Осталось неизвестным, на каких музыкальных инструментах играли наши спутники из голубой полицейской машины. Но поклонниками «кантри» они были наверняка. Эти корректные ребята оказались офицерами службы безопасности местной полиции, о чем они доверительно сообщили любопытствующим. Амуниции на них стало меньше, чем вчера. Однако процесс разоружения эскорта не сопровождался иадением уважения к гостям. Напротив, я заметил, что офицеры полиции охотно позволяли дамам из нашей делегации вести с ними светские разговоры и даже называть себя по именам.
...Кавалькада въехала в даун-таун, как называют в Америке старые городские кварталы. Нашвилльский даун-таун — это лавчонки и забегаловки, размалеванные вывески и разрисованные спреем стены, дремлющие на солнышке старики и пританцовывающие негритянские юноши с наушниками, прокопченные строения времен промышленного бума и речка Кэмберленд с медленной желтой водой. На западном ее берегу пионеры возвели в 1780 году форт Нашборо, и теперь экзальтированные туристы, осматривая восстановленную крепость, вполне могут вообразить себя мужественными первопоселенцами, ищущими укрытия от стрел и томагавков индейцев.
К сожалению, мое предложение прогуляться два-три квартала пешком не вызвало отклика у хозяев. Вероятно, они боялись провокаций («наши» офицеры в порыве откровенности раскрыли свое задание: нейтрализовать возможную негативную реакцию нашвилльских обывателей на пребывание советской делегации), а возможно, хозяева просто стыдились этого отставшего от электронно-бетонного прогресса уголка города, как стыдимся совершенно напрасно и мы показывать иностранцам закоулки Арбата...
Ну, бог с ним, с даун-тауном. Музей кантри-мьюзик действительно стоил того, чтобы именно его посетить в первую очередь. Официально это учреждение культуры, расположенное на 16-й авеню, именуется так: «Зал славы и музей кантри-мьюзик». Джастин был вполне удовлетворен произведенным эффектом и гордо поглядывал на переходящих от витрины к витрине гостей, обращая внимание на наиболее выдающиеся экспонаты.
Да, здесь действительно можно найти все, что имеет отношение к истории развития этого своеобразного музыкального направления, которое зародилось, как сообщил директор Билл Айви, среди английских и шотландских первопоселенцев и окончательно сформировалось в конце прошлого столетия. Черный лаковый лимузин Элвиса Пресли среди хрупких скрипок и мандолин заставил, правда, вспомнить пословицу о слоне в посудной лавке, но его присутствие свидетельствовало, что мы находимся именно в Америке, где поклонение кумиру приобретает почти религиозный характер. Родоначальник многих современных музыкальных форм, соединивший традиции «кантри» и музыки афро-американцев, Пресли почитаем и сегодня — в Нашвилле, например, существует несколько клубов его имени.
И все же не сами по себе экспонаты, не многочисленные мониторы с роликами из музыкальных фильмов и играющие по желанию посетителя автоматы составляют особенность музея, а чисто американское соединение просветительства, науки и коммерции. Но это не тот случай, когда божественные музы попираются пресловутым золотым тельцом, а тот, когда они к обоюдной пользе сосуществуют. В музейном исследовательском центре, расположенном в пристрое, хранится почти полтора миллиона записей песен, тысячи книг, статей, проспектов, стенограмм бесед с выдающимися мастерами жанра и предпринимателями, прославившими «кантри». Признанный авторитет во всем, что касается своего дела, центр дает любому желающему точную и полную информацию, составляет пластинки и магнитофонные кассеты, выпускаемые в местных — я подчеркиваю это — студиях звукозаписи. Все это, естественно, приносит музею немалый доход, употребляемый им во благо искусства, а потому не облагаемый государственным налогом.
Слушая Билла Айви, я подумал, что мы в нашем Отечестве как-то уж очень буквально поняли поступок Иисуса Христа, изгнавшего в свое время торгующих из храма. По крайней мере, для наших храмов искусства и просвещения такое разделение труда не пошло на пользу. Пожалуй, не повредила бы нашим мыкающим горе музеям известная толика свободного предпринимательства.
Взяв на, карандаш эту кощунственную мысль, я распрощался с улыбающимся Биллом Айви и последовал за товарищами в автобус, чтобы осмотреть одну из трехсот городских студий звукозаписи.
— Нашвилл — коммерческий и духовный центр кантри-мьюзик, а театр «Гранд Оле Оп"ри» — его главная святыня,— объявил Джастин.— Правда, во времена моего студенчества другая музыка была. Тогда у нас в Нашвилле играли настоящие люди с гор.
