Появляются борцы. Они раздувают ноздри и угрожающе хмурят брови. Они ополаскивают рот водой и бросают через плечо горсть соли (тем злым духам, которые не испугались топанья екодзуны, никак уже не устоять против соли). Они наконец-то бросаются друг на друга. Их движения быстры и стремительны. Они используют 48 приемов, причем большинство приемов — различные захваты за пояс. Победителем считается тот, кто сумеет вытолкнуть противника за границу круга или заставит его коснуться земли любой частью тела, даже кончиком пальца. Если за время пятнадцатидневных соревнований борец выиграл меньше 8 схваток, его переводят в низший разряд, если больше — в высший. Проигравший екодзуна сейчас уже не делает себе харакири — он просто уходит в отставку...
Сумо бескомпромиссна. Ничьих не признается. Борьбу ведут до победного конца. Причем относительно корректно. Нельзя боксировать, таскать за волосы, душить. К сожалению, в эти человеколюбивые правила не входят ограничения по отрыву носов и ушей. А это было бы весьма нелишним — ветеранов сумо чаще всего можно отличить именно по недостаче названных частей тела.
Борьба идет без уступок. Тем не менее любые, даже самые невинные, пререкания с судьей исключаются. Сумисту грозит пожизненная дисквалификация за одно-единственное невежливое или даже неучтивое слово».
Вот так. Вообще говоря, слово — немаловажный фактор в исходе бойцового поединка. По крайней мере, так обстоит дело в африканской борьбе «мбапот». Она пользуется любовью в большинстве стран Западной Африки. Это не только рукопашная схватка, но и поэтическое состязание. Боец должен поведать пением о своих предыдущих схватках. Естественно, в этой музыкальной автобиографии он не жалеет красок, расписывая собственную силу, мощь, неуязвимость. Когда противники достаточно деморализуют друг друга, они приступают к делу... Постойте, но ведь у Гомера герои перед битвой тоже старательно «оскорбляют» врага. Выходит, эта традиция прослеживается на разных континентах.
Вообще говоря, правила самых разных соревнований в своих основных принципах сходятся: соперники должны быть в одной весовой категории, есть и перечень запрещенных приемов. Например, на одной из фресок, расчищенных археологами на Кипре, изображен едва ли не самый ранний нокдаун в истории мирового спорта. Рядом фигурируют правила для членов древнегреческой федерации бокса. Там сказано, что, «если один из соперников упадет, другой должен отойти от него на десять локтей и ждать, пока поверженный не встанет». При этом особо оговаривалось, что ногами наносить удары нельзя ни в коем случае.
В отличие от древнегреческого, а затем европейского бокса в таиландском боксе ноги представляют куда более мощное оружие, чем кулаки. Говорят, что в этом виде спорта действуют восемью руками: таиландский бокс разрешает наносить удары локтями, коленями и ступнями. Вот бодаться головой нельзя...
Перед началом матча соперники исполняют «ваикра» — нечто среднее между «боем с тенью» и обрядовым танцем. Он проходит под аккомпанемент пронзительной тростниковой дудочки и цимбал. Считается, что такая разминка не только дает зарядку мускулам, но и успокаивает нервы. Может, у спортсменов и успокаивает, но темпераментных зрителей она доводит до неистовства. Когда гонг вызывает наконец борцов на первый раунд, в зале стоит сплошной стон. Бой идет в неистовом темпе, конечности так и мелькают. Надо сказать, что ценители часто отдают предпочтение не тому спортсмену, который нанес больше ударов ступней (такие мастерские удары в челюсть зовут «сонными каплями»), а тому, кто сумел более ловко от них увернуться.
Этот же принцип увертывания положен в основу другой восточной системы борьбы, носящей название «кун фу». Приемы ее напоминают оборонительные выпады самбо, дзю-до и каратэ. Кун фу древнее своих собратьев. Она родилась в Индии в первом тысячелетии до нашей эры и состояла первоначально в имитации движений животных — тигра, волка, леопарда, буйвола, обезьяны. Отдельные приемы кун фу и сейчас носят названия своих «природных отцов». Пожалуй, можно сказать, что здесь мы имеем дело со своеобразной «бионикой» в области спорта...
С течением времени, однако, искусство борьбы кун фу угасло, приемы забывались. Братья Роберт и Джемс Со из Сингапура, которых вы видите на снимке, решили воссоздать их. Они уверяют, что у кун фу большое будущее; пока же ввиду отсутствия соперников братья обороняются друг от друга.
