...На спасателе, зная, что буксирный трос придется заводить с расстояния, стали ладить к нему проводник и линь. Как только «Решительный» вышел из бухты, экипаж в оранжевых штормовых жилетах уже стоял по своим расписанным местам. Застонали переборки на судне, заскрипел корпус. Тугая вода гуляла по палубе, как дома, но судно упрямо двигалось в ночь, в ревущую темень. Наконец впереди по курсу взвилась красная ракета, и вслед за ней вспыхнул пиропатрон. Капитан спасателя Владимир Николаевич Сысоев тут же перевел ручку машинного телеграфа с «полного» на «малый», крикнул в мегафон:
— Боцман, приготовь промер!
На буксире были эхолоты, самопишущая лента непрерывно показывала глубину, и тем не менее спасатели почти всегда прибегали к помощи ручного лота — так надежней. Сначала лот показал глубину тридцать метров, потом резко — десять. Капитан дал «полный назад». Подойти к траулеру ближе двухсот метров он не рискнул. Жижилов со стармехом Булем и боцманом Веней приготовили аварийный линомет.
— «Топаз», готовьтесь к приему линя, — передал по радио капитан спасателя.
— Готовы, — отозвались с траулера.
Однако волны тут же оборвали линь. Пришлось все начинать сначала.
Второй линь оборвался тоже.
— Найди же что-нибудь покрепче! — сквозь грохот и шум прокричал Веня Новикову.
Новиков бросился в каптерку, где боцман хранил бухты тросов. В этот момент огромная волна накрыла палубу и, когда скатилась, унесла с собой Новикова. Веня, следивший за матросом, закричал: «Человек за бортом!» Но тут же в бурлящей пене рассмотрел скорчившуюся фигурку, которая вцепилась в леер. Подождав секунду, матрос поднялся, потряс головой и полез по вздыбившейся палубе к баку.
Лишь с третьей попытки буксирный трос выбрали на аварийном судне, прикрепили к «браге» — тросу, обнесенному вокруг корпуса.
На спасателе Жижилов поднес к губам микрофон:
— «Топаз», начинаем!
Сысоев перевел ручку машинного телеграфа на «средний вперед». Он рассчитал, что истинная скорость спасателя, идущего навстречу волне, все равно будет малой, трос натянется без рывка, и тогда можно будет переходить на полный.
Трос натянулся, спасатель дал «полный вперед».
— Ну, матушка, спаси и помилуй, не оборвись, — прошептал Новиков.
— Замолчи! — суеверно оборвал его Веня.
И тут неожиданный рывок сбил всех с ног. Оборвалась «брага» — лопнул трос чуть ли не в руку толщиной.
На спасателе был лишь 48-миллиметровый трос. Волей-неволей решили использовать его. Снова стали подавать линь, заводить «брагу»...
Моряки работали с остервенением, сдирая кожу с рук рваными нитями стальных тросов, захлебываясь в горько-соленой воде, теряя голос от криков и команд. И когда траулер все же удалось вырвать из песка, они разошлись по кубрикам, вытянули на койках занемевшие спины и, оглушенные усталостью, не могли даже первое время закурить.
Уже на рассвете спасатель отбуксировал пострадавший траулер в бухту Тигриш. Здесь остро пахло масляной краской, едким нитролаком, суриком, нефтью, и ко всему этому едва примешивался запах рыбы. Песчаные дюны спасали бухту от штормов, но ветер все-таки и здесь поднимал довольно крутую волну.
Теперь пришла очередь водолазов. Под корпусом траулера рядом с винтом с одного борта на другой протянули канат. Петр Турчак спустился по трапу и, держась за канат, погрузился в воду. Огромным китом нависло над ним днище судна. С винта и руля свисали клочья истерзанного трала.
— Эй, наверху, намотало здорово, — прокашлявшись, передал по телефону Турчак и двинулся вдоль борта дальше. Волны раскачивали судно. Его то выбрасывало к поверхности, то свирепо вдавливало, и тогда оно увлекало водолаза в глубину, угрожая раздавить своей стальной махиной.
— Будь внимательней, Петя, — донесся до Турчака голос капитана, который стал держать связь с водолазом.
— Не беспокойтесь, Владимир Николаевич, будет порядок... Записывайте, чтоб не забыть, — сказал Турчак, проплывая у корпуса и наметанным глазом осматривая поломки. — Оборвался правый бортовой киль на длину одиннадцать метров... На корме в румпельном отделении три пробоины...
— На траулере румпельное и провизионка затоплены, — отозвался Сысоев, как бы подтверждая верность слов водолаза.
— ...Лыжина деформирована по всей длине, загнута вверх вместе с баллером руля. Записали?
— Дальше, Петя...
Через час Турчак поднялся на палубу.
