Разные судьбы привели аборигенов в Гладстон. Но неизменно в начале их дороги сюда стояло горе. Леанна Хей рассказала мне, как иностранные компании, захватившие землю на полуострове Кейп-Йорк, где жило ее племя, срыли бульдозерами все хижины аборигенов, и им ничего не оставалось делать, как уйти. Ни прошения, ни протесты не помогли. Это было 20 лет назад. В тот самый год, когда «Комалко» заключила договор с правительством Квинсленда об эксплуатации богатств Уэйпы.
А какова судьба аборигенов Квинсленда сейчас? Мать Рональде Геварро протягивает листовку. В ней приведены выдержки из расистского «Закона об аборигенах штата Квинсленд» от 1971 года и из «Правил для аборигенов» от 1972 года. В ней обращение к совести и к разуму белых австралийцев:
«Как бы вы отнеслись к тому, чтобы кто-то говорил вашим матерям, отцам, братьям, сестрам, сыновьям, дочерям, друзьям, когда можно и когда нельзя посещать ваш дом, а если можно, то как долго им следует у вас находиться? Если бы с вашего родственника или друга взимали штраф в 200 долларов за посещение вашего дома без разрешения? Как бы вам понравилось, если бы вам не разрешали продавать принадлежащую вам собственность и покупать то, что вы хотите, без одобрения властей? Если бы вам не разрешали хранить у себя заработанные вами деньги? Если бы фирмы, имеющие с вами дело, штрафовали? Если бы вам запрещали вернуться в родительский дом, поскольку вы отлучились без разрешения начальства?»
Все эти запреты содержатся и в законе и в правилах для аборигенов, не уступающих положениям об апартеиде в ЮАР. И не только содержатся, но и неукоснительно выполняются администрацией резерваций и стражами порядка в Квинсленде.
В Сиднее в 1975 году долго заседала федеральная сенатская комиссия по вопросам общественных отношений. Перед ней прошли сотни свидетелей. Их рассказы о преследованиях аборигенов — страшная сага. В городе Таунсвилл, штат Квинсленд, полицейские избивают аборигенов на улицах среди бела дня. В тюрьмах штата заключенных аборигенов за малейшую провинность сажают в железные клетки и выставляют на палящее солнце. Но и это для расистов не предел. «По моему мнению, — заявил один из полицейских Таунсвилла, — наилучший способ решения проблемы аборигенов — это поставить их всех у стенки и перестрелять».
Генеральный секретарь Национального конгресса аборигенов Чарльз Перкинс говорил:
— Конечно же, никто официально не признает, что в Австралии процветает расизм. Но мы, аборигены — и «чистые», и метисы, как я, — познаем его на себе. Жизненные условия аборигенов во много раз хуже, чем в иных слаборазвитых странах. У нас отнимают наше достоинство, наши традиции, нашу историю, наши земли, оставляя нас ни с чем. Против аборигенов используют самые различные средства: от экономического и политического давления до газетной пропаганды расизма. Многие решения правительства Уитлема, направленные на помощь аборигенам, не выполнялись из-за саботажа чиновников в министерстве по делам аборигенов. Выделенные министерству фонды и сейчас нередко тратятся бездумно, бездарно, но винят во всем аборигенов, которые к этим фондам не имеют никакого доступа. До сих пор не решена проблема с наделением аборигенов правами на землю. До сих пор не ликвидирована дискриминация. Мы живем на горе отчаяния, на обломках разрушенных надежд...
— Чарльз, — спрашиваю я, — а сами аборигены могут приспособиться к новым условиям жизни в европеизированной, чуждой им цивилизации, не ассимилируясь с ней, а сохраняя свою самобытность?
— Видишь ли, цивилизации аборигенов и белых европейцев не просто различны, а диаметрально противоположны. Разные принципы. У белых — каждый за себя. У нас — один за всех и все за одного. Конечно, нам приходится учитывать новые условия, приспосабливаться к ним и отказываться от некоторых традиций. У аборигенов был обычай: когда кто-нибудь умирает в племени, уходить из этого места. Но что делать в таком случае с построенными для нас правительством домами? Тоже бросать их и идти в новые? Но и там кто-нибудь обязательно умрет. Сейчас в Центральной Австралии, например, дух мертвых «выкуривают», и лишь после этого племя возвращается обратно в дома или в резервацию. Правда, новый обычай привился еще не везде.
— А чем аборигены могут заниматься в резервациях? Только охотиться? Можно ли создать там какую-нибудь кустарную промышленность, мастерские, чтобы они зарабатывали на жизнь?
