есть? — тихо спрашиваю я, ошарашенный спокойным тоном Игоря.
— Да, — Игорь поправляет ворот рубашки, — есть у меня один пациент. Серьезный дядька. В возрасте. Приличный такой, тихий и никогда не повышает голос. очень любит жену…
— Не продолжай.
— Так любит, — Игорь щурится, — что хочет съесть ее. И в браке они двадцать пять лет.
— Господи…
— Не переживай, — Игорь улыбается, — он с жены пылинки сдувает, и его фантазии останутся фантазиями и отличным материалом для научной статьи про девиации. Вот у меня вопрос. Ты сильно любишь жену?
— Замолчи, — мое лицо съеживается. — господи… — закрываю глаза и медленно выдыхаю, — меня аж затошнило…
— Люблю свою работу. Человек внутри удивителен, — мечтательно вздыхает и спрашивает, — продолжим?
Я молчу и вслушиваюсь в монотонное тиканье. Темнота отступает, и я вновь вижу лицо Ии.
— Ты такой сладкий пирожочек.
— Сука…
— Такой весь недоступный, важный, — встает и оправляет платье. Оглядывается, — сколько слез я по тебе пролила.
— Чокнутая мразь…
— И это ты виноват.
Выходит из гостиной, а я пытаюсь встать, но у меня выходит лишь сползти на ковер. Под щекой плотный ворс, а изо рта слюни текут.
— Это твой мальчик? — раздается женский мягкий голос.
— Да.
— Матвей, — шуршит ковер подо мной голосо Игоря, — мне нужно имя. Слышишь? Имя.
— Отвали…
Ия с тощей теткой с трудом усаживают меня на диван.
— Тяжелый, зараза, — шепчет тетка и вглядывается в глаза. — У тебя глаза красивые.
— Ты кто такая…
Взгляд цепляется за перламутровые пуговицы.
— Меня тут нет… — копается в сумке и косится на меня, — у тебя сердце крепкое?
— Крепкое, — хмыкает Ия.
— Ну, будет обидно, если он такой красивый и умрет, — достает длинную стальную коробочку. — Но у меня еще никто не умирал, — открывает коробочку, а там одноразовый тонкий шприц в упаковке и ампула с прозрачной жидкостью.
— Что за ампула? — голос Игоря вибрирует где-то у мозжечка. — Матвей… напряги свои извилины!
А ампула без опознавательных знаков.
— Это витаминки, — тетка вскрывает шприц. — Помогут тебе расслабиться, — ласково улыбается мне, как сыну, — тише. И ты очень дорогой мальчик. Ия за тебя хорошо заплатила.
— Я тебе, мразь не мальчик, — хватаю ее за манжету блузки.
Пуговица… Она на соплях держится.
— Спокойно, — тетка толкает меня в грудь, вынуждая откинуться на спинку кресла, а я пытаюсь подцепить сраную пуговицу пальцами. — Ия, помоги!
И эта мразь зеленоглазая решительно седлает меня, упершись руками в грудь:
— Нельзя обижать женщин, Матвей…
— Какая ты женщина… ты крыса…
— Я тебя затащу в ад за собой, если не будешь моим, — всматривается в глаза с дикой улыбкой, — я столько лет потеряла из-за тебя, вздыхая в сторонке.
— Да ты ж моя милая, — отламывает носик у ампулы и набирает в шприц жидкость. — Безответная любовь… хуже не придумаешь. И сколько вас таких горемык.
— Остановись, Ия…
— Не хочу и не буду, — шипит мне в лицо, — а то у вас такие большие планы, да? Второго малыша завести?
Дергаюсь под ней, в бессилии рычу и пускаю слюни.
Мою левую руку перетягивают жгутом, и Ия спрашивает:
— Следа не останется?
— Я в этом мастер, дорогуша, — лицо мерзкой тетки расплывается в самодовольной улыбке. — У меня всегда была легкая рука.
Глава 29. Чокнутая
— Слезай, — тетка толкает мягко Ию в плечо.
Я опять смотрю на себя со стороны, и я в полном неадеквате, пусть в сознании.
Ия сползает с моих колен, а я опять тянусь к манжету тетки, которая недовольно закатывает рукава и не замечает, как перламутровая пуговица отрывается и падает в стык между диванными подушками.
— Да не мычи ты, — говорит тетка, а я непослушными пальцами заталкиваю пуговицу между подушек.
Сам удивляюсь себе. Невменяемый, а краем сознания цепляюсь за реальность, кусочек которой я должен спрятать.
— Слышишь меня, Матвей?
Я мычу. Мозги в голове — влажная разбухшая вата. Гостиная расплывается, идет белыми пятнами.
— У тебя жена уехала, да, в отпуск?
Я киваю.
— И к тебе в гости после ее отъезда на следующий день заглянула Ия, чтобы передать вот это? — подносит открытку к лицу.
Я киваю, хотя я не уверен, в какой день именно приехала Ия.
— У вас закрутился роман…
Голос у тетки тихий, проникновенный и теплый. Я пытаюсь нахмуриться, потому что… разве мог закрутить роман с Ией?
— Ничего удивительного, — тетка улыбается, — она ведь такая красавица и умница. Все эти дни заботилась о тебе, приходила каждый вечер… И все так случайно произошло, — кидает взгляд на телевизор и вновь всматривается в мои глаза, — за просмотром глупой комедии… С поцелуя.
Всплывает размытая и нечеткая картинка, в которой я целую Ию. Мычу. Мне не нравится то, что я вижу.
Как я мог? Какого черта?
— Тебе ведь было одиноко. Ты хотел женского тепла… Помнишь, как ты в первый раз Ию. Ты повалил ее… Он хотела тебя остановить, потому что это было неправильно. Она ведь подруга твоей жены, но ты хотел ее. Сильно, и к черту всех. Почему ты ее раньше не замечал?
— Мы пожалеем об этом Матвей, — томной шепчет Ия мне на ухо, а нынешний я наблюдаю за этим в полной растерянности, — но я люблю тебя.
— Ты берешь ее…
Дальше эта грымза белобрысая расписывает несуществующий половой акт между мной и Ией, которая лезет мне в ширинку.
Я знаю, что я в этом момент дергаюсь, но физически мое сопротивление не проявляется. Я как мешок с картошкой.
— Помнишь ее грудь?
Я хочу уйти, и не видеть то, что я вижу.
— Останься, — слышу голос Игоря. — Пусть будет это кошмаром, Матвей. Просто смотри и рассказывай.
Тетка вытаскивает из сумки планшет, тихо проговаривая:
— Она была такой нежной все эти
