— Неужели ты из-за этого и пришел ко мне? — взорвался в заразительном смехе Анатолий Владимирович. Он достал несколько пачек сигарет разных мастей, выложил на стол. — Кури, выбирай, какие по вкусу... И давай-ка лучше выкладывай, зачем пришел.
Судя по тому, что Коротаев легко перешел на «ты», он отнесся ко мне как в давнему знакомому, и я, воспользовавшись этим, осмелел:
— Нет. Сначала об этом. За что наградили? — настаивал я, хотя слышал от своих владивостокских друзей-моряков, что он спасал итальянских моряков.
— Ну ладно... — небрежно бросил он, чтобы покончить с этим разговором. — В общем, получилось так: между Гаваями и Панамским каналом взорвался итальянский танкер. Когда мы подошли...
— Анатолий Владимирович, — прервал я его, — меня интересуют подробности.
— Подробно так подробно, — смирившись, сказал он. — Ты же знаешь, я работал раньше капитаном порта Находка. А по положению один раз в три-четыре года должен был выходить в море, чтобы не потерять свой профессионализм, что ли... Так вот, в 1974 году я пошел в рейс на теплоходе «Новиков-Прибой», ходил по маршруту: Владивосток — Япония — Канада — США — опять Канада... А в конце рейса в Японию и домой. После завершения в Америке грузовых операций я намеревался идти севером, через Алеутские острова, но там начались зимние шторма. Тогда-то решил пойти югом. Мы спустились почти до параллели Гавайских островов и, находясь между Сан-Франциско и Панамским каналом, получили радиограмму, что в таких-то, таких-то координатах терпит бедствие итальянский танкер «Джованни Лолигетти», ему необходима наша помощь... Это потом мы узнали, что танкер взорвался. По всей вероятности, один из танков судна был недегазирован... Мы от места катастрофы находились тогда в двухстах милях, и в радиограмме начальника береговой охраны западного побережья США указывалось на то, что мы — единственное судно, находящееся в этом районе и на борту которого есть врач. Вообще-то иностранцы привыкли к тому, что на советских судах врачи есть всегда. Но тут был один интересный момент...
Анатолий Владимирович умолк, с хитринкой посмотрел на меня и спросил:
— У тебя никакого вопроса не возникает? — И тут же сам ответил: — Береговая служба-то ведь не знала, что мы пойдем югом, а координаты «Новикова-Прибоя» имела точные. Так что эта служба США налажена очень хорошо... Когда мы подошли, от итальянского танкера уже ничего не оставалось: плавал кусок железа, помню еще какое-то светлое пятно на воде... Еще до нас пришел военный корабль с Гавайев, стоял тут же «норвежец», на борт которого и поднимали спасенных. И мы спустили бот. На нем пошел мой второй помощник, прекрасно владеющий английским языком, сейчас уже отличный капитан — Паша Чечехин, потомственный моряк: дед был капитаном и отец — капитан. Хороший парень, рекомендую тебе встретиться с ним... Он пошел, врач пошел и один из Механиков. Они выловили нескольких человек и подняли на норвежское судно. Остальных подобрали до нас. И оказывали им первую помощь; итальянцы были в тяжелом состоянии, обгоревшие, подавленные, некоторые без сознания... Делали переливание крови. И вот, когда подошел наш врач, посмотрел на трубку, по которой шла кровь, то заметил в крови пузырьки воздуха. Он вовремя перехватил, пережал трубку. Если бы воздух попал в кровеносные сосуды спасаемого, человек погиб бы... Занимался переливанием на «норвежце» фельдшер. Наши провозились на «норвежце» часов восемь...
И все как будто бы на этом и кончилось. Но позже, когда я был в Ленинграде в командировке, позвонили из Москвы, чтобы я немедленно прилетел: через день надо идти в посольство Италии. Вручал орден сам посол. Орден за заслуги перед Итальянской республикой...
Как-то после этого к нам в Находку пришло итальянское судно, я попросил одного из экипажа, знающего русский, перевести текст орденского диплома. «Если бы меня наградили этим орденом, — сказал он, — то меня называли бы не просто сеньором, а кавальеро».
— Почему не носишь? — спросил я Анатолия Владимировича.
— Чего носить в будни? — Он снял трубку телефона, набрал номер и спросил: — Пожалуйста, посмотрите, какие последние коррективы имеются по Восточному порту... Подождите, вы читайте, а я буду повторять. Так... Восточный порт находится в бухте Врангеля... Дальше читайте — вот, вот. Район приема лоцмана показан на карте. Портовые средства и оборудование... В порту погрузочно-отгрузочные работы механизированы... Можно произвести мелкий ремонт судов и электросварочные работы. Причальные сооружения приводятся в таблице...
