— Голого, что ли? — спросил с ехидцей начальник изолировочной колонны, но теперь никто даже не улыбнулся.
— Просто сказал: видел в тундре человека. Человек этот бежал быстрее «Бурана»... Я понимаю, чушь какая-то, но...
Рация пискнула, и все, кроме главного инженера, поднялись.
— Извините, товарищ капитан,— обратился Строков к Баранову,— но сейчас у нас селектор.
— Ничего-ничего,— капитан улыбнулся, показав белые зубы.— Я пока подышу воздухом. Через полчасика освободитесь?
Строков почесал затылок, вздохнул:
— Надеюсь...
Капитан удовлетворенно кивнул и вышел на крыльцо конторы управления вслед за Пузыревым. Ярко светила луна, в городке светились окна, от вагончика-клуба доносился голос хоккейного комментатора. Пузырев откашлялся, нахлобучил шапку и неторопливо застегнул «молнию» подбитой мехом куртки.
— Что-нибудь произошло, капитан? — спросил он.— С водителями?
— С водителями вашими все в порядке, Михаил Аркадьевич,— в руках Баранова вдруг откуда-то оказалась фотография.— Тут только это... Вот, взгляните...— Баранов взял Пузырева под локоть и собрался было уже подвести к фонарю, как раздался тяжелый грохот и со стороны сварочного стенда послышались истошные крики.
Распахнулась дверь конторы, и Строков вместе с Левченко выскочили на крыльцо.
— Что случилось? — рявкнул Строков.
— Вероятно, «пирамида» поехала,— удивляясь собственному спокойствию, предположил Пузырев.
— Это невозможно! — возразил главный инженер, как вдруг донесся отчетливый вопль: «Задавило, задавило!..» — и все четверо бросились на голос кричавшего.
Многотонные трубы, сложенные наподобие бревен в огромную пирамиду, ни с того ни с сего вдруг действительно раскатились в разные стороны, смяв по пути бытовку сварщиков и посшибав столбы.
— Задавило кого? — перекрывая общий гам, прокричал Строков.
— Там, вон там лежит,— бригадир сварщиков указал на откатившиеся дальше других четыре трубы.
Строков собрался уже было бежать туда, как капитан Баранов остановил его.
— Позвольте мне! — сказал он тоном, не терпящим возражения.
Подойдя к трубам, он увидел, что из-под ближайшей из них торчит рука. И что-то в ней сразу не понравилось капитану.
II
Шофер никак не мог поверить тому, что говорил ему Максим.
— Автостопом? Из Москвы? Быть не может! — восхищенно крутил он круглой головой.— Шутишь, да? Смеешься, да?
И Максим терпеливо, с теми же самыми подробностями, вновь принялся описывать шоферу наш путь из Москвы до последней остановки — маленького поселка, где в чайхане на окраине мы и познакомились с этим недоверчивым шофером.
— А зачем? Зачем поехали? — все выспрашивал он.
— Зачем? — переспросил Максим.— В горы...
— За мумиё? — догадался шофер.
— Ну, почему — за мумиё! Просто в горы...— Максим даже не улыбнулся.
Шофер недоверчиво покачал головой. После перевала, у реки, Максим вслух прочитал табличку: «Кзыл-Суу» — и повернулся к шоферу:
— Нам здесь.
Шофер тормознул, машина остановилась, и мы быстро выгрузились.
— Ну, давайте,— крикнул шофер.— Только осторожней. Стемнеет скоро! — он захлопнул дверцу.
Мы двинулись вдоль реки, которая, отчаянно сопротивляясь, втягивалась в ущелье. Скалы в этом ущелье с одной стороны были нежно-песочного цвета, а с другой — почти фиолетового. Такие же фиолетовые скалы словно наползали на нежную зелень долины, где яркими пятнами выделялись скопления тюльпанов.
— Максим! — крикнул я.— Ты посмотри — как здесь здорово!
Максим не ответил. Я обернулся и не увидел своего друга. Пройдя по тропинке немного назад, наткнулся на него за ближайшим поворотом. Максим стоял, прислонившись к валуну.
— Ты что? — спросил я, подойдя к нему и положив руку на его плечо.— Плохо себя чувствуешь?
— Нет... Вспомнил тут... вдруг...
Максим явно что-то скрывал от меня, однако я ничем не показал, что почувствовал фальшь в его словах.
— Пойдем дальше? — я поправил лямки своего рюкзака.
Наконец мы дошли до удобной котловины, поставили палатку, вскипятили чай и сварили кашу. Свою кашу Максим не доел, а примерно половину оставил в котелке.
— Больше не будешь? — удивился я.
— Я... потом,— в голосе Максима прозвучали какие-то несвойственные ему неопределенные нотки.
— Потом? — переспросил я.— Потом она в камень превратится...
