Я помню, как один белый журналист сказал мне:
— Позвони в полицию и сообщи об убийстве какого-нибудь африканца — тебе придется прождать их несколько часов. Но скажи им, что ты задержал кафра без паспорта, и через несколько минут сюда примчит грузовик, переполненный полицейскими.
В одной из африканских газет мы прочли о ньясалендце, задержанном на улице в Иоганнесбурге за то, что он не имел при себе паспорта. Его арестовали и отправили на штрафные работы. От побоев кнутом и кулаком, от мучительных раздумий о потерянной работе, о судьбе семьи, которая ничего о нем не знала, он сошел с ума.
Да, только находясь здесь и наблюдая вечерами, как в каком-нибудь предместье тянется шеренга африканцев, закованных в кандалы, или как два полицейских волокут плачущую девушку, только тогда поймешь, какое глубокое презрение царит здесь к человеку...
Школа в подполье
В одной из иоганнесбургских локаций стоит старая заброшенная церковь с выбитыми стеклами. На несколько послеобеденных часов она оживает, когда ее заполняют африканские ребятишки в лохмотьях. Они приходят сюда тайком. Взявшись за руки, они монотонно тянут песенку, совершенно современную песенку, хотя она и звучит как старинное заклинание:
Бойся воды,
Бойся улицы,
Бойся поезда,
Бойся полиции,
Бойся белых.
Затем они рядами усаживаются на деревянном полу. Молоденькая женщина в красном платочке садится напротив них на корточки и старается их утихомирить. Постепенно налаживается игра в азбуку, и ребятишки тянут названия английских букв.
— Как тебя зовут?
— Меня зовут Д-а-в-и-д М-а-т-л-а-л-а.
— А твоего папу?
Малыш с трудом по буквам произносит по-английски имя своего отца Иеремии Матлала. Этот же самый вопрос задается каждому из ребят. Всем им от семи до девяти лет, и здесь их детский клуб.
Тревор Хаддлестон вместе с Миртль Берман основали организацию «Движение за образование африканцев» (АЕМ). Это чисто просветительская организация, ее основной девиз: «Все люди — братья», ее практическая задача — обучение детей английскому языку. Ею создан целый ряд детских клубов в африканских трущобах. Многие родители отказываются отдавать своих детей в государственные школы для банту (В государственных школах для банту детей обучают лишь тому, что должны знать, по мнению белых расистов, обученные рабы. Всякие попытки ознакомить ребят с современной мировой культурой пресекаются якобы с целью сохранить их национальную самобытность. В частности, власти препятствуют изучению английского языка.). Потеряв всякую надежду на счастливое будущее своих детей, они охотнее позволяют им проводить время на улице, хотя и знают, что этим самым они обрекают детей на беспросветное будущее. Конечно, такой выбор — все равно что нож в сердце. Вот почему детские клубы для родителей африканцев находка: они занимают ребятишек, предоставленных самим себе целые дни, и в то же время дают им элементарное образование.
Запрещая частные школы, государство разрешает детские развлекательные организации. Таким образом, детские клубы законны, но подлинная их деятельность — тайна. Между тем власти прекрасно о ней знают. Жители многих городов требовали разрешения на постройку школ, но из этого так ничего и не вышло. Тогда здесь были созданы детские клубы, однако вскоре местные школы банту восстали против этой опасной затеи.
— Главное — занять их чем-нибудь, — говорит молодая учительница африканка. — Их родители работают целыми днями. А мы здесь шьем, столярничаем и между делом говорим по-английски.
— А как вы достаете помещение?
— Поразному, — смеется она, уклоняясь от прямого ответа. — Конечно, церковь не очень-то подходит, мы даже не рискуем принести сюда скамейки, ведь полиции может показаться, что это похоже на школу.
— Ну, а дети-то понимают, почему они здесь?
— Не все. Младшие иногда удивляются, почему их папы не разрешают им ходить в школу для банту, где есть такой чудесный спортивный зал. А вот одиннадцатилетние и двенадцатилетние уже понимают все.
Мы выходим на площадку перед церковью; там устроились старшие члены этого клуба. Проходи мы просто мимо, нам и в голову не пришло бы, что они чем-то тут занимаются. Некоторые из них расставили консервные банки, как кегли, швыряют в них камнями и припевают:
Было пять вначале,
Две из них мы сбили,
Осталось только три!
Постепенно пение становится все монотоннее, а счет все усложняется. Девушка держит в руках мешочек с камушками. Ритмично притопывая ногой по земле, она придумывает песенку для десятилетних детей, самых младших на этой площадке:
У меня в мешке тринадцать камней,
Кому из вас мне дать их?
