— Это наши работники, Александр и Валерий, — подсказывает мне Тамара.
Едва лодки причалили, как ребята подали Плищенко бумагу — акт на экспедицию, что стояла на заповедной земле. Тамара внимательно прочитала бумагу и, обращаясь к ребятам, сказала:
— Разберемся. А сейчас — плывем на Урбун.
Пока Александр и Валерий собирают и складывают в лодку вещи, я брожу по голубой галечной косе, которую огибает, река Большие Уры. Просвечивают голубые камни на дне, и оттого вода тоже кажется голубой. Голубые отвесные скалы поднимаются над потоком. В глубине распадка — таинственная синева и неумолчный грохот воды. Что-то там, дальше? Лесники рассказывали, что в Саянских горах водятся медведи и маралы, лоси, кабаны, кабарга, росомаха и соболь, барсук и норка. Встречаются и такие редкие животные, как красный волк, сибирский козерог, снежный барс (они занесены в «Красную книгу»), алтайский улар, длиннохвостый хомячок. А птиц — сколько здесь птиц! Свыше 150 видов... Мне, конечно, не увидеть этих обитателей гор и таежных лесов, лишь чувствую, что здесь идет своя, скрытая от моих глаз жизнь.
Когда мы снова шли вверх по
Енисею и горы по берегам становились все выше, а, каменные осыпи спускались с высоты прямо в кипящую водоворотами реку, мне стало казаться, что сама природа позаботилась о сохранности этих земель: горы — крепостная стена, Енисей — мощный ров... Человек как бы завершил замысел природы.
...В устье реки Урбун уже стояла лодка Жугина.
— Кидай чалку! — весело крикнул Жугин Виктору, явно довольный, что обогнал наш «прогресс». Перетащили на берег вещи, и мужчины занялись устройством лагеря. В нескольких километрах выше по течению Енисея кончался заповедник, и эта южная точка должна была со временем превратиться в надежный сторожевой пост. Пока что здесь не было ничего, .кроме шумливой речки, прыгающей по камням.
На сухом высоком берегу расстилалась жаркая степь — камни, покрытые налетом зелено-оранжевых лишайников, низкая колючая трава, желтые мелкие куртинки очитка, шары перекати-поля. Раскрыв серо-красные крылья, тяжело взлетала саранча. Непрерывное жужжание стояло в воздухе, наполненном запахами сухих трав.
Здесь начинались высокогорные степи. Саяны словно демонстрировали разнообразие ландшафтов: снежные пики и голые скалы, альпийские луга и тундра, хвойная тайга, сосновые боры, лесостепные рощи... И все это на вертикали в две с половиной тысячи метров!
...Александр и Валерий стояли на берегу Урбуна и смотрели вслед отплывающим лодкам. Вот сейчас лодки выберутся из устья Урбуна, войдут в Енисей — и они останутся одни на много километров вокруг. Останутся, чтобы сторожить покой этой земли.
У отвесных скал бился высокий вал. Он поднял нас, Виктор успел с силой оттолкнуться от береговых камней, лодку подхватил другой вал, подбросил над водой — падение, глухой удар, снова высокая волна, вал за валом, ухаб за ухабом — но мы уже далеко от каменистого берега, мы уже на стремнине, и течение с силой несет нас вниз по реке. Вдруг мотор взревывает, лодка круто разворачивается. «Что-то случилось», — мелькает мысль, когда я вижу, как Виктор стремительно бросается к люку на носу. В то же мгновение у руля оказывается Тамара. Маневрируя на кромке обшивки, над самыми волнами, Виктор открывает люк, оборачивается к нам и бросает... буханку хлеба! Еще секунда — он снова сидит за рулем, пряча в бороду довольную улыбку, а Тамара ловко орудует ножом — и вот каждый из нас получает кусок черного хлеба и кружку прозрачной енисейской воды.
Недалеко от Усть-Уса налетела низовка — низовой ветер. Струи дождя и ветра секли лицо с такой силой, что трудно было открыть глаза. Виктор изредка оборачивался к нам и, обтерев лицо, весело подмигивал. А Тамара все показывала мне на далекий правый берег, где за косыми струями ливня я должна была непременно разглядеть новенький сруб.
— Это будущий дом метеостанции, — говорила она. — Рядом мы поставим свой пост.
Вдруг издалека донесся голос Жугина:
— Слева улово!
Как в этой круговерти воды и ветра Жугин сумел не потерять нас из виду да еще разглядеть тихий заливчик с корягами — было необъяснимо.
Мы причалили около устья реки Шигнаты. Здесь, как ни странно,
не было ни дождя, ни ветра. Серые влажные сумерки ползли по широкому лугу. Тамара повела меня по тропинке, краем луга; около прошлогоднего стога остановилась и почему-то шепотом сказала: «Смотри!»
