Сильным аргументом в пользу этой версии является и время захоронения. Известный специалист В. А. Анохин полагает, что монеты в царствование Инисмея датируются 78—79 годами I века нашей эры. Как и наше захоронение. Лук тоже является знаком царской власти. Луки в скифских и сарматских могилах практически неизвестны — и это при том, что скифы и сарматы славились как непревзойденные лучники. В чем же дело? Известный знаток оружия и скифолог Е. В. Черненко обратил внимание на то, что лук фигурирует в этногонической легенде скифов (помните наказ Геракла — царем станет тот, кто натянет лук?) и, стало быть, являлся священным предметом. В этом же убежден и этнограф Д. С. Раевский. Е. В. Черненко предположил, что лук передавался по наследству, как тот, первый, Гераклов. В скифских погребениях найдено всего два лука, в то время как наконечники стрел имеются почти в каждой могиле.
А теперь вернемся к Фарзою. Его монеты непосредственно предшествуют Инисмеевым. Знаки на тех и других удивительно схожи — тамгу Инисмея от тамги Фарзоя отличает лишь кольцо в центральной части. Без сомнения, они были родственниками. Более того, анализ этих тамг в сравнении с тамгами боспорских царей из сарматских династий позволил предположить, что Фарзой был отцом Инисмея. И вот сейчас начинается самое интересное. Тамги, подобные Фарзоевым, найдены на Волге, в прикаспийских степях, и восточнее, в Приаралье, там, где согласно Страбону обитало сарматское племя аорсов. А во второй половине I века нашей эры Плиний Старший отмечает этих же аорсов где-то близ Дуная, не исключено, что на Днестре — точнее сказать трудно. Если же сопоставить все эти данные с находкой в Порогах вещей явно среднеазиатского происхождения, напрашивается вывод: уж не Фарзой ли пришел сюда во главе аорсов со своей далекой родины, и не от отца ли в наследство получил Инисмей свои пояса, лук и колчан — оружие предков?!
Конечно, это всего лишь гипотеза, она имеет свои «за» и «против», и трудно пока сказать окончательно, истинна ли она.
Наконец, еще одна ниточка, потянувшаяся из этого удивительного клубка. В конце 60-х годов в Болгарии, в кургане Рошава Драгана, было найдено захоронение фракийского аристократа, офицера римской службы. Относится оно к тому же времени, что и захоронение в Порогах. Среди многочисленного инвентаря — богатой посуды, доспехов, оружия — там был найден парадный сарматский меч с китайской нефритовой скобой на ножнах. Так вот, на его ножны и золотое навершие рукояти были нанесены тамги, и среди них — тамги Инисмея! А теперь вспомним: в Порогах был найден фракийский боевой нож. Сарматы воевали с римлянами на Дунае (и за Дунаем) в конце I века нашей эры. Может быть, тогда и попал сарматский меч к римскому офицеру — фракийцу, а фракийский нож — к сарматскому царю?
Вполне возможно, что это произошло так...
Легкий утренний туман поднимался над плавнями и тут же улетал, сдуваемый свежим восточным ветерком. Турма (Турма — кавалерийское подразделение римской армии.) стояла в боевом порядке, молча и совершенно неподвижно — лишь кони иногда взмахивали головами, отгоняли проснувшихся слепней.
Чуть впереди, на крупном рыжем фессалийском жеребце сидел центурион Флавий Ситалк. Рядом переминался с ноги на ногу невзрачный сарматский конек переводчика.
«Поезжай, центурион, и встреть варвара так, чтобы он видел, что перед ним императорский офицер!» — передразнил про себя Ситалк легата (Легат — командир легиона, один из высших чинов римской провинциальной администрации.).
Они видели императорских офицеров прошлой зимой, эти варвары с воем вонзали в их спины копья, рубили длинными мечами, а те лишь нахлестывали коней, как на скачках в Истрии... Хвала богам, что неожиданно настала оттепель, дороги превратились в реки грязи, и привычные к невзгодам фракийские всадники Ситалка с трудом оттеснили обремененных добычей сарматов за Истр. Много их утонуло в полыньях, много погибло под ударами спат (Спата — длинный меч римского кавалериста.), но и фракийцам пришлось туго... Боги, что за ветер!
Фракиец, фракиец... Офицер оксилляриев (Оксиллярии — вспомогательные части римской армии, формировавшиеся из населения провинций.) римской армии, центурион, предводитель рода, но — варвар.
И что с того, что его фессалийский жеребец дороже всех кляч пятого Македонского легиона, где офицеры — сплошь уроженцы Лациума (Лациум — исторический и географический центр Римского государства, на его территории расположен Рим.), что с того, что шлем с серебряной маской сработан в самом Риме и он отдал за него двух молодых и ослепительно красивых сарматок!
