— Это во-первых. А что во-вторых?
— Во-вторых, бой проходит в несколько этапов, и для каждого из них установлен свой строгий порядок. Так вот, на десятой минуте последнего этапа бык должен быть убит. Если этого не произошло, матадор получает предупреждение. На двенадцатой минуте неудачника предупреждают еще раз... И это неизбежно скажется на его репутации, а следовательно, и на заработке. По истечении четверти часа оскандалившегося тореро лишают права закончить бой. Его с позором прогоняют. И, возможно, больше он на арену не вернется...
За разговором выехали из Мадрида. Дорога постепенно сужается — справа и слева тянутся холмы. А вот уже и горы, бурые вершины, глубокие зеленые впадины. Серпантин шоссе кружит по склонам, то опускаясь, то взмывая вверх. Но Пако не снижает скорости. Водителя, кажется, не заботят ни перепад высот, ни крутые повороты, ни интенсивный встречный поток.
Мелькает мысль — не столкнемся ли мы с этим потоком? Но за рулем тореро, человек, который привык к опасности, к тому, что она рядом и все же не коснется его. Сто семьдесят километров остаются позади. Вот и Аренас де Сан Педро. Свернув на боковую проселочную дорогу, машина вздымает клубы пыли. Через полчаса подруливаем к деревенской ферме.
Нас встречают друзья матадора, его родные, крестьяне, работающие на ферме. Они наперебой предлагают нам по глотку вина, утолить жажду после далекой дороги. Смуглый босоногий паренек лет двенадцати тащит кожаный сосуд. Мои спутники, не касаясь губами отверстия, подняв сосуд над головой, вливают в рот по доброму стакану прохладной влаги. Мне это удается только после долгой тренировки, когда и лицо и рубашка как будто побывали под дождем.
Посмеявшись, новые знакомые успокаивают меня: для первого раза результат не так уж плох.
Заходим внутрь дома, осматриваем просто обставленные комнаты, заглядываем в хозяйственные постройки. Потом идем на пастбище.
Обращаюсь к Пако:
— Кому принадлежат стадо, земля?
— Мне.
— И все постройки на ней?
— Разумеется.
— Да ты, оказывается, богатей! А прикидывался крестьянином!
— Нет, — смеется Пако. — Я и не думал скрывать, что стал богатым человеком. Но прошу заметить: заработал я это богатство не эксплуатацией чужого труда, а тем, что сам чуть ли не каждый день рискую жизнью.
Я не стал доказывать ему, что, каков бы ни был источник средств, позволивший ему стать собственником этой фермы, отныне он занял иное место на ступенях социальной пирамиды испанского общества, чем то, которое принадлежало когда-то его отцу. Но не удержался от вопроса:
— И что, любой тореро может приобрести такое хозяйство?
Ответ оказался столь же четким, как и быстрым:
— Может, если зарабатывает, как я.
— А много таких?
— По правде говоря, единицы.
По словам Педро, доходы тореро зависят от условий контрактов, которые он заключает с устроителями корриды. Чем известнее матадор, тем больше ему платят. Соответственно дороже и входные билеты на «пласа де торос». Знаменитости нарасхват, а остальные могут рассчитывать на выступления лишь от случая к случаю. Что касается самых неудачливых, они порой месяцами остаются без работы. А потому, естественно, хватаются за любое предложение, даже если оно сделано на заведомо кабальных условиях. Пако с любовью смотрит на своих коров. И я невольно спрашиваю:
— А где же твои быки?
— Нет их у меня, — отвечает он. — Вначале-то я купил бычков. Думал, выращу сам, не буду зависеть от «ганадерос» — поставщиков специальной боевой породы. Человек привязывается к животному, как и оно к нему. Я видел, как подрастали мои бычки, становились красивыми богатырями. И... не мог выйти на них со шпагой. В конце концов распродал их и завел вот это стадо.
— Ты, вижу, слишком щепетилен, — вступает в разговор Хуан, и я не понимаю, шутит он или говорит всерьез. — Разве бык, выращенный другим человеком, не такое же живое существо, как и твой?
— Это другое, — парирует матадор. — Ты вот, например, наверное, любишь хорошее мясо? Но не всякий согласится быть мясником...
— Ловлю тебя на слове, — не унимается художник. — Значит, тореро — тот же мясник?
— Ничего подобного, — начинает кипятиться Пако.
— Но ведь и на арену, и на бойню доставляют живого быка, а с нее — и в одном и в другом случае — вывозят мясо.
— Быка так или иначе ждет смерть. Но на бойне он погибает, не понимая даже, что произошло. А на арене его ждет достойное завершение существования, гибель в бою, ради которого он и был рожден...