Есть богатырские утехи, для которых вовсе не обязательно иметь перед собой живого противника. Можно — и с успехом — состязаться заочно. Пример тому — метание валуна. В Швейцарии это стародавнее занятие вызывает всегда живой интерес. Проводятся состязания следующим образом: кандидаты в чемпионы поднимают валун весом в 46 килограммов, называемый «камнем Уншпуннена», и толкают его. Рассказать об этом куда проще, чем совершить. Но награда победителю очень заманчива: его рекорд (если он действительно окажется рекордом) навечно будет выбит на спортивном снаряде. Сообщаем для справки, что нынешний рекорд равен 3,02 метра.
В Скандинавии, в Исландии, в Швеции — странах, где живут потомки викингов, — силачи вступают в единоборство со столбом. Древние саги повествуют о том, как бесстрашный герой хватал тяжелый сосновый столб, поднимал его, держа за один конец, бросал в воздух и ловил! Точно так же поступают и сейчас. Те, кому доводилось присутствовать на «Играх викингов», проводимых на шведском островке Готланде, говорят, что зрелище 16-футового столба, взлетающего вверх, просто ошеломляет. Кстати, чтобы в буквальном смысле не ошеломить кого-нибудь из присутствующих, поле окружают канатами.
Участники картофельного фестиваля в австралийском городке Милторпе не строят ограждений. К их великому сожалению, зрителей и так слишком мало. Да и те свои. Гвоздь программы — бег на сто ярдов с пятидесятикилограммовым мешком картофеля на плечах. Говорят, еще пару десятков лет назад таким способом богатые фермеры набирали лучших работников на сезон сбора картофеля. Но постепенно дух азарта захватил остальных жителей города, не связанных с сельским хозяйством. Теперь это просто демонстрация здоровья, ловкости, силы. Короче говоря, спорт.
М. Беленький
1
Сейчас, когда я пишу эту историю, я живу в маленькой белой комнате. Окно расположено очень низко, и прямо в него лезет залитый солнцем сугроб. За сугробом сгрудились тонкие сосны. Если высунуть голову в форточку, можно увидеть край хребта. Черные скалы и белый снег. Я никак не могу привыкнуть к прозрачности здешнего воздуха: кажется, что до скал и снега можно дотянуться рукой прямо с табуретки.
Сегодня гор не видно, потому что идет снег. Он идет крупными мокрыми хлопьями величиной с чайное блюдце. Ветки сосен постоянно стряхивают снег, и оттого кажется, что сосны живые.
Эта комната принадлежит метеорологу, который большую часть времени живет на высотной метеостанции. «На пике», как здесь говорят. Один угол комнаты занимает печь, которую я топлю через день. У стенки стоит железная койка, прикрытая байковым одеялом, а на стенке, чтоб не пачкаться о побелку, приколочена ситцевая тряпочка. На противоположной стене — вырезанные из журнала картинки: очень красные цветы, за которыми виден неясный контур зенитки, знаменитая киноактриса и неизвестная девушка в вязаной кофточке с чуть раскосыми глазами, по-видимому узбечка. Девушка очень красивая, но подписи на картинке нет и на обороте также нет, я проверял.
Благодаря этим картинкам и ситцевой тряпочке я чувствую себя здесь уютнее, чем дома. Наверно, потому, что значительный и, как мне кажется, лучший кусок жизни я провел вот в таких комнатах, где над кроватью приколочена занавеска и на стенках девушки, вырезанные из журналов. Еще в те времена я заметил, что полярные охотники, например, поселившись на новом месте, первым делом вынимают из багажа эту тряпочку, которую прибивают над нарами или койкой, прикрепляют хлебным мякишем цветные картинки из журналов — и жилье сразу становится привычным, обжитым и очень уютным.
Оттого, что растопленная с утра печь дышит теплом, у двери стоят огромные разношенные горные ботинки со стертыми триконями, к стенке прислонены тяжелые горные лыжи, а на гвоздиках висят полушубки, телогрейки и штормовки, жизнь кажется крепкой и основательной. Странно, что самые массивные и прочные городские здания не вызывают такого ощущения надежности бытия, как хорошо натянутая палатка с сухим спальным мешком и разложенным в нужном порядке походным инвентарем должного качества и количества. В такой палатке ты не боишься грядущего дня, а возле костра смотришь на жизнь так, как и надо на нее смотреть, — в упор и открыто.
