Выделяет Геродота из ряда античных историков и отношение к религии. Он балансирует на грани между гомеровским чистым мифом и более поздней рационалистической традицией. С одной стороны, в отличие от того же Фукидида, он вполне способен верить в оракулов, огромную роль в его концепциях играет божественное воздаяние. Именно в его историческом сочинении на сцену в последний раз выходят боги и герои во плоти, как реальные действующие лица. Он спокойно верит, что след, увиденный и измеренный им на скале в долине Днестра, принадлежит все тому же Гераклу. А с другой — знает, что оракулы (даже дельфийская Пифия) не чураются подкупа. Зачастую излагает крайне прозаические версии древних мифов: к примеру, Ио, по его мнению, вовсе не бежала через полмира в облике коровы, а просто была похищена из Аргоса финикийскими корабельщиками.
Мир Геродота — это еще в большой степени мир поэтов. Считается, что галикарнасец был знаком с Софоклом, который посвятил ему оду, а на создание «Ифигении в Тавриде» Еврипид мог вдохновиться, прочитав о культе Девы у тавров в геродотовском рассказе о скифах. Конечно, стихотворцы, в свою очередь, оказывали на историка влияние. Недавняя находка папирусных фрагментов поэмы Симонида о Персидской войне лишний раз показывает, что Геродот вполне мог пользоваться поэтическими сочинениями как источником. Он и сам упоминает как важный свод сведений о краях за Скифией поэму «Аримаспея» некоего Аристея из Проконнеса, сложенную, судя по всему, в VII веке до н. э. Английский ученый Джон Болтон доказал, что этот Аристей, скорее всего, существовал в действительности, но «Аримаспея» полна историй самых фантастических, например о стерегущих золото грифах. Подобным же образом увлекательный полусказочный рассказ Геродота о приходе к власти лидийского царя Гигеса вполне мог быть основан не на рассказах лидийцев, а на трагедии, тоже известной по папирусным отрывкам.
Однако Геродот был знаком и с современными ему «научными» школами. Возможно, именно в этих кругах им был усвоен рационализм. Он спорит с воззрениями софистов на естественность: ему не нравится довод, осмеянный вскоре Аристофаном в «Облаках», будто богам не может быть неугодно скотское поведение. Ему известны новейшие медицинские теории школы Гиппократа: он знает о естественных причинах эпилепсии (долгое время считавшейся «священной болезнью») и осведомлен о целебных свойствах бобровой струи… Вообще, поиск причин, которым так увлечен историк (от причин греко-персидских войн до причин разливов Нила), составлял то главное, что занимало современную ему греческую мысль. Однако наука в те времена еще только выходила из пеленок, и многие «научные» аргументы основаны просто на считавшемся абсолютным принципе симметрии. Рядом с основанным на эмпирических наблюдениях (и вполне верным) объяснением разливов Нила мы встречаем неожиданное утверждение, будто Нил и Дунай параллельны и во всем подобны друг другу. Тогдашняя геометрия умела измерять площадь только квадратами, и в результате у Геродота Понт Эвксинский (Черное море) и Меотида (Азовское море) равны по площади. Подобные теоретические несуразности порой берут у него даже верх над собственным опытом мореплавателя!
Впрочем, не стоит думать, что такие гипотезы всегда ведут в ложном направлении. К примеру, Геродот предполагает, что быки в Скифии безроги из-за холода, а в Ливии (опять симметрия!) имеют длинные рога из-за тепла. Конечно, это неверно: всякий может увидеть вполне рогатых быков в куда более северных областях. Но по сути вывод Геродота напоминает так называемое «правило Аллена»: у северных теплокровных животных выступающие части тела миниатюрнее, чтобы беречь тепло. Не надо забывать и о том, что в куда более просвещенные времена люди проявляли большее невежество. Так, Тацит все еще верил, что Земля плоская и что Солнце садится в море прямо за Британией, когда Эратосфен уже рассчитал точную длину экватора. Да и Шерлок Холмс, герой рубежа XIX—XX веков, являл читателям примеры ужасающей неосведомленности…
Гениальный немецкий филолог Феликс Якоби говорил, что молодые ученые не должны писать диссертаций о Геродоте: им не охватить всей его сложности. Он, наверное, прав, ведь даже в нашем коротком «расследовании» мы увидели его и увлеченным распространителем откровенных «басен», и беллетристом, готовым на все для развлечения аудитории, и человеком, считающим своим долгом довести до сведения публики свидетельства о том, чему сам не верит. И точным наблюдателем, способным верно объяснить разливы Нила, и невнимательным слушателем, путающимся в дорогах возле Смирны. В каждом случае ученым приходится разбираться отдельно. Одно несомненно: спустя многие века мы все еще не можем отрешиться от обаяния его повествований. Царь Ксеркс, по словам Геродота, расплакался при мысли, что из бесчисленных племен, приведенных им в Элладу, никого не будет в живых спустя всего лишь сто лет. Но на страницах Геродота они по-прежнему живы.
Георгий Кантор
Карта мира по Геродоту (450 г. до н.э.)
Примерно так выглядел знаменитый храм Аполлона в Дельфах, где пророчествовала известная всему греческому миру Пифия, в середине IV века до н. э., то есть примерно век спустя после Геродота. Однако и в его времена на склонах горы Парнас стояло грандиозное святилище, а уж когда оно возникло, не знал даже всеведущий историк
Едва ли не самый знаменитый «тракт» Древнего мира — вымощенную некогда камнем Царскую дорогу из малоазийского Эфеса в Сузы, столицу персидского царства Ахеменидов, выстроил около 500 года до н. э. Дарий I. Геродот не жалеет слов, восхищаясь этой магистралью, — и прекрасные постоялые дворы располагаются здесь на расстоянии однодневного перехода друг от друга (редкость в античности) , и протяженность ее рекордна — около 13 500 греческих стадий (более 2 000 км), и преодолевают ее царские гонцы из конца в конец с какой-то сверхчеловеческой скоростью…
Ионического ордера храм Геры на Самосе, упоминаемый в конце Книги II «Историй», был построен при тиране острова Поликрате (538—522 гг. до н. э.) и выглядел в интересующую нас эпоху примерно так (за основу для данной иллюстрации взяты изображения более известного «близнеца» — святилища Артемиды в Эфесе). Галикарнасец считал его крупнейшим в Элладе
«…на все это было израсходовано 1 600 талантов серебра. Если это верно, то сколько же денег пошло на железные орудия, на хлеб и одежду для рабочих, так как строительство всех этих сооружений продолжалось 20 лет и, кроме того, немало времени понадобилось на ломку и перевозку камней и сооружение подземных покоев». («Истории», Книга II «Евтерпа».) Между прочим, в наше время любой отличник и даже хорошист в средней школе на вопрос «Кому принадлежат три великие пирамиды?» — без колебания ответит: «Хеопсу, Хефрену и Микерину». И не задумается при этом о том, что эти эллинизированные имена царей Хуфу, Хафра и Менкаура запустил в исторический обиход именно Геродот
«…я отплыл в Тир Финикийский, узнав, что там есть святилище Геракла. И я видел это святилище, богато украшенное посвятительными дарами. Среди прочих посвятительных приношений в нем было два столпа, один из чистого золота, а другой из смарагда, ярко сиявшего ночью» («Истории», Книга II «Евтерпа»). На самом деле то было, очевидно, святилище финикийского бога Мелькарта. Об архитектуре его не осталось достоверных сведений, так что здесь мы, собственно, видим изображение знаменитого Соломонова храма в Иерусалиме. Ряд авторитетов, в том числе Иосиф Флавий, считают, что здания походили друг на друга как две капли воды
«Барельеф Сесостриса». «В Ионии… есть два высеченных на скале рельефных изображения этого царя: одно — на пути из Эфеса в Фокею, а другое — из Сард в Смирну. В том и другом месте это — рельефное изображение мужчины-воина почти в 41,2 локтя высотой; в правой руке он держит копье, а в левой лук…» Обратите внимание: почтенный автор в своем описании явно совершил ошибку, «перепутав руки». На рельефе довольно четко видно, что царь держит копье в левой, а лук в правой руке
1. Центр древнегреческой религиозной жизни Дельфы расположены в уникально живописном месте — отсюда открывается вид одновременно на солнечную долину, поросшую оливами, Коринфский залив и горы Парнас. Ныне комплекс, некогда посвященный Аполлону, представляет собой развалины. Общая площадь его фундамента — около 60 метров в длину и 24 в ширину. Именно за этими дорическими колоннами, между которыми раньше стояли статуи Аполлона, Артемиды, Диониса и Лето
