они три дня или три седмицы. Так же не удерживались у него в голове заковыристые каджитские имена, и он про себя дал котам прозвища. Главой каравана был Отец — пожилой матёрый каджит тёмно-рыжего, почти бурого окраса, всегда говоривший спокойно, рассудительно и с оттенком легкой лени в голосе. Его женой была Мать, почтенная матрона, мать семейства, кирпично-рыжая каджитка со множеством золотых колец в высоких ушах, увенчанных тёмными кисточками, множеством браслетов на лапах и бесчисленными монистами из монет, бус и самоцветов, накрученными на тонкую длинную шею. На ней постоянно висели, не слезая, трое маленьких котят, двое бурых и один рыжий. Ещё у них был Старший Сын, красивый молодой каджит с широкими белыми полосами на ореховой мордочке, который изо всех сил старался показать, что он уже взрослый. Главным охранником каравана был Воин — крупный мускулистый кот пепельно-серого окраса с частыми чёрными полосками. Воин никогда не снимал доспех и не расставался с мечом — ни во время движения, ни на стоянках. Воину помогала Красотка — стройная, гибкая, обманчиво медлительная каджитка с песочно-палевой шерстью. В первое время каджиты пытались разговорить Мордана, задавали ему вопросы, сами что-то рассказывали. Но он ни на что не отвечал, никак не откликался на их разговоры, и они быстро оставили его в покое. Одна лишь Мать заботливо ухаживала за ним, кормила, подкладывала лишнюю подушку под голову, чтобы ему было удобнее в поездке. Да ещё котята иногда пытались с ним играть, особенно неугомонный рыжий, иногда залезавший Мордану на грудь и с ворчанием прогоняемый Матерью. Но Мордан оставался ко всему безучастен.
Так же его совсем не заинтересовало, когда однажды посреди поездки кибитка вдруг резко остановилась, и Воин, правивший лошадьми, отрывисто кинул через плечо: «Ренриджад, зисс-во!» и стремительно покинул кибитку. Отец выдвинулся вперёд, насторожённо вглядываясь, Мать сгребла в охапку котят и прижала к себе. Снаружи послышались крики, лязг оружия. Отец прошипел какое-то каджитское ругательство и тоже выпрыгнул из кибитки. Мать тревожно прислушивалась. Судя по звукам, снаружи шёл нешуточный бой. Вдруг в кибитку заглянул, вероятно, один из нападавших. Это был орк, причём даже для Мордана, который провел немало времени рядом с Малогом и Бологом, он выглядел весьма отталкивающе. Один из нижних клыков, торчащих у него изо рта, был обломан, через всю морду извивался корявый шрам, один глаз был наполовину закрыт.
— Здесь у них товар, что ли? — прорычал орк, вглядываясь в глубину кибитки. Мать оскалила зубы и громко зашипела на сунувшегося налётчика. Но это его совершенно не впечатлило. Он полез внутрь кибитки, прямо на неё. В лапе Матери вдруг оказался длинный изогнутый нож, похожий на коготь, она попыталась ударить орка, но тот с неожиданной быстротой сначала отбил удар булавой, а на противоходе той же булавой ударил Мать в живот. От удара она глухо застонала и согнулась пополам, и тогда рыжий котёнок заверещал и, отчаянно прыгнув на орка, вцепился когтями прямо ему в морду. Орк заорал от боли, выронил булаву, и сдал отдирать от себя котёнка. Через мгновение рыжий оказался зажат в одной лапище орка, а вторая схватила его за шейку и принялась душить, так что боевое шипение быстро превратилось в предсмертный хрип. И тогда Мордан, до этого момента лежавший неподвижно и наблюдавший за происходящим с таким же безразличием, как смотрит человек на проплывающие по небу облака, вдруг резко сел, вскинул вперёд руки, и из его ладоней хлынули потоки огня, ударившие орку прямо в лицо. Пламя рвалось и ревело, под его напором кожа на лице орка мгновенно полопалась, мышечные ткани обуглились и скукожились, обнажая белые зубы и кости черепа. Орк заорал, выронил котёнка и схватился руками за остатки лица. Но Мордан, не переставая испепелять зеленокожего, надвигался на него, и не оставил в покое, даже когда орк выскочил из кабинки. Мордан высунулся тоже и увидел, как подскочивший к ним Воин одним ловким ударом меча сносит орку голову. Мордан успел заметить, что неподалёку Отец бьётся с каким-то рослым противником, орудуя двумя кинжалами, а Красотка швыряет молнии ещё в двух разбойников, прежде чем сознание его покинуло.
Первый, кого увидел перед собой Мордан, когда очнулся, был Отец. Он сидел рядом с Морданом, скрестив ноги, одетый в свою неизменную серую бади, и внимательно смотрел на него. Как только он увидел, что Мордан открыл глаза, Отец встал рядом с ним на колени и глубоко наклонил голову.
— Дро'зарр-Дар благодарит человека. Человек защитил жену и сына Дро'зарр-Дара. Признательность Дро'зарр-Дара бессчётна, как песок в пустынях Эльсвейра.
Мордан приподнялся, сел и огляделся. Они расположились на обочине, неподалёку от стоящих кибиток. Совсем рядом с ними лежали тела убитых разбойников, выложенные в ряд. Мордан пробежался по ним глазами и насчитал семь тел. Над телами стояли Воин и Красотка — целые и невредимые.
— Ты зря… — начал, было, он, но горло осипло за несколько дней полного молчания. Мордан откашлялся, прочистил горло и продолжил:
— Ты зря меня благодаришь. Я такой же, как эти, — он махнул рукой в сторону мёртвых разбойников. — Ещё совсем недавно я так же грабил караваны.
— Человек не такой, — покачал головой Отец.
— Почему? — спросил Мордан.
— Человек ещё жив. Значит ему хватило ума не нападать на караваны каджитов. Человек не назовёт своё имя Дро'зарр-Дару?
Отец склонил голову набок, пристально глядя на Мордана.
— Мордан. Меня зовут Мордан.
— Дро'зарр-Дар всем своим сердцем благодарит Морд’Ана за спасение его родичей. Великая Кошка-Мать даровала Дро'зарр-Дару встречу с Морд’Аном. С этого дня Морд’Ан — лучший рук Дро'зарр-Дара, — очень серьёзно сказал каджит, а потом обратился к Воину, стоявшему на вытяжку. — Теперь Бажар-до понимает, зачем Дро'зарр-Дар подобрал человека?
— Бажар-до понимает, — ответил Воин, почтительно склоняя голову.
— А вот Дро'зарр-Дар не понимает, — заговорил Отец, повышая тон, — за что он должен платить Бажар-до такое большое жалование, если он, как последний ренридж, дерётся, не видя ничего вокруг, подвергая опасности семью своего нанимателя?
Воин нехорошо прищурился и положил лапу на рукоять меча.
— Дро'зарр-Дар отказывается платить Бажар-до за службу? — спросил он, и в его вопросе нельзя было не услышать угрожающее рычание.
Отец встал и выпрямился во весь рост. Смело глядя в глаза Воину, он подошёл к нему почти вплотную и сказал ровным спокойным голосом:
— Каджит каджита не обманывает. Дро'зарр-Дар заплатит Бажар-до, всё, что обещал. Но Дро'зарр-Дар сообщит до-сура Бажар-до и К’Хай-лы, что его джихатты дерутся хорошо, но не настолько хорошо, как он обещал.
Воин опять вытянул лапы по швам, виновато опустил голову и сказал:
— Это