Ревекке можно дать четыре,
А Джимми я дам пять.
А тот, кто скажет, сколько осталось,
Получит остальные.
Высокий африканец учитель в очках руководит играми, Ему помогают двое толковых пятнадцатилетних парнишек. В их обязанность входит смотреть за тем, чтобы все были заняты делом. Учитель рассказывает детям о цветении подсолнуха, о тычинках, пестиках, об опылении. Один из мальчиков берет завянувший цветок и разнимает его на части. Затем то же самое проделывает девочка, повторяя объяснение учителя. Так они изучают каждое слово и каждый термин, соблюдая правильное английское произношение.
А вот несколько ребятишек за географической игрой «От Кейптауна до Каира». Передвигая фишки, они медленно пробираются через дебри знаний об Африке. Вот первый перешел границу Бечуаналенда.
— Бушмены, — говорит учитель, — пустыня Калахари.
— Нужны ли там людям паспорта? — спрашивает кто-то из детей.
— Нет, там паспортов не нужно. А вот и Родезия — матабеле и англичане, медь, водопад Виктория... — Он сообщает тысячу самых разных сведений.
— Ну, а здесь есть ли у людей паспорта?
Учитель колеблется.
— Да, там африканцы должны иметь паспорта. Поехали дальше! Ньясаленд, Конго... Ливингстон. Кто он такой? Первооткрыватель.
— Что же он собирался там открывать? Ведь мы уже жили там!
— Он был миссионером. Одним из проповедников христианства. А зачем нужно быть христианином? Чтобы любить ближнего своего.
— А разве белые любят своих ближних?
— Не все белые — христиане.
Все выше и выше по карте, через всю Африку, тянется извилистый путь вопросов и ответов. Африка — это целый мир. На север течет Нил. Фараоновы пирамиды... Все нанизывается на одну ниточку. А вот и море — внешняя граница; отсюда плывут корабли к другим материкам.
— А куда улетают птицы? Куда девается солнышко, когда становится темно?
Все взаимосвязано, мир белых и мир черных, и земля мала, хотя о ней можно рассказать так много. Учитель мог бы сказать: «За время, нужное для того, чтобы ответить на все ваши бесчисленные вопросы, можно долететь до Европы, Америки или Азии, а если бы я взялся объяснить вам, почему люди не равны друг перед другом, то, прежде чем я закончил бы объяснение, вы успели бы объехать вокруг земного шара. А если вы еще спросите меня, почему одни бедны, несмотря на то, что они работают больше, чем...»
Учитель глубоко вздохнул и рассмеялся. Сам он не имеет права на вопросы. Его обязанность — все знать. А вопросы, возникающие у него, в Южной Африке остаются без ответа.
...Две одиннадцатилетние девчушки сидят в сторонке на краю площадки, играя на песке в простенькую игру на сложение и вычитание, не требующую от них особого внимания. Их обязанность — следить, не идет ли полиция. С появлением полицейского пикета детское пение, как по мановению волшебной палочки, превращается в монотонную неразборчивую мелодию, а игры теряют всякое содержание.
Огрызок мела, записная книжка, циркуль или линейка — достаточные улики для того, чтобы клуб был объявлен честной школой. Но даже если и этих улик не обнаружено, то руководителей клуба всегда можно обвинить в том, что это «школа-летучка». Полиция неделями следит за каждым таким клубом. На лужайке, собрав вокруг себя ребятишек, четырнадцатилетний подросток поет с ними песенку. Из-за кустов появляется полиция, детей разгоняют дубинками, а мальчугана, обвинив в том, что он учитель, волокут в участок и учиняют ему допрос.
Как правило, клубный членский взнос равен всего двум кронам (Автор имеет в виду шведские денежные единицы.), и от учителя требуется подлинная преданность своему делу и немалое мужество, чтобы работать, получая в месяц максимум сорок крон. Тем более что уже двадцать пять таких учителей были привлечены за свою деятельность к суду и высланы в отдаленные деревни, где они вынуждены жить вдали от своих семей.
— Государство стремится не оставить нам ни одного шанса, — говорит мне африканец учитель. — Наших учеников, если они не посещают школы для банту, не допускают к сдаче экзаменов за восьмилетку. Не имея свидетельства об окончании школы, они не могут получить и работы. А поскольку окончившие школу для банту английским языком владеют слабо, то им тоже не приходится рассчитывать на сколько-нибудь приличную работу.