— Ничего,— он почему-то отвернулся от меня и поглядел в ту сторону, откуда мы пришли.
Поведение Максима показалось мне странным. Тут он словно очнулся от воспоминаний, достал свою неизменную свирель и спросил:
— Ты готов?
— Да.
— Тогда начнем?
Устроившись поудобнее на плоском камне, я взял тамбурин и колокольчики, и мы немного поиграли вместе. Когда Максим отнял от рта свирель, он вдруг запел:
— Да-чжи-та бу люй-ни мань-ну-ла-ти ду-ху оду-ху-ду-ху...
Тут я удивился. Мы должны были исполнять «Силу, которую трудно победить», Дхарни (Дхарни (санскр.) — набор слогов или слов, составляющих формулы культовой практики некоторых школ буддизма, которым приписывается сверхъестественная сила при многократном безошибочном повторении. (Поют по-китайски).) третьей ступени, а Максим почему-то запел Дхарни первой — «Опору на силу добродетели», но все же стал ему подпевать.
Горы, нависшие над нами, словно вдруг расступились, и я начал ощущать, что скоро весь мир запоет с нами. Мы запели Дхарни еще раз, и тут к звону колокольчиков примешался какой-то посторонний звук.
Не знаю, что со мной произошло, но я замолчал и прислушался. В палатке кто-то отчетливо звякал котелком. Максим тоже замолчал и сидел теперь с неподвижно остановившимся взглядом, губы его были сжаты, а пальцы, державшие свирель, так побелели, что казались прозрачными.
— Не оборачивайся! — вдруг резко бросил он.
III
Началось все с того, что компания «Хортер энд Лоун» предложила Тони место складского рабочего. Место это, по мнению всех его друзей, было окончательным падением, но Тони все же надел рабочий комбинезон. С неделю он приноравливался к новым ритмам жизни, но тут — это случилось во вторник — заведующий складом вышел из своей стеклянной будки и крикнул: «Эй, Стюарт! Нет, не Барри, а новенький!» При этом он выглядел весьма похожим на глубоководную рыбу, которую вытащили на поверхность. И менее чем через час Тони уже сидел в кабинете председателя совета директоров, самого Клейтона Т. Риггса.
— Мы внимательно ознакомились с вашим личным делом, мистер Стюарт,— начал Риггс с лучезарной улыбкой,— и поняли, что наша кадровая служба еще весьма далека от совершенства. Вы, как и все вновь принимаемые работники, прошли проверку. Однако наши кадровики не обратили внимания на то, что вы можете принести значительную пользу, много большую, нежели простой складской рабочий. Вы ведь учились в Институте кино при Колумбийском университете, и ваш дипломный фильм был премирован. Вы, правда, недолго и всего лишь в качестве ассистента работали в рекламном бюро Эйлза. Мы просмотрели ваш фильм, поговорили с Эйлзом и решили предложить вам...— Риггс протянул Тони несколько листков бумаги.— Думаю, вам не придется сожалеть...
...Он собирался было сделать еще круг по лужайке перед домом, но передумал: Риггс — хозяин огромного ранчо, пригласивший его на этот прием,— вновь поймает его за плечо, будет подводить к гостям и говорить: «Вот тот парень, который сделает для нас такой фильм, что заставит вздрогнуть самого Эйлза».
Вбив кулаки в карманы пиджака, Тони плечом толкнул дверь, прошел дом насквозь и оказался на задней веранде. Здесь его внимание привлекла укрепленная на мольберте картина, и, подойдя, он остановился возле нее.
— Это подлинник, между прочим! Когда-то он был в Италии! — раздался голос из кресла с высокой спинкой, что стояло слева от мольберта.— Дышите осторожней: каждый квадратный дюйм сего творения стоит пятьдесят шесть тысяч двести сорок три доллара семнадцать центов! — Тони увидел девушку в вечернем платье. Перед ее креслом, на столике, стояла бутылка сухого мартини и маленькая рюмка.
— Вы, стало быть, и есть тот самый Стюарт,— девушка наполнила рюмку.— Очень приятно... А я— наследница всего этого... Вот видите — сторожу...— девушка хмыкнула и подошла к Тони.— Меня зовут Дебора. Но, пожалуйста, только не называйте меня Деби.
— О"кэй, мисс Дебора.
— Хотите, покажу вам главное сокровище моего папочки?
Они подошли к стене, на которой висела картина с какими-то страшно знакомыми Тони фигурками.
— Не узнаете? — спросила Дебора.
— Все это напоминает мне рисунки из Наски.
— Напоминает? Это и есть пустыня Наска с высоты птичьего полета. Вот только загадка, кто же сделал это за много веков до того, как на благословенной земле Америки появились первые европейцы. Для чего это сделано? И для кого? Впрочем, чего это я? Хотите посмотреть коллекцию восточных редкостей? Как вы относитесь, например, к мумиям?
