Трижды «Ха»!
Я сделаю так, что эта истеричка с крокодильими слезами на глазах будет умолять моего отца её уволить. Это все из-за неё. Я уверен, если бы эта стерва не появилась в моей жизни, то она бы не перевернулась с ног на голову.
— Но это обязательные меры? Я могу просто приходить к нему… — её голос звучит настолько несчастно, что мне становится её почти жалко. Почти. — Хорошо, — поникают её плечи. — Я поняла. До свидания.
Она отключается, но, видимо, у неё все не очень хорошо с восприятием, потому что девчонка втыкает в одну точку. Она хоть дышит?
— Ей, — зову, — так, где моя кровать?
— В коридоре на коврике, — шипит, после делает два глубоких вдоха и отрезает, — моя кровать состоит из двух. Нужно двигать.
Эээ? Чего? Как это из двух?
Непонимающе на неё смотрю, и, закатив раздраженно глаза, она подходит и командует:
— Встань.
Поднявшись наблюдаю за тем, как она откидывает одеяло, простыни, ещё одеяло… Боже, зачем столько одеял? В итоге, эта принцесса на горошине добирается до матраса и скидывает его. Вот теперь я понимаю, что она имела ввиду.
Мастерица, однако.
Заграбастала себе две койки вместо одной. Что на это сказал её сосед или соседка? И, кстати, почему она живёт одна? Этот вопрос вылетает у меня непроизвольно, но она отвечает:
— Потому что у меня была договоренность с комендантом.
— А я думала ты соседа съела, — подкалываю ее.
— Очень смешно, — ворчит и принимается двигать кровать.
Безусловно, я тот еще козел, но таскать женщине тяжести в моём присутствии не позволю. Тут уж сказывается мамино воспитание.
— Отойди, женщина, — отодвигаю её в сторону и принимаюсь двигать кровати.
Она расположила их таким образом, что они стоят посередине, образовывая одну. За минуту расставляю их к стенам. Кажется, в этой каморке стало еще меньше места.
— Надеюсь, что ты взял с собой постельное белье, потому что я не собираюсь давать тебе свое, — с отвращением выплевывает.
— Не переживай. Я бы у тебя и не попросил.
— Если ты уж собираешься тут жить, то запоминай правила, — важно изрекает, складывая руки на груди.
Это смешно. Она действительно думает, что я собираюсь следовать каким-то там правилам?
— Во-первых, никаких девушек в этой комнате.
— Даже тебя? — ухмыляюсь. Только первое правило, а уже осечка.
— Кроме меня, конечно! — рявкает. — Не таскать сюда никаких подружек. Я не собираюсь потом проводить здесь дезинфекцию. Во-вторых, — загибает палец, — убирать за собой. Я не позволю мою комнату превратить в хлев.
Как будто он и так им не является.
— В-третьих, не смей трогать мои вещи. В четвертых…
Без понятия, сколько у неё этих гребанных правил, но когда у неё заканчиваются пальцы на руках, а, возможно, и на ногах (я не особо слушал), и она замолкает, то я растягиваю на губах кривую усмешку.
— Теперь, полагаю, моя очередь? — Встав, подхожу к ней, возвышаясь на полторы головы. По сравнению со мной эта девчонка просто кроха (ага, это она с виду такая беззащитная, но я-то знаю какая у нее твердая коленка). — У меня есть одно правило: никаких чертовых правил. Запиши это себе на лбу, солнышко, чтобы вспоминать каждый чертов раз, когда будешь смотреться в зеркало. А теперь, будь добра, покажи мне где в этом сарае душ.
— Сам найдёшь, — пихает меня в плечо (рука у неё реально тяжёлая), и начинает застилать свою кровать.
Сам так сам.
Пожав плечами, достаю из чемодана полотенце, банные принадлежности, скидываю найки, носки и надеваю тапки, после чего выхожу из комнаты.
Длинный коридор не везде освещается. Видимо, кто-то лампочки повыкручивал. Ванну я нахожу почти сразу. Точнее душ. Возле него стоят несколько парней. Хочу уже протиснуться мимо них, но меня хватают за плечо:
— Эй! Куда прешь? Очередь!
Мать вашу, здесь ещё и очередь?
Парень прищуривается, а после спрашивает:
— Новенький, что ли? Не припомню тебя.
— Ага, только сегодня въехал. Саша, — протягиваю руку.
— Лёня — пожимает ладонь, — а это Костян, — кивает на рядом стоящего друга. — А в какую заселился?
— Двести десятую.
— Оу, — протягивает, — к Лопушковой? Сочувствую.
Что ж, я знать не знаю кто такая Лопушкова, но, судя по тому что мне сочувствуют и весьма искренне, это моя «соседка-тире-нянька».
— Ага, странно, что тебя вообще к ней подселили. Она ж вроде на лапу коменданту даёт, — вклинивается в разговор Костя. Худощавый высокий парень, с резкими чертами лица и лукавыми глазами.
— Мест наверное не было, — не вдаюсь в подробности. — А эта Лопушкова как вообще?
— Да нормальная вроде… — задумавшись говорит Лёня. — Перец у неё правда крутой какой-то на мерине гоняет, но зубрилка ещё та!
— Ага, но зато не доносит, если с ребятами гудим.
Дверь щелкает и выходит высокая блондиночка. Девяносто-шестьдесят-девяносто.
Надо же, какие экземпляры в общаге обитают!
Плотоядно облизнувшись, уже представляю её под собой. Или на себе.
— Светик, ну ты хоть если в душ идешь, то майку прозрачную что-ли надевай на мокрое тело. Порадуй мужской глаз, — смеется Костян.
— А тебе, Алексеев, только и остается что смотреть, — хмыкнув бросает блондинка и кидает мимолетный взгляд на меня.
Я подмигиваю. Прикусив губу, девушка бегло меня осматривает, кокетливо взмахивает волосами, и, покачивая бёдрами, удаляется.
— А это кто? — спрашиваю.
Светка из двести четвёртой. Но я тебе так скажу, друг, даже не старайся. Она себе богатого хахаля ищет.
— Понял, — киваю, а сам уже думаю как буду ее иметь.
