Как мог я тронуть эту сплошную рану в лохмотьях кожи? Невольно медлил.
— Каррахо! — взревел он. — О чем ты думаешь? Держи, говорю! — подхватил и сильно потянул меня к себе.
Беспорядочная стрельба наугад и топот преследователей остались далеко.
— Им бы хозяйскую чичу пить, а не за коммунистами гоняться, — сквозь зубы процедил Исауро.
От верхней площадки идти было легче, но мешал резкий ветер, и дождь промочил нас до нитки. У Больших Камней разыскали чосу тайты Пачо. Пачо отодвинул щелястую дверь, связанную из легкого тростника, и впустил нас. Раздул огонь в очаге. Поставил на него котел с водой и присел рядом на корточки. Дым тонкой струйкой вытягивался в дыру, проделанную в стене. Как и в других хижинах, никакого освещения здесь не полагалось.
Я снял с Исауро пончо и обгорелую рубаху. Огромные волдыри покрывали его руки до локтей и ободранные кисти, сочившиеся сукровицей
— Останешься, пока заживут руки. У меня есть трава от ожога, — сказал Пачо и положил пучок сухих стеблей на камень, где размалывают зерна. Я принялся старательно толочь их в порошок.
— А цел ли плиего? — снова на кечуа обратился Пачо к Исауро.
— Вот у кого кондоры на службе, — улыбнулся Исауро, переводя мне его вопрос, — кто ж, как не кондор, принес слух о петиции в такую высь? — Цела бумага, тайта, — успокоил он старика.
Беленькие пушистые куиситос — морские свинки— без всякого страха таскали солому из-под наших ног, доверчиво поблескивая рубиновыми глазками. Пачо придавил одну, зазевавшуюся у норки, темневшей в углу чосы. Потом он опустил куисито в кипяток, счистил ногтями шерсть, распотрошил тушку, соскоблил сало с кишок, смазал им руки Исауро и присыпал их порошком из травы.
Тушку бросил в котел, туда же пошла горсть толченых ячменных зерен. Бедный крестьянин убивает морских свинок только в исключительных случаях, хоть вроде бы и полно их в хижине. Выгоднее продать их на базаре. Ими же платят священнику за крестины или за похороны; их приносят в глиняных горшках на могилы близких, как делали в древности инки. Жареные морские свинки очень нежное лакомство, но бедняку оно не по карману.
— Я приготовлю вам суп, компаньерос, — сказал Пачо и опустил в котел мешок, что висел над очагом на веревке, овитой из волокон агавы. Немного поварил и подтянул на прежнее место. В мешке хранились кости, их можно варить много раз, пока не купишь новые.
Подавая глиняную миску и самодельную ложку, Пачо сказал, что мог бы тоже подписать плиего, ведь и он ни гроша не получил за работу на Кадету. Хорошо поплевав на большой палец и тщательно обтерев его о штаны, он мазнул им по котлу, где булькала похлебка, и приложил отпечаток к бумаге рядом с такими же подписями других уасипунгерос.
— Теперь нам дадут землю?
Исауро утвердительно кивнул.
— Сначала долг получи, тайта, потом возьмем и землю.
К рассвету буря стихла. Угольки в очаге подернулись пеплом. Исауро дремал, держа руки на весу, и часто вздрагивал во сне. Пачо показал мне поле, устроенное им позади хижины.
«Смывает ливень землю, придется старику снова носить», — подумал я, заметив огромный мешок у него за спиной. Простившись, он ушел по тропе, по какой мы вчера карабкались к нему.
Все от земли. Вое начинается в земле и в нее возвращается. Пачо носил землю на свое поле снизу из долины. Мешок горбом торчал за его спиной. Нелегкий труд. Но и это мученическое поле может отобрать хозяин, если оно ему понадобится.
Исауро проводил меня до Панамернканы. Петиция лежала у меня в кармане.
Друг мой повеселел и насвистывал, как скворец на заре; может, эта похлебка оказалась целебнее всех лекарств.
— Ничего у меня не болит, — уверял он и все подставлял ветру пальцы.
Сияло солнце в синеве, и невесомо возносилась над таявшими облаками белая шапка могучего Котопакси.
Ящерица скользнула на дорогу, подняла головку, качнулась, как цветок на гибком стебле, и вмиг исчезла за сочным листом агавы.
Меня подобрала попутная машина. Она везла в Кито ананасы с побережья. Дорога пошла круто вверх. Я оглянулся, надеясь еще раз увидеть Исауро, но горы сомкнулись и скрыли его алое пончо и поднятые к солнцу руки.