Сысоев, его помощники, механики, водолаз перешли на траулер. Кроме поломок, названных Турчаком, они обнаружили еще несколько. В общем, насчитали восемь главных поломок. Надо было начисто разбирать рулевое устройство, заменять детали. Такую работу можно было делать только в доке. Дали заявку на ремонт, но оказалось, что в ближних портах доки заняты и освобождаются только через два месяца.
За годы работы на спасателе случалось всякое. Бывало, чинили аварийные суда прямо в море, на плаву, но, конечно, пострадавшие не до такой степени, как этот траулер.
И все же... все же надо попробовать. И вслух Владимир Николаевич произнес, прикрыв сухой ладонью листок с описью повреждений:
— Можем мы все это сделать без локирования?
Никто не произнес ни слова.
Молчание затягивалось. Сысоев в упор посмотрел на старшего водолаза — кому-кому, а его группе придется хватить лиха. Турчак ответил осторожно: мол, попытка не пытка.
— Да вы что, Владимир Николаевич?! — По лицу обычно спокойного, молчаливого стармеха Буля пошли красные пятна. — Шутка ли, одно перо руля весит десять тонн!
— А ты прикинь, Германович, сколько мы валюты ухлопаем, план сорвем, — спокойно говорил Сысоев.
— Да и запчастей нет, нужного инструмента, — стоял на своем Буль.
— А ты найди, пошарь по мастерским у себя.
Наконец сошлись на том, что попробуют производить ремонт траулера без докования, здесь же, в бухте Тигриш.
Начали делать — и пошло. В мастерской на спасателе вытачивались новые детали. Мастеровые клепали и сваривали заплаты, разбирали и собирали рулевое устройство, чинили моторы и вели электропроводку. Водолазы по очереди ножами резали, пилили и рвали метровый слой окаменевшей переплетенной массы трала, стянувшего даже концы лопастей винта.
Когда все закончилось, Владимир Николаевич Сысоев пригласил к себе первого и второго помощников. Надо было писать донесение. Капитан стал диктовать, старпом записывать. Перечислив обстоятельства аварии траулера, полученные им повреждения и ход спасения, Сысоев заканчивал докладную такими словами: «...Во время спасательной операции ветер северо-восточный до девяти баллов, северное течение пять узлов, крутая прибойная волна. В операции отличились...»
Тут капитан споткнулся. Он вспомнил матросов, каждого в отдельности, своих помощников, механиков, слесарей, сварщиков, электриков, водолазов. Каждый делал свое дело. Ему стало неловко выделять кого-то из них особо. Он покосился на помполита, как бы ожидая возражений, и вдруг, собравшись духом, проговорил:
— Впрочем, последнее вычеркните...
Евгений Федоровский
И снова земля Санникова...
К давнему спору о существовании Земли Санникова возвращается геолог Владимир Иванов, работавший начальником экспедиции Научно-исследовательского института геологии Арктики на Новосибирских островах. В свете новейших данных, добытых сегодня геологами, автор очерка анализирует идеи известного русского ученого Эдуарда Толля, чье имя навсегда связано с исследованием Севера и гипотетической Землей Санникова.
13 августа 1886 года в жизни Эдуарда Васильевича Толля произошло событие, определившее всю его дальнейшую судьбу. Стоя на северном берегу острова Котельного, в устье ручья Могур, он своими глазами увидел по азимуту 14—18 градусов «ясные контуры четырех столовых гор с прилегающим к ним на востоке низким остроконечием».
На современных картах я не нашел ручья под названием Могур. Это мог быть любой из ручьев, прорезающих скальные обрывы северного берега Котельного, а ручьи тут похожи друг на друга. Но я легко могу представить себе Толля, как он стоял на бровке обрыва с сильным морским биноклем в руке...
Картина, открывшаяся Э. В. Толлю в тот солнечный день, была настолько четкой, что он не только определил расстояние до гор — около 150 верст, или полтора градуса по широте, но и заключил, что горы сложены трапповыми массивами, подобно островам Земли Франца-Иосифа.
С этого момента все дни, какие Толлю еще оставалось прожить на свете, были подчинены мечте о достижении увиденного острова...
Но сделаем еще некоторое отступление во времени — в год 1810-й, когда усть-янский «промышленник» (охотник и сборщик мамонтовой кости) Яков Санников, будучи участником первой официальной русской экспедиции на Новосибирские острова, возглавляемой коллежским регистратором Матвеем Матвеевичем Геденштромом, увидел с северной оконечности острова Котельного доселе неизвестную землю, «...на северо-запад, в примерном расстоянии 70 верст, видны высокие каменные горы»,— записал М. М. Геденштром. Здесь берет завязку феноменальный сюжет: как «земли», на которые никогда не ступала и не ступит нога человека, в течение полутора столетий вызывали к жизни исследования, давшие бесценные результаты...
