Упорно держался слух, что адмирал будто бы спасен на “Гиляке”. Но все явственнее нарастало осознание надвигавшейся па флот и город огромной катастрофы. Наступал новый период обороны, требовавшей осмыслению всей тяжести случившегося несчастья.
Очевидной становилась встававшая во весь свой рост минная угроза. Она становилась явно ли не главным фактором войны. Приказом наместника от 16 апреля 1904 г. траление поручалось начальнику обороны рейда и входа в Порт-Артур, сами же работы возлагались на командира “Амура” капитана 2 ранга Ф.Н. Иванова 6-го. В его распоряжение передавались “Всадник”, “Гайдамак” и минные катера бездействовавшего из-за ремонта “Цесаревича”.
“Всадник” и “Гайдамак” были постоянно заняты тралением и конвоированием кораблей. Пока паровые катера тралили на предполагаемом месте гибели “Петропавловска” (несколько мин взорвались в тралах 14 апреля), “Всадник” и “Гайдамак” 18 апреля тралили фарватер по створу входа в гавань, но мин не обнаружили. Траление минными крейсерами возобновили 21 апреля, когда стало известно о начавшейся в Бицзыво — в 110 км от Порт-Артура, высадке их войск с огромной флотилии из 80 транспортов. Но флот этой высадке помещать не решался и о тралении вспомнили лишь с началом оборонительных боев на подступах к Порт-Артуру.
Очень подходящими, словно идеально созданными для роли тральщиков, оказались грунтовочные самоходные шаланды работавшие в Порт-Артуре и Дальнем. Эти безотказные, на удивление полезные корабли-труженики, по обычаям той псевдоаристократической эпохи, когда даже офицеров продолжали делить на “черную” и “белую кость”, пренебрежительно называли “грязнухи”. Теперь они становились спасительными для флота. “Всадник” и “Гайдамак” теперь все чаше переходили на роль конвойных кораблей. Упорно наращиваемая японцами минная война стала главным фактором обороны. Не стесняясь присутствием вблизи русской эскадры, применяя в массовом порядке заградители, миноносцы и катера с примитивными деревянными скатами, противник деятельно подбрасывал в окрестные бухты новые и новые партии мин.
11 мая при тралении взорвали 8 мин. “Амур”, охраняемый “Новиком”, “Всадником” и “Гайдамаком” в 6 милях от бухты Тахэ выставил свои давно подготовленные 50 мин. С падением позиций на Кинчжоуском перешейке перед флотом встала задача поддержки отступающих русских войск, которые не могли сдержать натиск японцев. Для прикрытия флангов своих войск 14 мая, когда был подожжен почти панически брошенный Дальний, “Амур” вышел в море для постановки еще 50 мин. Впереди его с тралами шли “Всадник” и “Гайдамак” в кильватере “Новик”.
Усиливавшийся туман заставил пойти на риск: отказаться от тралов, чтобы успеть придти в бухту Тахэ, иметь возможность точной ориентировки при постановке и нанести на карту границы заграждения. Все сошло благополучно. Только одна мина, перевернувшись при размахе качки, взорвалась под кормой “Амура” спустя 1–2 минуты после сбрасывания. Фланги армии были защищены.
16 мая вместе с дежурными миноносцами “Сторожевой” и "Выносливый” в охране продолжавшего работать тралящего каравана находился и "Гайдамак”. Ему и высланному из гавани “Новику” поручили рассеять появившуюся близ бухты Сикао флотилию из 30 джонок. Их охраняли четыре миноносца. Но бой не состоялся: в море показались 17 японских миноносцев и ввиду наступающего захода солнца кораблям приказали вернуться. 24 и 26 мая “Гайдамак” с канонерской лодкой "Г ремящий” выходил в море для обеспечения траления.
Перерывы в тралении из-за непогоды позволили поручить “Всаднику” провести 27 мая опыты воздушной разведки. Их до войны на Балтике и в Черном море проводили с помощью запускаемых змеев. Тогда выяснилось, что даже при слабом ветре змей в виде гирлянды коробчатых плоскостей легко запускается на ходу корабля. Наблюдатель помещался в переносной корзине, подвешенной к змею и соединенной с кораблем, поданным на него фалинем. Высота подъема доходила до 350 футов, что сильно расширяло горизонт видимости. На "Всаднике” результаты оказались не столь успешными: часть змея упала в море.
“Гайдамак” в этот день с миноносцами "Сердитый” и “Бойкий” выходил в бухту Белый Волк для встречи прорвавшего блокаду французского парохода.
Опыты “Всадника” были продолжены 28 мая, но до конца их довести не успели. Флот готовился к генеральному сражению у островов Эллиот, где, как уже было давно известно, располагались главные силы японского флота.
