От удара грудной клеткой у него аж дух из груди выбило. Мордан ошеломлённо помотал головой, попытался подняться и вскрикнул: правую ногу пронзила лютая боль.
— Эй, ты как там? — встревоженная Белка показалась над краем распадка, в который он свалился. — Живой? Целый?
— Живой, — ответил Мордан. — Но не целый.
Он закатал штанину и увидел, что на правой голени кожа прорвана изнутри торчащим острым осколком кости и из разрыва струится кровь.
— Даэдра меня побери! — воскликнула Белка, увидевшая ту же картину. — Ногу сломал!
— Ага, — жалобно простонал Мордан.
— Залечить себя сможешь?
— Попробую, — неуверенно сказал он.
Лечить раны всегда было утомительно, а тут не просто рана — кость сломана. Память услужливо подсказала лечебное заклинание. Мордан мысленно его произнёс и — ничего. Бесполезно: выдохся, нужно сначала отоспаться, или попить настоя из древесных грибов. Но все свои склянки он оставил в лагере, прихватил только котомку с книгой, с которой никогда не расставался.
— Не получается, — сказал он Белке.
— Почему?
— На свет всю силу потратил, когда золото считал, — со стыдом признался он.
— Ох, дурак!
— Вытащи меня. Как-нибудь до лагеря доковыляем, а там я уже отлежусь, эликсирами поправлюсь и всё вылечу.
— Ты видишь, какой тут распадок крутой? — сказала Белка.
— И что?
— То! Пока я тебя с поломанной ногой буду вытаскивать, пока до лагеря будем ковылять, точно на разъезд наткнёмся.
Мордан задумался.
— Ну даже если наткнёмся… У нас же на лбу не написано, что мы разбойники.
— Ага! А то по нам не видно, что мы по лесам-пещерам уже который месяц живём! Обыщут, найдут золото, спросят: откуда?
— Скажем, что фермеры. Урожай продали.
— Какой урожай, дурень? Лето только начинается!
— Ты вытащи меня, да пойдём. А то время лишь зря тратим. Может, боги уберегут.
— Может, уберегут, а может и нет… Не люблю зря рисковать.
— А что же тогда делать? — растерянно спросил Мордан, совершенно не зная, как им из этого выпутаться.
— Эх, Висельник… Не повезло тебе, мальчик.
— Да ерунда это! Завтра уже опять буду бегать. Помоги мне только выбраться.
— Не будешь… Вон и кровь у тебя не останавливается.
Голос Белки стал каким-то одновременно грустным и жестоким.
— И что?
— Ты прости меня, Висельник. Не держи зла.
Мордан сначала не понял.
— За что? — спросил он, а потом вдруг догадка поразила его. — Ты меня бросишь?
— Не могу я с тобой возиться. Не хочу в петлю попасть.
— Подожди. Подожди-подожди, постой!
Он увидел, что Белка медленно тянет из-за спины лук, надевает тетиву.
— Ты чего задумала, Белка?
— Ты же всё равно тут кровью истечёшь без помощи… — словно оправдываясь, сказала она и достала стрелу.
В уме Мордана само собой вспыхнуло отражающее заклинание, тренькнула тетива, стрела свистнула и отскочила от невидимого барьера. Мордану показалось, что он в рывке поднял валун размером с корову. Если она пустит вторую стрелу, отразить её сил уже нет.
— Ну и дурак! — сказал Белка. — Тебе же помочь хотела, чтобы не мучился. Прощай!
И она исчезла за краем распадка.
К полудню, когда солнце стояло в зените, Мордан окончательно охрип. Он звал на помощь с самого рассвета. Всю свою волю, все силы он сосредоточил на том, чтобы не потерять сознание и дозваться хоть кого-нибудь. Но никто не шёл. В горле пересохло, язык прилипал к нёбу, в голове мутилось, но он продолжал хрипеть из последних сил: «Помогите! Помогите! Помогите!». Надежда давно покинула его. Он звал из одного лишь злого упрямства. Просто потому, что ещё мог. Назло всем — эльфам, оркам, людям и богам, аэдра и даэдра, живым и мёртвым!
— Помо… ги… те…
Над серым неровным краем распадка показалась крупная серая кошачья морда с умными зелёными глазами.
— Человек звал на помощь?
Глава 3. Каджит каджита не обманывает
Колёса поскрипывали, кибитку потряхивало на дорожных камнях, под пологом царил душный жёлтый полумрак, было тепло и пахло чем-то сладко-пьянящим. Слева от Мордана была полотняная стена кибитки, справа на подушках полулежал Отец. В ногах у него, скрестив ноги, сидела Мать, вокруг которой лазили, пища и хихикая, котята. Выход из кибитки перегораживала широкая спина Воина, прикрытая пластинчатым стальным доспехом. Отец дремал, Мать вяло отпихивалась от осаждавших её котят, а Мордан лежал на спине — ничего не говоря, не шевелясь. Если бы его глаза время от времени не мигали, Мордана можно было бы принять за труп.
— И всё же Бажар-до не понимает, — сказал Воин обернувшись и обращая свой вопрос в глубину кибитки, — зачем Дро'зарр-Дар подобрал человека? Какая от него польза каджитам?
Отец приоткрыл один глаз.
— Есть такая побаска, — заговорил он густым ленивым голосом. — Ехал как-то раз фермер-норд по дороге. Вдруг видит: на дороге лежит коровья лепёха. Он взял эту лепёху, положил себе на телегу и сказал: «В хозяйстве пригодится». А через год норд приехал на это же место, положил лепёху туда, где взял, и сказал: «Не пригодилась».
Воин пару мгновений думал над услышанным, а потом расхохотался. Засмеялась Мать, усмехнулся и сам Отец.
— Дро'зарр-Дар вернёт человека туда, где нашёл, если он не пригодится? — спросил Воин, отсмеявшись.
— Может быть, — ответил Отец, зажмуриваясь.
Плавное колыхание кибитки убаюкивало, веки сами собой опускались, но стоило Мордану соскользнуть в неясные видения первосонья, как перед ним оказывалась Белка, которая медленно доставала из-за спины лук, надевала тетиву, брала стрелу, оттягивала её до своего заострённого уха, отпускала, и Мордан, вздрогнув, распахивал глаза.
Вечерами на стоянках Мордан так же безучастно лежал на земле, а Мать, приподняв ему голову, кормила его с ложки чем-нибудь жидким. Он покорно глотал, но сам никогда не просил ни еды, ни питья. Только нужду он справлял без посторонней помощи два раза в день — утром и вечером.
Мордану не хотелось жить. Он терзал себя вопросами: зачем он так отчаянно звал на помощь в том распадке, что его услышали в проезжавшем рядом караване каджитов, и разумные прямоходящие коты вытащили и спасли его? Почему он просто не истёк кровью? Для чего отразил ту самую стрелу?
Караван был невелик: пятеро взрослых каджитов и три котёнка. Они ехали на трёх кибитках, из которых одна была нагружена товаром. Мордан даже не поинтересовался куда они едут, и, заметив на одной из стоянок, что солнце садится где-то в том направлении, откуда они ехали, равнодушно подумал, что караван ползёт куда-то на восток. И сразу же забыл об этом. Что-то странное стало с его ранее такой цепкой памятью. Она отказывалась хоть что-то удерживать. Мордан, например, не смог бы сказать: едут