— Конечно, все это можно и нужно делать. Но необходима экономическая база. Белые приходят в совет аборигенов и говорят: «Этой резервацией владеете вы. У вас — вся власть». Но денег не дают. А что за власть без денег? Конечно, аборигены приходят в отчаяние. И тогда белые говорят: «Они сами со своими делами без нас не управятся. Мы должны снова взять власть в резервациях в свои руки, научить их, как и что надо делать». И приходят, вкладывают деньги. И становятся хозяевами положения. Инициативу аборигенов убивают на корню. Аборигены теряют уверенность в себе. Это делается намеренно во всей стране — не дать аборигенам почувствовать себя полнокровными, самостоятельными людьми. Все подстраивается так, чтобы аборигены потерпели неудачу в любом начинании, чтобы не просто остались людьми второго сорта, но и сами поверили, что они — второсортные, третьесортные австралийцы. То же самое и с образованием, и с обучением профессиональным навыкам. То же и с медицинским обслуживанием. Люди слепнут от трахомы в резервациях, не хватает витаминов, свежей пищи. Дайте аборигенам хорошее питание, и этого не было бы. И мой дядя, и мои тетки не ослепли бы от трахомы, будь у них хорошее питание. А их кормили только обещаниями — поможем, поможем...
Он помолчал, видно, припоминая свое детство, тяжелейшую, почти немыслимую борьбу за право учиться, работать, жить, наконец. И сказал:
— В Австралии нет недостатка в красивых словах о предоставлении аборигенам всех гражданских прав, о помощи им, о развитии их культуры... Но пока это все слова, а аборигены по-прежнему бесправны.
Короли и кораллы
От Гладстона до острова Херон, самого близкого к континенту кусочка Большого Барьерного рифа, всего полчаса лета на вертолете. Белый песок. Заросли кораллов у самого берега. Павлины разгуливают в тени тропических деревьев с замысловатыми названиями, начертанными на аккуратных дощечках по-английски и по-латыни, Сравнительно недорогой кемпинг и столовая.
Островок невелик, обойти его можно за полчаса. Здесь нет ни дорогих баров, ни дансинга, ни варьете, обычных на всех австралийских курортах, — администрация национальных парков Австралии не дает развернуться предприимчивым бизнесменам.
В столовой сосед по столику, видно, приняв меня за «своего», откровенничает:
— Если бы мне дали вложить сюда деньги, я бы зарабатывал миллионы! Но эти чертовы «защитники окружающей среды» из Канберры все время суют палки в колеса деловым людям. Все время! А разве, вложи сюда деньги, мы не дали бы работу квинслендцам? И это — из-за каких-то кораллов!..
Я вспомнил этого «благодетеля» рабочих, когда в Брисбене, в «Доме труда», разговаривал с генеральным секретарем лейбористской партии штата Квинсленд Бартом Лорриганом. «Крупный капитал и многонациональные корпорации, — сказал он, — нередко искусственно нагнетают экономические трудности в нашем штате, чтобы потом добиться снятия запрета на разработки полезных ископаемых или песка на острове Фрейзер, а это ведь единственный такой остров в мире. И все, конечно, делается под предлогом «создания новых рабочих мест».
Когда лейбористы наложили запрет на разработки урана частными компаниями, премьер Квинсленда Бжелке-Питерсон (1 Бжелке-Питерсон — махровый антикоммунист, из тех, кого в США именуют «ультра», — по-своему уникальная личность и прелюбопытное политическое явление в Австралии. Возглавляемая им национальная партия ловко использует архаичную систему подсчета голосов, тактику перекройки границ избирательных округов в пользу определенных кандидатов и остается у власти в штате даже тогда, когда получает меньше голосов, чем либералы и лейбористы.) на каждом углу кричал о том, что «тигр социализма, спущенный с цепи лейбористами, пожрет всю частную собственность в Квинсленде». Выступал же он, ясно, в первую очередь против начатых лейбористами социальных реформ и против всех попыток обуздать многонациональные корпорации, грабящие Австралию.
Бжелке-Питерсон и его партия ловко играют на характерных для квинслендцев чертах — их независимости, их нелюбви ко всякого рода властям, тем более канберрским. С первых же дней пребывания у власти лейбористского правительства Бжелке-Питерсон объявил войну «социалистам в Канберре», категорически отказываясь сотрудничать с администрацией Уитлема. Дело доходило до парадоксов, когда Бжелке-Питерсон стал именовать королеву Англии, считающуюся по конституции главой государства и королевой Австралии, «королевой Квинсленда», заявив, что не намерен подчиняться федеральному правительству и будет обжаловать его решения через Тайный совет Великобритании.