Приказом временного и.д. командующего эскадрой Тихого океана контр-адмирала Витгефта от 2 мая 1904 г. (№ 12) минным крейсерам в походном строю назначались места на подветренных траверзах флагманских броненосцев: в двух кабельтовых; “Всадник” — у "Цесаревича”, “Гайдамак” — у шедшего в общем кильватере “Пересвета” (флаг начальника отряда броненосцев). Миноносцы держались на подветренном траверзе “Цесаревича” в отдалении 2 кб. от "Всадника". Крейсера (в пределах видимости сигналов или телеграфной связи), держались по сторонам строя. Новик” шел ближе 5 кб. впереди “Цесаревича”.
При переходе из походного кильватерного строя в боевой, четыре больших крейсера вступали в кильватep броненосцам, а “Всадник” и “Гайдамак”, идя в кильватер один другому держались на траверзе “Цесаревича" в расстоянии до 20 кб. (со стороны противоположной противнику). Рядом с ними шли две колонны миноносцев во главе с “Новиком”. “Новик” шел впереди, а минные крейсера занимали положение концевых в колоннах броненосцев. За ними на их раковинах шли две колонны миноносцев.
Но внезапного выхода не получилось. Японцы опять проявили удивительную осведомленность и предприимчивость, выслав ночью отряд заградителей. Их работа в 1 ч ночи 10 июня была замечена с поста Золотой горы, но на "Цесаревиче” в течение получаса не давали разрешения батареям Электрического утеса открыть огонь. Японцы успели сделать свое дело и тральщикам всю половину дня пришлось очищать рейд от мин. В итоге выход флота мог начаться только в 2 ч дня.
Очищять выход с рейда в море вышли все наличные силы тралящего каравана. В роли прерывателей минных заграждений и ближнего охранения по обе стороны каравана шлн “Всадник” и “Гайдамак". Охрану тралящего каравана составляли миноносцы 1 — го отряда: “Властный”, “Бойкий”, “Бурный”, “Лейтенант Бураков”, “Выносливый”, “Грозовой”, “Бесстрашный”. За тралящим караваном, имея головным “Новик”, шли “Диана”, “Аскольд”, броненосцы "Полтава”, "Севастополь”, “Пересвет” (флаг начальника отряда броненосцев князя Ухтомского), “Победа”, “Ретвизаи", "Цесаревич” (флаг командующего эскадрой контр-адмирала Внтгефта), крейсер “Баян” (брейд-вымпел начальника отряда крейсеров капитана 1 ранга Рейценштейна), “Паллада”.
Державшиеся поблизости 12 японских миноносцев попытались помешать тралящему каравану. Им навстречу выдвинулись поддержанные “Всадником" и “Гайдамаком” миноносцы охраны. В этом бою корабли во главе с подошедшим “Новиком” заставили японские миноносцы отойти под прикрытие поддерживавшего их огнем крейсера "Мацусима”. К ним спешил и бывший китайский броненосец “Чин-Иен”.
Выполнив свою задачу, тралящие корабли и миноносцы охраны вернулись в Порт-Артур. Сумев задержать выход эскадры утренними минными постановками, японцы успели подтянуть к Порт-Артуру свои главные силы и их численность поразила убогий ум и заячью душу русского командующего. Где уж тут могли быть суворовские “быстрота и натиск” и вся завешенная России великим полководцем “наука побеждать".
Недолгое время подержавшись па боевом курсе, он, не советуясь со штабом отдал команду рулевому своего флагманского “Цесаревича” “лево руля”. (P.M. Мельников, “Цесаревич”, ч. 1, С-Пб, 2000, с. 68–69). В оправдание этого трусливого и нелепого решения он писал наместнику, что вернуться его заставило огромное превосходство минных сил противника — до 36 кораблей против 7 миноносцев и двух оставшихся при эскадре минных крейсеров. Потому он и вернулся, "чтобы на рейде принять ночные атаки, и дальше действовать по обстоятельствам”. К этому предельно обнаженному "свидетельству о бедности” несчастный Вильгельм Карлович, которого наместник не стеснялся рекомендовать для производства за особые заслуги в чин вице-адмирала. прибавил затем и вовсе не поддающуюся осмыслению “убежденность” в том, что эскадра, как и в Севастопольской обороне должна лечь костьми ради защиты Порт-Артура.
В письме наместнику 11 июля он своему покровителю и благодетелю внушал, что "потерянные суда можно построить”, а вот нравственного удара от сдачи крепости, которая без помощи флота не устоит, "не окупит сохранение остатков флота”. И уже совсем выбивая слезу жалостливости добавлял: “Безразличие флота к родному порту, ради которого он был занят, навсегда останется пятном и укором". Можно ли что добавить к этому предельному, воплощению военного, нравственного и интеллектуального ничтожества.