Фаусто Андраде
Молния выхватила из темноты кипящий океан, осветила бурлящие потоки воды и корабельные надстройки. Яркий режущий свет, треск — и через секунду снова ночь. В ходовой рубке, как ни вглядывайся в иллюминатор, ничего не видно. Только рев волн и глухие стонущие звуки. Ощущение такое, что откуда-то из глубин поднимается гигантская энергия, выталкивает воду океана, а вместе с ней и судно. Сверху его прижимает плотная стена ливня, и обе эти силы, взвинченные ураганным ветром, вот-вот сплющат, раздавят корпус. Корабль содрогается, вибрирует, иногда вдруг затихает. И снова бьется в ознобе.
Судно не посылает в эфир сигналов бедствия. Машины работают на полных оборотах, и судно упорно пробивается вперед сквозь вихревые кольца урагана. Чем ближе к центру циклона, тем сильнее, яростнее напор ветра и волн.
Снова сухой треск и резкая слепящая вспышка. И снова чернота за иллюминаторами, только свет от приборов освещает рубку.
На палубе, пристегнув страховочный пояс к лееру, стоит с анемометром в руке метеоролог, измеряя силу ветра. Как в этом водовороте волн, дождя и ветра он ухитряется еще что-то делать?
Давление начало резко падать. Будто судорога прошла по корпусу судна, ветер ослабел. Наступила тишина. И ливень превратился уже в мелкий, нудный дождь, а потом и он перестал. Судно вошло в центр циклона. Оно идет быстрее. Тишина и штиль обманчивы. Через час вдруг снова мощный и резкий удар ветра, судно зарывается в кипящий поток и начинает пробиваться уже во внешние слои циклона, постепенно преодолевая его бешено вращающуюся спираль.
В августе — сентябре прошлого года по Северной Атлантике прошло двенадцать тропических циклонов, девять из них достигли ураганной силы. Пять ураганов пересекли квадрат, где проводят исследовательские работы по изучению океана и возникновению циклонов наши суда. 21 августа судно погоды «Муссон» находилось в центре тропического циклона «Камилла».
«Камиллу» американцы назвали «Ураганом века». Циклон возник в Карибском море и через Мексиканский залив двинулся па материк. Учинив в районе Нового Орлеана настоящий разбой, он унес сотни жизней, причинил разрушения нескольким городам.
Сила ветра «Камиллы» достигала на материке ста метров в секунду. Пройдя над сушей, ураган от трения должен был потерять свою разрушительную силу и, выйдя в Атлантику, распасться.
20 августа. «Муссон» дрейфует в Гольфстриме в квадрате 100 на 100 миль.
Многометровый буй медленно поднимают над палубой. Стрела крана переносит его за борт и плавно опускает в воду. Вслед за буем в воду уходят подвешенные на тросе приборы, последним на дно опускается якорь. В спокойной воде хорошо видна верхняя часть буя, окрашенная в оранжевый цвет. Судно дрейфует, его постепенно сносит, а буй уходит в сторону, и все тоньше становится похожий на антенну стержень с угловыми отражателями, по которым его с помощью локатора потом отыщет судно.
Синоптическое бюро на судне погоды — его мозг. Здесь все научно-исследовательские группы: океанологи, метеорологи, аэрологи, гидрологи. Они собирают и изучают полученную от приборов информацию.
В рубку вместе с метеорологом входит начальник синоптической службы Неонила Павловна Дудник и, обращаясь к капитану, разворачивает карту:
— Владимир Борисович, получили синоптическую карту. «Камилла» пока в силе, выходит в океан южнее Нью-Йорка. С юга на северо-запад, в направлении нашего квадрата, надвигается ураган «Дебби».
Капитан ничего не ответил, казалось, он был обеспокоен.
— Не нравится мне эта «Камилла», — подытожил метеоролог.
Всем троим понятны его слова. Случай довольно редкий: «Камилла», выйдя в океан, видимо, не потеряла свою силу на материке, а регенерировала, то есть возродилась, и с новой силой надвигается на квадрат.
Через два-три часа эти опасения подтвердились.
Ветер неожиданно резко усилился. Капитан отдал приказ:
— Задраить иллюминаторы и выходные двери на штормзаглушки. Боцману и палубной команде проверить крепления.
Пока океан не дает о себе знать, научно-исследовательские отряды на судне ведут наблюдения, каждый по своему расписанию: два раза в день запускают радиозонд, восемь раз измеряются температура воды, давление, сила ветра и т. д. Но когда надвигается циклон, метеорологи переходят на получасовой график, и через каждые три часа синоптики, обработав данные, передают их в метеоцентры Москвы, Одессы и Вашингтона.
