На встрече было достигнуто взаимопонимание по вопросу о возможности создания в Польше русских военных отрядов. Было решено на средства польского военного министерства создать политический отдел – координирующий центр по их формированию. Политический отдел должен был находиться в тесном контакте с польским правительством, правительствами союзных Польше государств, с военными и дипломатическими представительствами Англии и Франции. Печатным и пропагандистским органом РПК становилась газета «Свобода»[150].
Информация о решении собрать антисоветские группы и добровольцев на польской территории достигла советской столицы окольным путем – через Германию. «Из Берлина сообщают, – докладывал М. М. Литвинов[151] наркому Чичерину, – что Польша объявила всеобщую мобилизацию и что ожидается Фош. Сазонов[152], Б. Савинков и Чайковский перекочевали в Варшаву, где они организуют русскую армию». Литвинов констатировал также, что белыми агитаторами «продолжаются попытки тайной вербовки среди пленных в Германии»[153].
27 февраля Пилсудский вновь отправил Вендзягольского в Париж с письмом к Савинкову. Вендзягольский должен был сообщить о готовности Пилсудского заключить и с «русской национальной армией» соглашение при условии согласия ее командования (в лице А. И. Деникина. – Т. С.) на созыв Учредительного собрания, избранного путем всеобщего голосования и на тех же территориальных и политических условиях, какие начальник государства выставил советскому правительству.
В Париже Вендзягольский встретился с лидерами русской эмиграции (Г. Е. Львовым, В. А. Маклаковым) и Б. Савинковым и сообщил им о готовящемся тактическом маневре польского правительства: предложить советскому правительству мир на условиях, которые заведомо не будут им приняты[154]. Во время переговоров Пилсудский потребовал бы признать «восточные границы Польши 1772 г.» и независимость новых государств, образовавшихся в пределах бывшей Российской империи (не только Украины, Литвы, Эстонии, но и казачьих областей – Дона, Кубани, Терека)[155].
Ощущение себя освободителем угнетенных русским царизмом народов переполняло Пилсудского. «Мы на штыках несем этим несчастным странам безоговорочную свободу», – заявил начальник государства журналисту одной парижской газеты в эти февральские дни 1920 г.[156]
18 марта 1920 г. польский посланник в Париже М. Замойский сообщал в Варшаву о «коренных изменениях» «французских планов в отношении Советской России». «Печальный опыт» белых армий привел французское руководство к выводу о наличии «явно национального характера большевистской системы», наличия «определенного национального самосознания» в Советской России, а также ее «сплочения и усиления». Если вооруженная борьба с ней, как извне, так и изнутри, в такой ситуации бесцельна, то – полагало французское руководство – война с большевиками утратила признанный за нею «характер защиты Европы от большевизма (теория колючей проволоки) и свелась исключительно к разрешению польско-большевистских споров»[157].
Теперь Франция желала видеть в Польше «прежде всего еще одну гарантию против Германии», подчеркивал Замойский. Нападение большевиков на Польшу руководство Франции в данный период времени считало «маловероятным»[158]. В этот период времени, как и в конце 1919 г., советское руководство вплоть до апреля 1920 г. считало возможным заключить мир с Польшей за счет территориальных потерь. Главное командование Красной армии только начинало вырабатывать планы предстоящей операции на польском фронте, отдавая директивы об «активной обороне» на Западном и Юго-Западном фронтах. Директива Главного командования обоим фронтам о приведении войск в боевую готовность последовала лишь 8 апреля[159] в ответ на наступление Пилсудского на Украину.
Видимое ослабление позиций Красной армии на Западном фронте стало следствием колоссального напряжения сил Советской республики в Гражданской войне. Мы не привлекаем внимание читателя к фактическому материалу, свидетельствующему о финансовых вливаниях из бюджетов стран Антанты в организацию, снабжение и поддержку белых армий на севере, северо-западе, юге России и на ее Дальнем Востоке, а также в Сибири. Однако такого рода финансовая интервенция не принесла желаемых результатов.
Обратив свой взор на Польшу как на «барьер против России» или «ключ к миру» в Европе, союзники стали экономнее расходовать средства. Они разыскали подходящего, как им казалось, кандидата на роль организатора «русского вооруженного патриотического движения в Польше», в детстве и юности связанного с Польшей, – Б. Савинкова. Эта кандидатура почти без труда (не считая «несвободу» Б. Савинкова от того, что он был русским) вписалась в политический фон молодой республики, вступившей на трудный путь самостоятельного развития.