Спор остается незавершенным — зовут обедать. Все оживились при виде тарелок с дымящейся паэльей (Паэлья — испанское национальное блюдо из риса с острой приправой, мидиями, креветками и другой морской живностью.). На второе мясо — могло ли оно отсутствовать в доме матадора? За ароматным черным кофе спрашиваю Пако:
— Что, по-твоему, коррида — спорт или искусство?
— Ответ один: искусство. Настоящий тореро — это артист высокого класса. Он играет в драме, посвященной жизни и смерти. Беда, если он плохо выучил свою роль! Конечно, элемент соревнования в бою присутствует. Но это лишь один из элементов. В подлинном соревновании никогда заранее не знаешь, кто завоюет победу, а кого ждет поражение. Иначе это не спорт. Здесь же один из участников драмы-поединка заранее обречен...
— Но случается, что бык ранит и даже убивает человека.
— Значит, поражение потерпели оба. К счастью, это не правило, а исключение. Правда, такого исключения опасается каждый матадор.
— И ты?
— И я. Не верь тому, кто хвастает, будто не боится быка. Надо только, чтобы разум не поддался страху. Это помогает вести бой. Если испытываешь слишком сильный страх, бык как бы вырастает над тобой, становится сильнее. А ты слабеешь. Если же, напротив, легкомысленно полагаешь, что думаешь только ты, а у быка нет в мозгу ни одной извилины, жди неприятностей.
— А в твоей практике они случались?
— Увы, не раз. Особенно запомнился мне урок, преподанный быком в 1961 году, через несколько месяцев после того, как я приобщился к большой корриде. Врачи с трудом вырвали меня из лап смерти.
— И все же продолжаешь рисковать?
— А что делать? Это моя профессия, моя жизнь...
Сейчас, когда я пишу эти строки, в памяти возникает образ еще одного кумира испанцев — Антонио Бьенвенида. Педро Бельтран как-то спросил, не хочу ли я после встречи с «самым храбрым» тореро увидеться с «самым умным» представителем этой профессии. Действительно, я был поражен широтой его кругозора и богатством внутренней культуры Антонио.
А несколько месяцев спустя Антонио Бьенвенида, уже расставшийся с ареной, трагически погиб. Его убил молоденький бычок, когда Бьенвенида демонстрировал приемы тавромахии сзоему сыну.
Но вернемся в Аренас де Сан Педро. Хуан обращается к Пако Камино:
— Где-то читал, что однажды ты поклялся сменить профессию.
— Да, было такое. В 1973 году на «пласа де торос» в Барселоне я оттаскивал быка от родного брата. Я видел, в каких муках он умирал.
И тогда же дал зарок не появляться больше на арене.
— Дал, но не смог сдержать...
— Не смог. Это было сильнее меня.
Пако мрачнеет. Я понимаю, что для него это больной вопрос, и смотрю на Хуана — хорошо бы переменить тему. Но на помощь матадору уже спешит Педро:
— Человеку часто бывает нелегко свернуть с той колеи, на которую он однажды ступил. Матадор Камино не прежний парень, известный лишь своим родным и соседям. Он стал звездой Испании, ее гордостью. Пресса, болельщики, друзья и знакомые — все требовали, чтобы Пако вернулся на арену. И сам он тяжело переживал добровольное захоронение своего «я». Наконец, нельзя сбрасывать со счетов материальные затруднения, а они дают о себе знать сразу же, как только ты оказываешься не у дел...
Пако Камино здесь, рядом, но чувствуется, что его мысли далеко. Хуан вдруг без всякой связи с предыдущим спрашивает:
— Какие качества, по-твоему, нужны, чтобы стать настоящим матадором?
Пако оживляется:
— Прежде всего, я думаю, требуется призвание. У каждого из нас, испанцев, есть в крови что-то от тореро, но далеко не всякий способен сражаться на арене. Но и призвание еще не все. Можно обладать отличными данными для корриды и быть невезучим. Победа достается лишь тому, кто преисполнен решимости ее добиться. Значит, другая важнейшая черта личности настоящего матадора — твердое желание добиться успеха. И, наконец, в-третьих, нужен ум.
— Вероятно, тореро должен обладать и большой физической силой?
— Нет! Атлетом быть необязательно — сильнее быка не станешь!
— Выходит, матадором может стать женщина?
— Может. Но лично я против такого «равноправия» — не женский риск. Алисия Томас, она поняла это. Правда, после того, как не раз пострадала от рогов. Она ушла с арены на эстраду. Слава та же, опасности для жизни никакой.
