могли выдать свои планы, а может даже, и назвать имя того врага, который решился на такие действия. И тогда враг познает всю тяжесть гнева последователей Никкасу, одной из заповедей которого было ' помни основы правильной жизни — близких — любить, друзей — уважать и помогать, врагов же в живых не оставлять'. Они жили по этим заповедям, и простые люди, жившие на землях храма, постепенно тоже переняли такие взгляды на жизнь. И во всех окружающих странах знали, что нет верней друга и страшней врага, чем выходец из земель Никкасу. Именно поэтому живых врагов у монахов не было — они канули в прошлое. Остались только многочисленные недоброжелатели, которые, помня прошлое, не рисковали переходить зыбкую грань недоброжелатель-враг. Чего стоили такие грозные когда-то противники монахов, как клан серфеньигов (морские пираты, когда–то населявшие целый архипелаг, гроза и ужас всех прибережных стран, мастерски владевшие магией воды, полностью уничтоженные ныне). А благородный орден Белой звезды, переродившийся в бич земель, лежащих западнее земель Никкасу? А нашествие разумных тварей из какого-то неведомого мира, остановленное монахами и легендарными (ныне исчезнувшими) эльфами? Но… это уже былое. Отгремели величайшие битвы подлунного мира, в которых монахи обязательно принимали участие, всякий раз становясь на сторону добра. Теперь, без покровительства бога монахи вырождались, и все меньше потомственных монахов рождалось с сильным, или хотя бы средним уровнем дара. Им приходится изобретать чудовищные по сложности способы усиления своего слабеющего дара, и тратить на его развитие все больше времени. Да, они все еще лучшие бойцы изведанного мира, да, они одни из искуснейших боевых магов. Но они — лишь жалкие тени воистину могущественных предков, и это — начало конца… Если только они что-нибудь не придумают — мысли верховного жреца, как всегда в последние время, скатились на болезненную для него тему. А самые болезненные темы для него в последнее время было две — вырождение дара у монахов без поддержки бога и проблема неизвестного противника. И если с первой проблемой в последнее время появилась надежда сладить, то появление неведомого врага, и полное незнание его целей и намерений просто пугало ощущением бессилия, и противным чувством, что что-то пропущено, недосмотрено… Убитые монахи-маги конечно же были ценны, но их потеря не принесла ничего непоправимого. Наверное. Но, если это так, тогда зачем противник решился на риск быть раскрытым, и пошел на такое? Что он хотел этим добиться? И добился ли? Снова одни вопросы. Ликар опасался, что когда он узнает ответы, будет уже слишком поздно что-либо исправить…
… Прошло полторы недели. Вик потихоньку тренировался с Тароном и Мориусом, паралельно продолжая свои попытки овладения внутренней энергией — его личным запасом магии. Накануне у него впервые получилось ощутить то сложное чувство, которое возникает при правильном использовании силы. Несмотря на усталость, которую он ощущал после получасового выполнения этого упражнения, Вику было приятно, что он смог, что он добился своего. Вновь повторив упражнение, он отдыхал, сидя возле маленького пруда, и с удовольствием наблюдал на мелкую живность, снующую в воде, и около нее, размышляя про все, что с ним случилось. Как-то вначале, после перемещения в этот мир, у него не было ни сил, ни желания, чтобы обдумать все происходящее. Это было не похоже на него обычного — спокойного (ну, конечно, когда все было вокруг спокойно и ему было комфортно) и в принципе рассудительного молодого парня. Он привык некоторые прошедшие моменты прокручивать в голове снова и снова, размышляя, где был неправ, и где можно было поступить по-другому. И частенько находил правильные решения, но уже увы, слишком поздно. А его поведение (вспоминая сам себя некоторое время назад) было какое-то отрешенно настойчивое. Отрешенно — потому что он выкинул из головы все сомнения, колебания, как будто убрал все, что мешало учиться и сосредотачиваться. Настойчивое потому что — Вик-прошлый, какой