Военный лидер Польского государства Пилсудский с присущей ему осторожностью присматривался к этой неординарной фигуре, которая на первой же встрече смогла уловить смысл мессианских планов начальника государства. Принципиальное согласие на формирование русских отрядов в Польше Б. Савинковым было получено.
§ 2. «Отряд русских беженцев» на территории Польши
К этому моменту на территории Польши уже находился контингент русских отрядов – Отдельная русская армия генерал-лейтенанта Н. Э. Бредова, командующего войсками Деникина на Украине. В конце января 1920 г. Бредов попал в окружение в боях с Красной армией. При согласовании с начальником английской военной миссии в Одессе он предпринял попытку выйти из окружения через Бессарабию. Но Румыния отказалась пропустить армию к переправе через Днестр, встретив ее пулеметной стрельбой. Бредов был вынужден выходить из полукольца окружения к Польше. 12 февраля 1920 г. разведчики белой армии вошли в связь с польскими войсками в районе Н. Ушицы[160].
С армией Бредова в Польшу прибыло, по свидетельству Б. А. Штейфона, в общей сложности до 30 тысяч человек, включая беженцев из-под Одессы, отряд немцев-колонистов, отряд Спасения Родины, некоторые части гарнизона Одессы и ее окрестностей, отряды пограничной и полицейской стражи. В числе беженцев был большой процент уроженцев Польши и Белоруссии[161]. Украинцы из отряда Бредова в количестве почти 4 тысяч человек перешли в Стрелецкую бригаду О. Удовиченко Украинской Народной Республики (УНР)[162].
После заключения договора в Солодковцах 1 марта 1920 г. между делегатами Главного командования польской армии и генерал-лейтенантом Бредовым отряд по предложению польского командования занял участок польского фронта и принял участие в военных действиях против большевиков[163]. Свои действия генерал Бредов должен был согласовывать с оперативным планом польского командования. Его отряд был расквартирован в лагерях Стржалково, Пикулицы, Домбе, позже для отряда был устроен еще один лагерь – в Александрове-Куявском[164].
Другим достаточно пестрым формированием со значительным русским компонентом[165] на территории Польши в этот период времени был партизанский отряд генерала Станислава-Марии Никодимовича-Михайловича Бэй-Булак-Балаховича[166]. После заключения мирного договора между Эстонией и Советской Россией (2 февраля 1920 г.) полковник Булак-Балахович перевел свои отряды из Эстонии в Латвию. Попытка военно-дипломатической миссии Белорусской народной республики (БНР) в Риге провести мобилизацию белорусов в добровольческий отряд Булак-Балаховича не удалась.
9 февраля представитель Главного командования польской армии при главном командовании армий Латвии и Эстонии А. Мышковский вошел с Булак-Балаховичем в контакт, после чего состоялся переход на польскую территорию. В этот момент в отряде насчитывалось всего 1000 солдат и 227 офицеров[167]. В марте 1920 г. Булак-Балахович прибыл в Брест-Литовск, вступил в подчинение и поступил на обеспечение Главного командования польской армии[168].
Третьей, самой значительной группой, которая стала основой для формирования русских отрядов в Польше, стали офицеры и солдаты бывших белых Северо-Западной и Северной армий Н. Н. Юденича и Е. К. Миллера, интернированные в Эстонии и Латвии. Для этих офицеров и солдат возможность перебраться в Польшу стала реальным выходом из тяжелого положения, в котором они оказались. Общая численность интернированных белых офицеров и солдат в Эстонии составляла около 15 тысяч человек.
2 марта 1920 г. эстонское Учредительное собрание утвердило «Обязательное постановление о лесных работах», которое в среде русской эмиграции получило название «Закон о белых рабах». Постановление предусматривало призыв на принудительные лесные работы 15 тысяч мужчин в возрасте от 18 до 50 лет (в первую очередь «лиц без определенных занятий» независимо от подданства). В течение 1920 г. русские офицеры и солдаты должны были «заготавливать необходимый минимум топлива и материала для вывоза». К лесным работам приравнивалась «резка торфа и ломка горючего камня», а также добыча сланца[169]. Подготовка к отправке добровольцев в русские отряды из Эстонии в Польшу через Латвию была организована «в полном согласии с латвийскими военными властями»[170].
