Российский вертолет из Гудауты 12 декабря 1992 года прорвался сквозь плотный огонь зенитных батарей и взял на борт шестьдесят два блокадника Ткуарчала: стариков, женщин и детей. Старенький «Ми» тяжело оторвался от земли, совершил разворот и, прячась за скалами, обошел первые огневые точки. Казалось, на этот раз экипажу и блокадникам удастся добраться до своих. Впереди показались позиции ополченцев, и в этот миг яркие вспышки озарили склон горы. Две ракеты устремились к цели. Пилот заметил опасность, но что он мог сделать на перегруженной машине?.. Ничего!
Двигатель ревел и захлебывался от перегрузки. Экипажу с трудом удалось совершить маневр, и первая ракета прошла в десятке метров, но вторая попала прямо в топливный бак. Чудовищный взрыв сотряс горы и унес с собой шестьдесят пять человеческих жизней. Страшная весть пришла в семьи, убитые горем родственники собрались на летном поле. Проходил час за часом, гнетущее безмолвие нарушали рыдания и всхлипы. Поздно вечером доставили погибших, а точнее, то, что осталось от тел. Людское море на миг застыло в оцепенении, потрясенное увиденным, а затем, сметая все на своем пути, хлынуло на поле. Голоса слились в одном безумном стоне, леденящий душу плач заглушал все остальные звуки.
Майя осеклась и побледнела, груз прошлых воспоминаний спустя столько лет вновь напомнил о себе.
— А я… снимала этот страшный лик войны. Потрясенные горем женщины набросились на меня, и охране с трудом удалось сдержать их. Я сердцем понимала глубину постигшего несчастья, но, сцепив зубы, сквозь слезы продолжала снимать и снимать! Ради живых и мертвых. Ради нашего будущего, чтобы потом, когда придет мир и наступит другая жизнь, эти фотографии и кинопленки не дали угаснуть памяти, а время не окрасило только в один ореол героизма трагедию, разыгравшуюся на нашей земле, — закончила рассказ Майя и, смутившись, посмотрела на часы.
— Вот-вот должна подойти Тали. Может, пройдем на улицу и там встретим? — предложила Ира.
Мы вышли из студии, не успели сделать нескольких шагов, как Майя приостановилась и с теплотой в голосе произнесла:
— А вот и Тали! Как всегда точна.
Навстречу по противоположной стороне улицы шла невысокая, изящная, с тонкими чертами волевого лица девушка. Темный цвет делового костюма и белоснежный воротничок подчеркивали горделивую посадку головы и строгую осанку.
После короткого знакомства Тали пригласила в кафе на набережной и пояснила:
— Там, у моря, легче говорить на такие тяжелые и сложные темы.
Я охотно принял предложение, меня поддержали Майя с Ириной, и все вместе мы спустились к набережной. На этот раз решили не останавливаться в «Нарте», а поднялись по крутым ступенькам на верхнюю площадку причала в «Апру» и заняли свободный столик.
Из бара приглушенно звучала музыка, с кухни доносились запахи жареной барабульки и фасоли акуд. Молоденькие официантки неспешно двигались между столиками. В нем, как в любом другом месте Сухума, есть то, чего не найдешь ни в каком московском или питерском кафе. Здесь никто никуда не спешит, каждый находит истинное наслаждение в неторопливой беседе. Здесь умеют радоваться простым и незатейливым вещам. Здесь чувствуешь себя счастливым от того, что можешь дышать воздухом особой сухумской свободы и любоваться завораживающим простором такого разного и неповторимого Черного моря.
Внизу о гранит ленивой волной тихо плескал слабый прибой. Легкий бриз ласкал наши лица, забирался в волосы девушек и шалил с ними. Взгляд Тали смягчился, и в голосе все чаще стали звучать веселые и ироничные нотки. На мою шутливую фразу о том, что герои, оказывается, живут рядом, она в тон ответила:
— А вы думали, как Карлсон, — под крышей?!
— Упаси бог! В России нет такой «крыши», под которой даже герой может чувствовать себя в безопасности, — не остался в долгу я.
Тали рассмеялась. Герой Абхазии, член парламента, кандидат наук — за этим иконостасом официальности открылась обаятельная женщина. От нее повеяло необыкновенной теплотой, и ты уже не замечал уродливых развалин гостиницы «Абхазия» и развороченных снарядами причалов морского порта. И тут улыбка исчезла с ее лица, привычную атмосферу кафе нарушил рокот моторов. Мои спутницы тревожно встрепенулись и повернулись к морю. Над ним со стороны Кяласура заходила на город пара военных вертолетов.
— Возвращаются из Гали, — предположила Майя.