он был до попадания в этот мир, на совет вроде «занимайся каждый день, по пол часа» обязательно согласился бы, но ни за что не заставил бы себя это делать. А сейчас он как будто превратился в другого человека, полностью приняв одно из правил Тарона — ученик должен сделать столько, сколько он может, а потом еще столько, сколько скажет учитель. Он впитывал знания, как сухая губка впитывает воду, и впервые в жизни, Вик ощущал, что ему нравиться то, чем он занимается, как будто для того и создан. И вспоминая все, что с ним случилось, и что сделал, Вик понимал, что он все делал наилучшим образом. Желание все кинуть, и перестать слушать Тарона, отдохнуть, когда было невероятно тяжело делать непривычное упражнение он переборол с удивившей его легкостью. А концентрироваться по несколько часов с Мориусом, когда хочется вскочить, размять все затекшее тело, и высказать в лицо все, что думаешь про тупое сидение, и изображение из себя каменных статуй. Он все сделал так, как от него требовали, и сейчас начал понимать и ощущать начало, азы того, чему его старались научить. И это только усиливало любопытство и желание учиться дальше, узнать все то, что могут ему здесь дать. Посидев еще некоторое время, он отправился вывести «выгулять» Мина. Поистине волшебное искусство целителя позволило ему выжить, и на данный момент его кости уже срастались полным ходом. Ему все еще было немного больно дышать, но Мин старался делать вид, как будто ничего не чувствует. И упорно выходил из лечебницы прогуляться последние несколько дней, как только целитель, скрепя сердце, разрешил ему ходить. А Вик, конечно же, составлял ему компанию, заодно присматривая за ним, и готовясь помочь в случае нужды.
Когда Вик подошел к лазарету, Мин уже сидел на крыльце, ожидая приятеля, и со скуки жонглируя крошечными камушками в одной руке. Камушки часто падали, а «жонглер», весело хмыкая, подбирал новые, и все повторялось сначала.
— Ну, что, вояка, как дела? — поздоровался Мин.
— Да нормально. Как обычно, ты же знаешь… — начал было отвечать Вик. А хитрый Мин, отвлекши внимание разговором внезапно кинул камушками в Вика. И попал, конечно, но от одного камушка будущий Искатель все же смог защититься, словив его.
— И ты поле этого будешь говоришь, что УЧИШСЯ у Тарона⁈ — ехидно спросил Мин
— Это нечестно! — возмутился Вик — Я же не…
— Ага, ага, не ждал, не внимательный был, расслабился, ты еще кучу разных отговорок придумай! Запомни — только то, что ты можешь применить не задумываясь, почти инстинктивно, то ты и умеешь на самом деле. А внимательным ты был должен всегда — всех и все вокруг видеть, все замечать, все запоминать.
— Ясно, кстати про внимательность, слушай, я тут подумал: — и Вик рассказал свои недавние размышления про то, как он изменился за короткое время.
— Ха, нашел чем удивить — это же «нерадивый ученик», только ты уже начал отходить от него, раз заметил это все, а на меня его вешали целый год!
— Не понял, какой еще «нерадивый ученик»?
— Да наши умные-разумные учителя когда-то давно придумали такое заклинание, что помогало научится сосредотачиваться, и повышать внимание, и еще чего-то там, я уже не помню. В общем, если им попадался такой разгильдяй типа меня, то они накладывали на него это заклинание — и бац! Он временно переставал быть разгильяем, ха-ха. Прям как я — заулыбался Мин, явно вспоминая свои приключения. — Потом, правда, становился почти прежним, когда заклинание исчерпывало себя, но тогда уже мог делать все, что требовалось для учебы. Иногда, правда, не получалось — тогда таких больше не учили, и выгоняли из учеников. Меня как раз чуть не выгнали. Правда, больше из-за моих шуточек. Ладно, чего здесь сидеть, пошли гулять.
И они отправились исследовать необъятную территорию великого храма.
Вик подозревал, что на самом деле она не так велика, но мастерство монахов, создавших всю эту красоту, превратило окрестности в череду разных крошечных кусочков, как бы малюсеньких мирков, в каждом из которых было что-то свое. Войдя в один — как бы попадал в дикие
