, а при сохранении мира их личность и имущество будут находиться под защитой беспристрастного правосудия» [520].
Как бы то ни было, наш мир – это не бурлящая масса разочарованных, разгневанных, полных ненависти фанатиков, стремящихся выразить свои этнические, религиозные, культурные или цивилизационные страхи в катастрофическом насилии друг против друга, характерном для естественного состояния в духе Гоббса. Разумеется, есть небольшое число людей, которых привлекает насилие, которые жаждут испытать его драйв и извлечь его потенциальные выгоды. Некоторые из них действительно фанатики, истинно преданные своей идее, но в большинстве своем эти люди – преступники и головорезы, и их небольшие, ускользающие от контроля сил правопорядка или плохо ему поддающиеся группы способны нанести гораздо больший ущерб, чем можно предположить исходя из их малочисленности.
По мере изменения отношения к войне организованные межгосударственные, да и организованные гражданские войны становятся все менее распространенными, и гражданский мир нарушают преимущественно насилие и хищничество банд головорезов. Для удержания их в узде, то есть для установления мира и порядка, необходимо хорошее правительство, идущее тем путем, на который развитый мир свернул еще в середине прошлого тысячелетия.
Однако установление мира и порядка при помощи надлежащего государственного управления – возможно, именно так следует понимать девиз Канады – граждане отдельно взятой страны должны осуществить собственными силами. В последние несколько десятилетий многие регионы, особенно в Латинской Америке и на большей части Азии, демонстрируют прогресс в решении этой важнейшей задачи. Иногда способствовать этому процессу или ускорять его могут международные структуры, созданные развитыми странами или работающие под их руководством. Безусловно, они могут оказать помощь, если то или иное государство искренне желает развивать компетентные военные и полицейские силы наподобие тех, что в свое время стали залогом мира и процветания развитых государств. Более того, пример развитых обществ – гражданских, процветающих, гибких, продуктивных и свободных от организованных насильственных конфликтов – может быть чрезвычайно привлекательным, о чем свидетельствует огромное количество людей из развивающихся стран, которые пытаются перебраться в развитый мир, оставив позади страх и отвращение от беспорядков и насилия у себя на родине.
Вторжение США в Ирак в 2003 году создало богатую почву для дискуссий или публичных рассуждений (некоторые из них были чистым самолюбованием) о новом американском колониализме или империи, в которой «единственная оставшаяся сверхдержава» возьмет на себя инициативу или будет единолично принимать решения о свержении презренных режимов и урегулировании опасных гражданских конфликтов. Однако неоднозначный опыт проведения военно-полицейских интервенций в период после холодной войны говорит о том, что в будущем подобные операции едва ли получат широкое распространение. Во время иракской авантюры Соединенные Штаты фактически отказались, в отличие от ситуации 1990 года, направить даже небольшой контингент полицейских сил для урегулирования гражданского конфликта в Либерии, хотя многие граждане этой страны отчаянно умоляли об интервенции. Заученные уроки, вероятно, будут дополнены опытом военно-полицейской интервенции в Ираке, в ходе которой Соединенные Штаты столкнулись с разрозненным, но дисциплинированным, самоотверженным и зачастую смертельно опасным сопротивлением, что, судя по событиям, описанным в главе 7, крайне нетипично для военно-полицейских интервенций. Таким образом, работу по государственному строительству, ведущую к установлению мира и порядка и в конечном итоге приносящую долговечные результаты, по-видимому, следует вести преимущественно собственными силами.
Ряд признаков, в особенности за последнее десятилетие, указывает на то, что этот процесс разворачивается: в мире все больше мест, где эффективные правительства берут под контроль или иногда умело интегрируют фанатиков, преступников и головорезов, чьими усилиями по-прежнему существуют пережитки войны (хотя ответственность за это несут не только они). Преступность и криминальное хищничество по-прежнему будут существовать – с их проявлениями можно столкнуться даже в Канаде, – а заодно, безусловно, появится немало других проблем, о которых стоит беспокоиться: голод, болезни, недоедание, загрязнение окружающей среды, коррупция, бедность, политические и экономические трудности. Кроме того, терроризм, который, как и преступность, может быть делом рук отдельных людей или малочисленной группы, вряд ли – опять же, как и преступность, – когда-либо будет полностью искоренен. И хотя терроризм нанес несопоставимо меньший ущерб, чем даже совершенно незначительные войны (по крайней мере, так было до сих пор), именно терроризм зачастую оказывается в центре внимания и вызывает реакцию, совершенно несоразмерную причиняемому им вреду. Оснований полагать, что в будущем эта ситуация изменится, нет.
Однако дальнейшее – или последовательное – угасание пережитков войны и сокращение количества стран с преступными режимами представляется совершенно реальной, хотя и далеко не определенной перспективой. Если этот процесс продолжится, то война, уже по сути сведенная к остаточным явлениям криминального характера, перестанет быть частью человеческого опыта.
Библиография (переведенные источники)
Acton J. 1948. Essays on Freedom and Power. Glencoe, IL: Free Press / Лорд Актон. Очерки становления свободы. М.: ИД «Социум», 2016.
Applebaum A. 2003. Gulag: A History. New York: Doubleday / Эпплбаум Э. ГУЛАГ. М.: Corpus, 2015.
Aristotle. 1958. The Politics of Aristotle. New York: Oxford University Press / Аристотель. Политика. М.: РИПОЛ Классик, 2016.
Brodie B. 1959. Strategy in the Missile Age. Princeton, NJ: Princeton University Press / Броди Б. Стратегия в век ракетного оружия. М.: Воениздат, 1961.
Bullock A. 1993. Hitler and Stalin: Parallel Lives. New York: Vintage / Буллок А. Гитлер и Сталин. Жизнь и власть. М.: Русич, 1994.
Clausewitz, Carl von. 1976. On War. Trans. Michael Howard and Peter Paret. Princeton, NJ: Princeton University Press / Клаузевиц К. О войне. М.: Логос; Наука, 1998.
Conquest R. 1986. The Harvest of Sorrow: Soviet Collectivization and the Terror-Famine. New York: Oxford University Press / Конквест Р. Большой террор. М.: Ракстниекс, 1991.
Contamine P. 1984. War in the Middle Ages. Oxford: Basil Blackwell / Контамин Ф. Война в