На том конце провода кто-то подробно, не пропуская даже запятой, читал в телефонную трубку данные поправки лоции: номера и назначения причалов, их размеры, глубины у стенки, каналов и многое другое, знакомящее мореплавателей с обстановкой нового порта. Слушая Коротаева, нетрудно было догадаться, что он это делает для меня. Он напоминает наш давний разговор о лоции и показывает теперь, какие перемены произошли на берегах бухты Врангеля.
Поблагодарив за информацию, Анатолий Владимирович положил телефонную трубку и пристально посмотрел на меня:
— А теперь слушаю тебя.
Я рассказал ему о встрече с Васяновичем, сказал, что, когда коснулись системы управления движения в заливе Находка, Виктор Андреевич вскользь упомянул о причастности его, Коротаева, к этой системе.
— Ты вот о чем?! — воскликнул Анатолий Владимирович. — Ладно... Все это началось с того, что в 1972 году к нам приезжал министр морского флота Тимофей Борисович Гуженко. А у меня к этому времени как у капитана порта назрела проблема постройки береговой радиолокационной станции для проводки судов в туман и плохую погоду. Тимофей Борисович хотел посмотреть начало строительства Восточного. Пошли туда на катере — министра сопровождал начальник Дальневосточного пароходства Валентин Петрович Бянкин. Туда шли — стояла прекрасная погода, назад пошли — накрыл такой туман, что когда мы подходили к нефтепорту, то увидели пирс лишь на расстоянии пятнадцати метров. Конечно, для того чтобы обеспечить этот переход, я взял второй катер с радаром и, пока шли, поддерживал с ним связь... Вернулись обратно. Я тихо говорю Бянкину: давай, мол, скажем министру, что надо все-таки строить береговую станцию, и приведем в пример сегодняшний случай. «Сам обращайся», — посоветовал Валентин Петрович.
Помню, подошел к министру:
— Тимофей Борисович, видели, какие у нас туманы?
— Чего хочешь? — спросил он.
— Береговую радиолокационную станцию для порта Находка, — отвечаю.
— Мелко мыслишь, — вдруг говорит Тимофей Борисович, — строить так строить целую систему на весь залив...
— И что было после разговора с министром? — спросил я.
— Мне пришлось много повозиться с этим делом. Где-то через полгода вызвали меня в Москву на переговоры... Но то, что ты видел над мысом Каменским, не все. Это основной пост. Есть еще два вспомогательных — один на мысе Астафьева в бухте Находка, а второй возле нефтегавани. Каждый из этих двух постов связан с основным, где радиолокационная информация обрабатывается с помощью шестнадцати электронно-вычислительных машин. Одна, самая крупная, четвертого поколения, американская.
— А как судно проводится с помощью системы? — спросил я и увидел на лице собеседника едва уловимую тень усталости. Но он быстро овладел собой.
— Если только популярно. Очень популярно... На подходе судно дает данные о себе: груз, откуда и куда идет, название свое, тоннаж. И все это вводится сразу в память машин. Когда судно уже входит в зону радиолокационного наблюдения, даже в самый густой туман начинают за ним следить, а ЭВМ, связанные с локатором, определяют, правильно ли идет цель — судно, с присвоенным ему машинным номером. В случае если в сходящихся фарватерах возникает опасное сближение двух судов, то машина сразу информирует об этом и выдает рекомендации, как избежать столкновения. Либо, допустим, суда стоят на якорях в каком-то определенном районе, данные о котором заложены в память машины. Дует сильный ветер. И вдруг одно из судов начинает дрейфовать на якоре. Машина сразу начинает «шуметь»: цель такая-то вышла за пределы безопасной зоны. Соответствующие меры принимаются или операторами, или лоцманской службой...
— Анатолий Владимирович, и последнее. — Я протянул ему отложенный мною томик «Ports of the world» — «Порты мира». — Есть ли в этом справочнике что-нибудь о новом Восточном порте?
— Конечно! — шумно выдохнул он и быстро нашел нужную страницу. — Вот, — сказал он и начал читать, сразу переводя на русский: — «Восточный. 42 градуса 17 минут северной широты, 132 градуса 52 минуты восточной долготы. Глубина в бухте 18 метров. Порт может обрабатывать 360 тысяч тонн пиленого леса, 800 тысяч тонн древесной щепы, 700 тысяч тонн контейнеров и 6,2 миллиона тонн угля в год. Порт продолжает строить контейнерный терминал и, когда закончится строительство, будет обрабатывать до 140 тысяч контейнеров в год...»