И тут в его голосе послышалась ностальгическая нотка...
Пятнадцать лет назад старый театр, расположенный в даун-тауне, был оставлен для осмотра туристам, а в шести милях от города открылся новый «Гранд Оле Оп"ри», чье название звучит вызовом всем, кто предпочитает напыщенную заморскую классику неброской красоте родимых напевов Чета Аткинса или Джонни Кэша. Придумал название в пику поклонникам «гранд-опера» один остряк-радиокомментатор. Это было в двадцатые годы, когда из Нашвилла начали транслировать концерты «кантри». Радиопередачи из «Гранд Оле Оп"ри» до сих пор идут по пятницам и субботам, в чем мы лично убедились.
Надо сказать, что задиристое название театра дало жизнь целой географической области на карте Нашвилла. Во-первых, предприимчивые люди построили огромный парк развлечений и назвали его, конечно же, «Оприленд», чтобы не уступать ни в чем знаменитому «Диснейленду». Входной билет сюда стоит довольно дорого — семнадцать долларов, зато вошедший имеет право на бесплатное пользование всеми развлечениями, но за фотографию в обнимку с пластмассовым президентом США берут «сверху» еще пятьдесят. Во-вторых, рядом с театром выстроен отель «Оприленд», входящий то ли в пятерку, то ли в шестерку самых фешенебельных отелей страны. «Оприленд», куда нас водили на экскурсию, как в музей, остался в моей памяти лучшим отелем, поскольку его конкурентов мне не довелось увидеть. Шоссе, по которому мы подъехали к театру (порядковый номер здания — 2800), разумеется, имеет название Оприленд-драйв.
Театр предлагает зрителям (а поклонники приезжают сюда даже из далеких штатов) нечто среднее между концертом и спектаклем, зрелище часто перебивается рекламой, что и нам теперь не в диковинку. Скрипка, гитара, банджо, мандолина в разных сочетаниях, отнюдь не «консерваторские» голоса, озорные танцы, грубоватые шутки, встречаемые взрывами смеха,— да, в этом действительно нет ничего от «гранд-опера», налицо дерзкий вызов не только классике, но и оглушительным децибелам рока.
Сочинители «кантри» предстают в своих песнях ревнителями устоев, подчеркивают приверженность традиционным добродетелям, присущим мужчинам и женщинам, повествуют о несложных переживаниях своих простодушных героев.
— «Я помню тот прекрасный вечер, когда звучал вальс, но только теперь понимаю, что потерял, когда мой друг увел тебя, моя любимая»,— Дуайт Рош, нагнувшись ко мне с высоты своего почти двухметрового роста, пересказывает содержание популярного «Теннессийского вальса».
Дуайт вырос на Северо-Западе, в штате Вашингтон, поэтому с трудом продирается сквозь понятные южанам идиомы и специфическое произношение. Он считает, что «кантри» будит в урбанизированных душах образы прошлого, американцы становятся сентиментальными. И я согласен с ним. В зале действительно воцаряется атмосфера благодушия и какой-то домашней расслабленности. Многие тихонько подпевают актерам, раскачиваются в такт музыке. После исполнения каждого номера слышатся одобрительное взвизгивание и поощрительные крики.
Желающие могут совершить ритуальное поклонение своим «царствующим гуру». Они организованно проходят за кулисы. Заглянули и мы в алтарь искусства. Обстановка там почти идиллическая. Участники представления пьют безалкогольные напитки и болтают о пустяках, прохаживаясь по коридорам. Лишь самые заслуженные и народные из них имеют собственную гримерную. Зачастую они располагаются там по-семейному: папаша и три дочки — квартет. На столике термос с кофе, стандартные бутерброды, орешки. Двери гримерных открыты, и публика с благоговейным трепетом взирает на знаменитых исполнителей и авторов, прикидывающихся, что им безразлично зрительское внимание.
После обеда я все-таки выпросил у наших строгих хозяев полтора-два часа и отклонился от официальной программы. Не скрою, мне очень хотелось поговорить с Джастином и понять причины его необычного поведения. Всем известно, что ни одному американцу не придет в голову дурачиться «на потребу» иностранцам. Недаром говорят, что «чувство собственного пупа» является доминантой поведения американца: его интересует в первую очередь своя семья, своя карьера, своя страна, а потом все остальное. Мир за пределами США в представлении рядового американца изначально несовершенен, он может лишь приближаться к стандартам американского бытия, но никогда с ними не сравняется. Несколько замеченных мною плакатов: «Теннесси — это настоящая Америка» — привели меня к выводу, что в Теннесси это чувство доведено до логического завершения.