Виллу под холмом строил архитектор-римлянин, мозаики клали художники-римляне, жена завела в доме порядки не хуже капуанских (От названия г. Капуи — одного из политических и культурных центров Римской империи.), дорогая посуда, мебель и ткани — тоже римские.
Она и в постели говорит только на латыни, толстая глупая гусыня. А он так любит иногда прийти в людскую и поесть просяной каши из простого горшка и услышать грубоватую и такую милую фракийскую речь...
Конь фыркнул, поднял голову, напрягся, насторожил уши и заржал, содрогаясь всем телом. Тут же в ответ донеслось недалекое хриплое, на высокой ноте ржание. И Ситалк увидел всадников. Один, два, четыре, еще двое... Наконец весь отряд, числом не менее сорока, вытянулся по узкой полосе вдоль сплошной стены камыша, резвым галопом приближаясь к пригорку, где стоял Ситалк. Вот и сарматы...
Инисмей, взглянув на выстроенную по уставу турму, лукаво улыбнулся:
— Смотри, Урузмаг, встреча с врагом лицом к лицу.
Урузмаг не принял шутки, хмуро пробасил:
— Это фракийцы, они никогда не показывают спину. Они не прислали римлян, государь, это оскорбление, поворачиваем обратно.
— Ну, успокойся, худой мир лучше доброй ссоры. Фракийцы, римляне — мы били и тех и других, а сейчас нужен мир, кони наши устали, кругом вода, и мы не сможем воевать по обычаю предков. Не грусти, Урузмаг,— продолжал, улыбаясь, царь,— летом наши лошадки хорошо подкормятся, отдохнут, а когда северный ветер превратит воды Данубия (Дунай.) в лед, мы еще пожалуем к ним, проверим, хорошо ли хранится урожай в кладовых!
...Ситалк следил за приближавшимися сарматами. Этот, впереди, на гнедом коне, в красной замшевой одежде, украшенной золотом,— не царь ли? Уже можно было разглядеть смуглое молодое лицо, обрамленное небольшой черной бородкой, густые волосы схвачены золотой лентой — царь! Он красив, этот сармат, и так ловко сидит верхом, впрочем, они все великолепные всадники...
Сарматы остановились нестройной толпой шагах в тридцати. Постояв, царь и немолодой воин на чубаром коне (шрам на левой щеке воина выделялся багровой полосой, терявшейся в густой бороде) шагом двинулись вперед. На секунду позже — но позже! — тронул коня и Ситалк, чуть махнув рукой переводчику. На ходу тот прошептал:
— Это сам Инисмей, господин! Это великая честь!
— Помолчи. Он что, левша? Гастагна на правой руке, смотрю.
— Да, господин, это великий воин!
— Он был прошлой зимой? Это он убил Агриппу (Луций Фонтей Агриппа, легат Нижней Мёзии в 58—69 гг. н. э. По сообщению Корнелия Тацита, погиб во время сарматского набега.)?
— Да, господин.
— Тогда я его помню.
Ситалк помрачнел. Он вспомнил преследование на льду Данубия, вспомнил, как от его алы (Ала — кавалерийское подразделение римской армии.) осталась едва половина. Шевельнувшаяся на минуту симпатия к этому юноше исчезла, осталась только злость воина.
Они съехались.
— Центурион Флавий Ситалк приветствует тебя, царь!
Переводчик заговорил — по-сарматски это получилось длиннее. Инисмей молча смотрел на центуриона, и во взгляде его сквозило, пожалуй, любопытство. Его спутник выглядел гораздо сердитее. Он и ответил Ситалку.
— Привет и тебе, центурион. Великий царь аорсов, роксоланов и Ольвии готов выслушать тебя.
— Я скажу только то, что он знает и сам. Рубрий Галл, легат Нижней Мёзии, позволит вам уйти за реку. За это вы не должны больше тревожить наших границ. Пусть не гневается царь,— голос Ситалка смягчился,— но фортуна сейчас не с ним. Легат велел передать, что чтит в нем великого воина и знает, что слово Инисмея нерушимо. Сарматы храбры, но у нас сил больше. Ни к чему лить кровь великих воинов. Легат дает вам два дня,— уже высокомерно закончил Ситалк.
Два дня... «Он наверняка знает,— тревожно подумал фракиец,— что у нас нет ни одной турмы полного состава. Правда, и сарматам крепко досталось, вряд ли они захотят продолжать войну. Внезапность набега уже утеряна, а добычу они все равно переправили на ту сторону. Сейчас важно убедить их, что мы сильнее»...
Заговорил Рузмаг. Ситалк, слушая переводчика, улавливал знакомые гортанные сочетания.