— Вот так же семь лет назад с воем вертолетов война пришла на нашу землю, — с болью в голосе произнесла Тали и задумалась.
Я деликатно молчал, не торопил с рассказом, и мое терпение было вознаграждено. Проводив взглядом вертушки, скрывшиеся за высотками Нового района, Тали вернулась к тем уже далеким событиям августа 1992 года.
— День 14 августа мало чем отличался от других дней, — вспоминала она, — но ощущение надвигающейся опасности витало над всем: городом, горами, морем и поселилось в наших душах. Но все равно в худшее не хотелось верить! Дело шло к обеду, многие из института разошлись по домам, а я задержалась, когда внизу, на площади, раздались крики, потом послышался топот ног. Я выглянула в окно, это были ребята из охраны Владислава Григорьевича. Они на ходу заряжали автоматы и бежали к Красному мосту, на повороте к ним присоединился Мушни Хварцкия со своей группой. Внутри меня все похолодело, разум отказывался поверить в то, что случилось самое худшее. Не помня себя, пронеслась по коридору, лестнице, выскочила на улицу и по лицам ребят все поняла. Они пришли! Они уже в городе! Они стреляют! Зачем?! Почему?!
Красный мост! Это словосочетание жгло мое сознание и гнало вперед. Как тогда, так и сейчас не могу найти объяснения тому, что заставило меня броситься туда, а не прятаться дома или искать спасение в горах. Да, был страх, но не страх перед тем, что тебя убьют. Это было нечто иное! В тот миг я стремилась к ребятам, чтобы вместе остановить то чудовищное, что надвигалось на всех нас. Навстречу бежали растерянные и до смерти напуганные люди, чем меньше оставалось до Красного моста, тем пустыннее становились улицы и все отчетливее была слышна яростная перестрелка.
Прячась за стенами домов, я обогнула Круглую площадь и выскочила к кинотеатру. В его окнах и на крыше мелькали фигуры бойцов. Воспользовавшись затишьем, незаметно проскользнула в фойе и там столкнулась с Мушни. Несмотря на пыль и клубы дыма, он узнал меня, схватил за плечи и попытался вытолкнуть на улицу. Я цеплялась за него, совала в руки бинты и лекарства, которые успела прихватить в детской поликлинике, и доказывала, что без медсестры им не обойтись…
Тали прервала рассказ и, грустно улыбнувшись, призналась:
— Никакой медсестрой я не была и до того часа ничего другого, кроме пальца, не перевязывала.
— В тот день каждый из нас все делал впервые, — тихо обронила Майя.
— Все так, — согласилась Тали и вернулась к рассказу: — Мушни смирился, а ребята, как мне показалось, обрадовались. Их было немного. Чуть позже к нам присоединились Батал Табагуа, Асик Атба и Ренат Корчава. С собой они принесли автоматы, а с этим оружием уже можно было отбиваться. Но не столько оно, сколько каждое новое пополнение придавали нам силы. Мы были не одиноки и с удвоенной энергией продолжали отстреливаться. Несмотря на то что наш огонь был слаб, он остановил колонну гвардейцев.
Как когда-то в Фермопилах триста спартанцев с царем Леонидом встали на пути армады персидского царя Дария и спасли Грецию, так и наши: Мушни, Володя Аршба, Артур Читанава, Володя Анцупов, Батал Табагуа и другие ребята навсегда останутся в памяти народа и истории Абхазии. Перед ними — горсткой отчаянных смельчаков — растерялись уверенные в своей безнаказанности бандиты Китовани.
Их замешательство продолжалось недолго, в бой вмешались военные спецы. Головной танк и три БМП взревели моторами, попятились назад и рассредоточились вдоль реки. Жерла орудий и стволы пулеметов рыскали по этажам, выбирая цели. Гранатометчики, скрываясь за перевернутыми машинами и развороченными торговыми киосками, занимали передовые позиции. В центре колонны, возле штабной машины, ощетинившейся штырями антенн, в плотном кольце охраны мелькала бегемотообразная туша Китовани. Он размахивал руками и что-то кричал своим головорезам.
Судя по всему, они готовились к решительному штурму. Как его грозные предвестники над морем появились вертолеты и закружили над нами, танки выдвинулись на прямую наводку. Гвардейцы попросту решили сровнять нас с землей. Наступил момент истины, лица ребят побледнели, но на них не было ни тени страха, ни тени сомнения. Они озарились каким-то особенным внутренним светом, который в час испытаний возносит тебя к самым вершинам человеческого духа — любви к Родине! Да-да, к Родине!
Голос Тали звучал тихо, но от этого не менее убедительно:
