Турчак и Новиков были ровесники. Оба родились в первом послевоенном году, но Петр выглядел старше. Наверное, от нелегкой водолазной работы.
— Был такой случай, — как бы привлекая внимание Турчака, начал Новиков. — Ходил я на пароходе...
Как и многие моряки, он сейнер называл пароходом. Так же летчики с любовью зовут свои самолеты « аэропланами ».
— Мы работали с дрифтерными сетями. О Джорджес Банке слыхал? Там и попали в штормягу. Да что штормяга! Ураган! И холод... Начали мы обмерзать, как бобики. Боже ж ты мой! Лед свисает с бортов, снастей, надстроек. Не сбить ни пешней, ни кипятком. Волна сорвала крепления сетей, смыла их в море. Повылетали стекла в рулевой рубке. Вода — вниз по каютам и трюмам... — Новиков шумно втянул в себя воздух, цикнул сквозь зубы. — Ну, сами знаете, подури еще погода часиков пять-шесть, набрали бы мы ноль остойчивости и...
— Постой, а к чему ты про лед? — спохватился Турчак.
Новиков закурил «Приму», пожал плечами:
— Да так, чтоб разговор поддержать... Тогда было холодно, сейчас жарко. Всего-то делов...
Турчак рассеянно смотрел на рулевого, на его мелкие рыжие кудряшки, а думал о своем. Ему захотелось вдруг перенестись в родной Калининград — ракетой, метеором, чудом, не спеша пройти по Театральной, постоять у памятника Шиллеру, который уцелел в горячем бою: кто-то из наших солдат мелом для несведущих написал на пьедестале, что это не какой-нибудь кайзер, а поэт Шиллер, и потому призвал беречь. Потом свернуть на Гвардейский, пройти мимо кроваво-красного бастиона «Астрономический» и парка Калинина до проспекта Победы, где недавно получил квартиру, и обнять свою Зинаиду с детишками...
В дверь рубки несильно постучали. Второй помощник выпрямился. На пороге появился радист, протянул телеграмму. Жижилов пробежал по тексту, досадливо хмыкнул.
— Что еще там? — спросил Турчак.
— Пока ничего. — Жижилов кивком отпустил радиста. — Но скоро ожидается шторм.
— То-то, гляжу, духовка такая, — проговорил Новиков.
Потолкавшись еще несколько минут, Турчак ушел к себе в каюту и незаметно, уже перед рассветом, уснул.
Узнав о штормовом предупреждении, боцман Вениамин Шилов с матросами стал приводить в порядок трюмы и палубу, крепить шлюпки, лебедки, такелаж, убирать все лишнее. Он хорошо знал, что как раз в шторм начинается работа спасателей.
Океан был по-прежнему неподвижен. Однако в воздухе чувствовалось приближение бури. Из бухты Тигриш, куда шел спасатель, поднималось огромное красное солнце. Диск был подернут дымкой. В темно-синем небе алели обрывки облачков.
Из машинного отделения поднялся стармех Буль — молчаливый белокурый латыш. Не спеша он вытащил из кармана синей промасленной куртки пакетик голландского «Клана», набил трубку, щелкнул зажигалкой. Прислушался. На палубе было едва слышно машину. Лишь по глухому утробному гулу и подрагиванию корпуса можно догадаться, что двигатель выжимает все 1700 лошадиных сил. Буль с завистью подумал о главной машине, которая стояла на новом, сделанном по последнему слову техники «Гекторе». Такой спасатель в 6800 лошадиных сил мог стянуть с мели или камней любой корабль. «Может, со временем туда?» — Буль оглянулся, будто кто мог его подслушать. Мысль вдруг показалась предательской по отношению к «Решительному», на котором ходил он и матросом, и мотористом, и механиком, и вот уже третий рейс стармехом.
А между тем небо стало покрываться облаками, по воде побежала мелкая рябь. Из Северной Африки, с Сахары, приближался сухой ветер «харматтан». Начиналась пыльная буря.
...В это же время в другом квадрате океана средний рыболовный траулер «Топаз» обнаружил по эхолоту большую рыбу. Капитан штормовое предупреждение получил, но не устоял перед соблазном добрать до плана последние тонны. «Успею», — подумал он, поглядев на спокойный еще океан, и взял микрофон:
— Внимание на корме! Ставим трал!
— Сколько травить ваеров? — спросил из динамика лебедчик.
— Пока на полторы тысячи. Готов?
— Есть полторы тысячи метров. Готов.
— Поехали!
Капитан стал следить за показаниями акустики. Трал медленно опускался на грунт.
— Стоп травить!
Трал идет у самого дна. От кормы в полукилометре. На его пути вырисовывается скала. Надо скорей высчитать — через сколько минут трал подойдет к ней. Иначе скала зацепит и сорвет трал.
Под килем самописец отбивает ровный грунт, но по времени трал уже приблизился к скале.
— Вира, лебедка!
— Есть, вира.
Трал полез вверх до глубины четырехсот метров, как бы перепрыгнул через скалу и здесь, кажется, вобрал в себя богатую стаю сарданеллы. Минут через десять можно заканчивать траление. Капитан передал вахту помощнику и хотел было пойти к себе отдохнуть, но тут услышал крик лебедчика:
— Торнадо!
Из облаков, которые уже сгустились до синевы, отвесно к морю опускался воронкообразный гибкий отросток. Капитан так и застыл с незажженной сигаретой. Кто-кто, а он-то не раз испытывал разрушительную силу торнадо. Вихрь с вертикальной осью, диаметром метров сорок-пятьдесят, сметал со своего пути все живое и неживое, опрокидывал корабли, сносил дома на побережье, вырывал деревья и телеграфные столбы, уносил людей и животных.
Крутящаяся облачная труба опускалась ниже и ниже. Навстречу ей начал подниматься столб водяных брызг. Потом облако и вода вцепились друг в друга и устроили дьявольскую круговерть над океаном. «Только бы не зацепил», — сжалось сердце у капитана.
Вихрь, сверху подстегиваемый молниями, метался над водой, то удаляясь, то приближаясь к сейнеру, и наконец ушел.
«Надо трал поднимать, иначе накроет», — подумал капитан.
Вдруг мелко задрожало судно, подкинуло корму. Белая волна прыгнула через борт, с шипением побежала по палубе.
«Достал-таки», — и вслух приказал рулевому:
— Держи носом на волну.
В машинное капитан передал «полный вперед», чтобы выполнить нехитрый маневр: по крутой дуге завести трал к корме, когда судно встанет против ветра. Вторая волна ударила в скулу, завалила траулер набок, где-то в трюме глухо загрохотала бочкотара.
Капитан отшвырнул так и не зажженную сигарету:
— Могли бы весь план добрать, и на тебе!
Шторм уже загулял. У капитана промелькнула мысль — обрубить концы... Но как бросить трал?! Ведь он огромных денег стоит, пустой, а этот еще с рыбой...
Он схватил микрофон судового динамика, хотя знал, что многое из его последующих приказаний уже давно выполнено:
— Вниманию экипажа! Задраить иллюминаторы! Все закрепить! Начальникам служб доложить о герметизации судна.
Закрутил, забился океан. Хлынул ливень.
— Что делать будем? — подскочил тралмастер.
— Руби трал, — сквозь зубы проговорил капитан и отвернулся.
Но во взбаламученной ветром и течением воде, когда и сам траулер метало как пробку, тяжелую прядь трала прибило к винтам. Первым по изменившемуся гулу двигателя догадался об этом вахтенный механик. Через несколько секунд машина уже не могла провернуть вал, пришлось ее вырубить.
Волны развернули траулер и понесли в сторону берега. Капитан объявил общесудовую тревогу. На мостик пробился матрос. Одежда на нем — хоть выжми. Он откинул назад длинные волосы, обрызгав капитана:
— Разрешите под воду. Испытано!
Матрос этот уже не раз освобождал винт от сетей, но то было в хорошую погоду, а не в шторм...
— Брось шутить. Без тебя тошно, — капитан переключился на радиста. — Вызывайте по аварийной спасателя, просите срочную помощь.
Быстро темнело. Попытки держать траулер носом к ветру не удались. Капитан позвал боцмана и приказал удлинить правую якорь-цепь за счет левой и вытравить ее через один клюз. Боцман недоуменно уставился на капитана.
— Не понял... — не сдержался и выругался капитан, хотя боцмана любил.
Боцман набычился, опустил голову.
«Что же я...» — с досадой подумал капитан и сказал как мог ласковей: — Сейчас еще глубоко, но нас несет к берегу. Сдвоенная цепь раньше коснется дна, ляжет двумя-тремя смычками на грунт и будет смягчать удары волн... Понял?
Боцман, еще обиженный, но в ситуации разобравшийся, вызвал трех лучших матросов к форпику, объяснил им работу: в считанные минуты расклепать звенья одной цепи, успеть соединить с другой и надежно, намертво заклепать вновь.
— Сумеете? — спросил боцман, вглядываясь в серые лица матросов.
— Надо суметь...
Однако беда не приходит одна: неожиданно быстро выросла песчаная отмель, и траулер кормой врезался в нее... Теперь шторм и волны могли делать с кораблем и людьми что хотели.
...На спасателе, зная, что буксирный трос придется заводить с расстояния, стали ладить к нему проводник и линь. Как только «Решительный» вышел из бухты, экипаж в оранжевых штормовых жилетах уже стоял по своим расписанным местам. Застонали переборки на судне, заскрипел корпус. Тугая вода гуляла по палубе, как дома, но судно упрямо двигалось в ночь, в ревущую темень. Наконец впереди по курсу взвилась красная ракета, и вслед за ней вспыхнул пиропатрон. Капитан спасателя Владимир Николаевич Сысоев тут же перевел ручку машинного телеграфа с «полного» на «малый», крикнул в мегафон:
