Это в Рангуне. В других городах у Нового года свои особенности. В Моулмейне он длится не три дня, а четыре. А в городах Аракана Тинджан лишен рангунского разгула, зато там сохранились красивые древние традиции. В этой приморской провинции на улицах устанавливаются длинные деревянные ладьи, полные воды. Вдоль ладей выстраиваются девушки в лучших нарядах. А молодые люди становятся с другой стороны ладьи, и начинается игривая «война» — черпай воду ладонью и брызгайся в свое удовольствие. Главное, правильно выбери позицию: напротив какой девушки встать.
...Мы выехали к мосту через железную дорогу. Впереди лежал центр Рангуна.
— К Суле-пагоде? — спросил Ко Тин Шве.
— Давай. Посмотрим на процессию.
Впереди стоял кордон из молодых людей решительного вида. По обе стороны дороги, замыкая их цепь, возвышались две солидные железные бочки. Машины, доехав до кордона, покорно тормозили, и пассажиры их терпеливо выносили тщательное, без дураков, обливание с ног до головы. Подходила наша очередь. Мы решили так легко не сдаваться.
Тут откуда-то со стороны к кордону медленно вышел ленивый, громоздкий буйвол. Его толстые, чуть загнутые рога лежали на толстой шее. На буйволе восседал крестьянин, голый по пояс. Его голова была обмотана как тюрбаном розовым махровым полотенцем. Появление столь необычного персонажа привело кордон в восторг. И буйвол, и крестьянин мгновенно скрылись в потоках воды. Никто даже не обратил внимания на то, что мы проскользнули мимо.
Когда «джип» набирал скорость, я оглянулся. Крестьянин на буйволе показался из-за водяной завесы. Он не изменил ни позы, ни выражения лица. Лишь мокрая кожа сверкала на солнце. Сверкали и бока буйвола. И казалось, что на фоне серебряных струй возникла бронзовая статуя.
— Почему он здесь? — спросил я.
— А что? — сказал Ко Тин Шве, не оборачиваясь и тормозя, чтобы не столкнуться с рикшей, выскочившим из переулка. — Посмотри, сколько молодых, образованных людей оказывают уважение крестьянину. Он знает, что достоин этого. Кроме того, у него хорошо развито чувство юмора.
Мне было видно, как крестьянин на буйволе задержался на перекрестке и повернул направо, где буйствовал и веселился еще один кордон «поливальщиков».
Но ведь было жарко. Наступал Новый год.
Игорь Можейко
На набережной Невы тускло мерцают газовые фонари. Над городом висит тяжелый туман, с крыш капает. Весна в этом году рано пришла в северную столицу: еще только 12 марта, а невский лед потемнел, у опор мостов образовались огромные полыньи. У спусков к реке на набережной дежурят полицейские и дворники: пешеходное движение через Неву уже сделалось опасным и было запрещено — лед тонок.
Около здания Российской императорской академии наук — необычное оживление. Подъезжают извозчичьи пролетки, кареты. Солидные господа поднимаются по высокой наружной лестнице к тяжелым дверям. То и дело мелькают генеральские лампасы, прошло и несколько элегантных дам (впрочем, генералов было больше, нежели дам). Сняв в швейцарской шубы и шинели, господа, переговариваясь меж собой, поднимаются по широкой внутренней лестнице на второй этаж.
Движение по лестнице стихает. Пришедшие собираются в конференц-зале. Вот последний раз закрылась нарядная, белая дверь, обильно покрытая резьбой и позолотой. Комнаты перед залом пустеют. Экзекутор Академии, сухой, сутулый старик с длинными седыми бакенбардами, озабоченно проходит по пустым комнатам. Смотрит, все ли в порядке, нет ли где каких упущений. Шутка ли — конференция Академии. Да еще столько гостей... Видно, важное заседание.
Тут экзекутор прервал свое движение и стал шепотом яростно выговаривать служителю, который забыл снять чехлы с кресел в малой гостиной. Сделав надлежащий выговор — строгость нужна, строгость! — экзекутор подошел к дверям, ведущим в зал заседаний. Остановился. Прислушался. Впрочем, напрягать слух ему не пришлось, ибо низкий бас докладчика гудел, как тяжелый колокол.
— Россия природой поставлена в исключительные условия, — услышал старый экзекутор, — почти все ее моря замерзают зимой, а Ледовитый океан покрыт льдом и в летнее время. Между тем туда впадают главнейшие реки Сибири, и туда мог бы идти весь сбыт этой богатой страны. Если бы Ледовитый океан был бы открыт для плавания, то это дало бы весьма важные выгоды. Ледовитый океан заперт, но нельзя ли его открыть искусственным путем?..
При посредстве ледоколов мы можем поддерживать сообщение с Енисеем в течение всего лета. Теперь это производится случайными рейсами один раз в год, и для поощрения этих рейсов предпринимателям дают некоторые таможенные льготы. При посредстве ледоколов рейсы на Енисей можно поставить на правильный фундамент и вести их регулярно...
Ни одна нация не заинтересована в ледоколах столько, сколько Россия. Природа заковала наши моря льдами, но техника дает теперь огромные средства, и надо признать, что в настоящее время ледяной покров не представляет более непреодолимого препятствия к судоходству...
Голос за дверью умолк, в зале зашелестели аплодисменты.
...Теперь все спускались по лестнице. Экзекутор видит, как в центре оживленно переговаривающейся группы идет академик Рыкачев, председательствовавший на собрании, высокий, с пышными усами, в генеральском мундире. Собеседник Рыкачева в черной морской форме, на золотых погонах по два орла: вице-адмирал. Это и есть сегодняшний докладчик, Макаров. А слева от Макарова — это (ну кто же его не знает!) Дмитрий Иванович Менделеев.
I
Идея о покорении полярных морей занимала Макарова уже давно. Позднее он рассказывал Ф. Ф. Врангелю с обычной своей любовью к точности: «Мысль о возможности исследования Ледовитого океана при посредстве ледоколов зародилась во мне еще в 1892 году, перед отправлением Нансена в Ледовитый океан». «Однажды, — вспоминает Ф. Ф. Врангель, — зимой 1892 года мы со Степаном Осиповичем выходили с заседания Географического общества. Макаров вдруг остановился и сказал:
— Я знаю, как можно достигнуть Северного полюса, но прошу вас об этом никому не говорить: надо построить ледокол такой силы, чтобы он мог ломать полярные льды...»
В 90-х годах прошлого столетия во всем мире мысль о достижении Северного полюса вызывала огромный энтузиазм. Всеобщее внимание привлекла экспедиция норвежского ученого Фритьофа Нансена в Ледовитый океан. Экспедиция эта принадлежит к числу самых знаменитых в истории покорения полюсов. Нансен сконструировал специальный пароход (его назвали «Фрам»), способный выдержать давление льдов. Это не ледокол, о котором мечтал Макаров. Корпус «Фрама» был устроен так, что льдины, сжимая корабль с разных сторон, не ломали борта, а как бы выталкивали корабль из воды на ледяную поверхность. Нансен рассчитывал, что океанские течения сами понесут льдину со вмерзшим в нее кораблем до Северного полюса. В 1893 году смелая экспедиция началась. Достичь полюса не удалось: «Фрам» дрейфовал значительно южнее. Тогда Нансен с одним лишь спутником предпринял отчаянную попытку пройти к полюсу на собачьих упряжках. И это не удалось: кончились запасы, пришлось повернуть обратно...
Неудача? Нет, это был грандиозный успех. В 1896 году чудом уцелевшего Нансена с восторгом встречал весь мир. Первый шаг к Северному полюсу был сделан. Дорога проложена. С тех пор «полярная» тема на страницах газет и журналов «делалась самой модной. Готовились новые экспедиции на Север.
Макаров — моряк, ученый — отлично понимал, какое значение имеет покорение Ледовитого океана. В записке, поданной адмиралом в Морское министерство, утверждалось: «Большой ледокол мог бы сослужить огромную службу в Ледовитом океане для поддержания сообщения с реками Обь и Енисей и для поддержания всяческих работ в этих местах как по задачам коммерческим, так и научным».
Министр же украсил записку Макарова следующей резолюцией: «Может быть, идея адмирала и осуществима, но так как она, по моему мнению, никоим образом не может служить на пользу флоту, то и Морское министерство никоим образом не может оказать содействие адмиралу денежными средствами, ни, тем более, готовыми судами, которыми русский флот вовсе не так богат, чтобы жертвовать их для ученых, к тому же проблематических задач».
...В течение февраля состоялось еще несколько встреч со специалистами, и постепенно их осторожные возражения слабели, а «за» становилось все тверже.
12 марта в конференц-зале Академии наук состоялось большое собрание. Присутствовали не только академики и ученые, но и множество заинтересованных лиц самого различного рода и звания — идея покорения Арктики увлекала многих. Теперь Макаров выступал уже не перед узким кругом специалистов. И он произнес не строгий специальный доклад, а речь-призыв, речь-обращение.
