При первых звуках моего голоса песчинки вздрагивают и, потеряв синхронность, начинают двигаться разнонаправлено. Но чуть позже, когда я, постаравшись, влился в мелодию, они перестали дёргаться и восстановив своё первоначальное движение, начали снижаться.
«Офигеть как я могу!» – поражённо думаю я, слыша, как мой голос поднимается всё выше и выше. – «Это уже в какой я октаве? И вроде не чувствую, что «упёрся». Вроде ещё могу!»
Поднимаюсь в тоне ещё, но объект моего преследования перестаёт реагировать. Останавливается метра два выше головы и ниже опускаться больше не хочет.
«Может «мощи» добавить?» – приходит в голову следующая идея.
Набираю в грудь как можно больше воздуха и стараюсь петь как можно громче.
Секунду ничего не происходит, потом вдруг раздаётся непонятно откуда какой-то стеклянный звон и на меня обрушивается облако золотых крупинок.
Они – вокруг меня! Я – среди них! Кажется, я даже их вдыхаю! Они поют, и я пою вместе с ними, переживая чистейший экстаз. Не знаю, сколько это продолжается, но тут меня толкают в бок, сбивая с дыхания. Мой голос вылетает из мелодии, гармония рассыпается, в песчинки золотистыми мальками прыскают во все стороны. Всё исчезает.
«Блин, Мульча! Такой сон испортила! Мульча??!!»
(несколько позже)
Тащусь по коридорам, пытаясь «сориентироваться», – как я сюда попал и что до этого было. Пока в голове какая-то невразумительная каша из каких-то «обрывков» и ничего конкретного о прошлом вспомнить не получается. Единственно неоспоримое – последнее время я плохо ел. Ноги еле идут. Мульча сзади топает по каменным плитам как сытый крокодил. Попытался взять её на руки, но тут же отказался от этой идеи. Тяжеленая зараза! Интересно, где она так отожралась и откуда вообще взялась?
Внезапно до моего слуха доносятся звуки хорового пения. Подумав – «там, где люди, там и еда», сворачиваю в ту сторону старающихся певцов. Через пару минут ходьбы коридор заканчивается, и я оказываюсь у дверей зала в котором репетирует хор монахинь. Поют, что-то из церковного репертуара. Решив, что прерывать тётушкам их богоугодное дело просьбой – «дайте пожрать», будет неприлично (я ещё не до такой степени оголодал, чтобы не потерпеть пяти минут) опираюсь спиной о косяк. Хористы обычно долго без перерывов не упражняются…
Прикрываю глаза, дабы легче было стоять и вновь вижу кружащие золотые песчинки из сна. Вслушиваюсь в пение монахинь и вдруг в голову приходит идея им «подсобить». Набираю побольше воздуха и…
…
Высокий чистый голос внезапно взлетает вверх, заглушая собою пение хора. Поднявшись на высоту, которую в храме никто отродясь не слышал, он рассыпается серебряным дождём, вызывая в сердцах слышащих его внезапную сладость и ощущение радостной благодати. Исполнив припев, певец замолкает, но монахини продолжают неподвижно стоять, вслушиваясь в эхо красоты, ещё продолжавшей звучать в их памяти.
Женщина, дирижировавшая хору, поворачивается к стоящей у дверей осунувшейся девушке.
– Что это было? – в наступившей тишине удивлённо спрашивает она у неё.
– Айдол умер. – секунду подумав, отвечает та и добавляет. – Родилась «звезда»!
Из-за девочки выходит чёрная кошка и усевшись на пол, внимательно оглядывает хористок зелёными глазами.
Конец книги – «Косплей Сергея Юркина. «Смерть Айдола»