...В темной зелени травы желтели цветы. Сначала я увидела три, пять... десять цветов, но потом! Весь луг, до самого леса, светился тусклым золотом... Тонкий аромат сибирских лилий стоял над лугом, уплывал вместе с сумерками к лесу.
Тропинка тоже вела в лес, и я пошла по ней, влекомая каким-то беспокойным любопытством: не когда нахоженная тропинка была сейчас забыта. Куда же ведет она?
Лес становился все глуше, мрачнее, исчезли березы, тропу преграждал бурелом, уже поросший мхом. Тропинка перемахнула через речку (сохранились даже шаткие остатки мостика), взбежала на увал, пересекла луг с высокой некошеной травой — и тут справа от тропы я заметила полуразвалившиеся домишки. Вспомнился рассказ Тамары о стойбищах скотоводов и охотников, которые пришлось переносить на другой берег Енисея в связи с организацией здесь заповедника. Таких поселений, весьма малочисленных, кстати, было немного — это тоже оказалось убедительным аргументом, когда обсуждался проект заповедника, когда взвешивались все «за» и «против».
Уже теперь исследователи могли бы наблюдать, как возвращается к естественной жизни земля — луг, река, лес, которых несколько лет не касалась рука человека. Я же ходила от избушки к избушке, рассматривая приметы прошлой, навсегда ушедшей отсюда жизни: вытертые овечьи и собачьи шкуры, деревянный гребень-чесалку для шерсти, бабки — кости для игры, отполированные многими руками...
Утро выдалось тихое. На синем небе отпечатались темные контуры гор, солнечные блики играли на воде — Енисей первый раз показался спокойным, доброжелательным.
— Пойдем чуток самосплавом? — предложил Виктор.
Как тихо, как неожиданно тихо на воде. Но вот в этой тишине начинаешь различать звуки, которых не слышишь, когда работает мотор, — плеск, шепот, шуршанье, словно песок пересыпается под днищем, быстрый говор воды на перекатах. Лодку разворачивает, крутит, но всё-таки она быстро движется вперед. Заприметишь скалу, глядишь — она уже за спиной, река несет нас, и гору остаются позади, а впереди — новые горы, крутые, высокие, покрытые темным лесом...
Миновали устье речки Сарлы и горную, пахнущую снегом, кипящую от водопадов речку Тепсель. Сколько уже пройдено таких речушек... Они несут в Енисей воду, рожденную в горах, чтобы потом, в Минусинской котловине, где много городов и поселков, ею могли пользоваться и наслаждаться люди. Чистый воздух и чистая вода Енисея, может быть, одно из главных богатств этих земель, и потому Саяны, особенно сейчас, сегодня — в связи с развитием Саянского комплекса — должны были стать охраняемой территорией.
...Скоро Большой порог. Мне кажется, что за тарахтеньем мотора мы не услышим гула порога и река внесет нас прямо в пенную круговерть. Виктор и Тамара внимательно следят за берегом, чтобы не пропустить поворот. Лодка Жугина идет рядом, и это успокаивает. Неожиданно на правом берегу горы раздвинулись, и зеленая терраса открылась взгляду. Широкой и как будто неторопливой была в этом месте и река. Избушка на берегу, сонные собаки, лошади на лугу — я на какой-то миг забыла о пороге. Но именно в эту минуту Жугин крикнул Виктору:
— Причаливай!
Как только выключили моторы, донесся сильный, равномерный гул: Большой порог был совсем рядом.
В избушке жил лесник Юрий Александрович Сухомятов. С ним-то и нужно было познакомиться главному лесничему. Юрий оказался человеком спокойным, немногословным и, кажется, быстро нашел общий язык с Плищенко. Да и по годам они, похоже, ровесники. Тамара обрадовалась, когда узнала, что Юрий знаком с этими местами давно и что сейчас он учится в охотоведческом техникуме.
— Работа нам предстоит нелегкая... — начала разговор Тамара.
Я слушала Плищенко и Сухомятова и думала о том, как меняется ныне характер профессии лесника, работника заповедника. Ведь, пожалуй, мало теперь леснику иметь крепкие ноги и зоркий, наблюдательный глаз. Образование, профессиональная подготовка — как обойтись без них сегодня, когда, например, будут изучаться все те изменения, которые происходят в заповеднике под влиянием хозяйственной деятельности на окружающей его незаповедной территории. Заповедники в скором времени — в какой-то степени, конечно, — будут вынуждены выполнять роль станций надзора за изменением среды, зажигая «красный свет» в случае опасности.
