В 7.15 полярники вылезают из палаток и начинают укладывать снаряжение. В 8 часов они уже в пути. В полдень двадцатиминутная остановка: несколько глотков какао из термоса и плитка шоколада. В 4 часа дня начинается поиск удобного места для привала. «К этому времени от долгого пребывания на сильном морозе мы, кажется, теряем всякую способность что-либо чувствовать» (Херберт). Но до отдыха еще далеко. Надо разобрать сани и накормить собак, которые в предвкушении единственной в сутки кормежки поднимают истошный вой. Затем наступает пора натягивать палатки. Каждая пара разбивается на «инсайда» и «аутсайда». «Инсайд» сразу же забирается внутрь палатки и разжигает примус. «Аутсайд» остается снаружи, крепит тяжи, колет лед и проводит третий сеанс метеонаблюдений. В 18.30 и «аутсайд» заползает в тепло. Настает священный момент чаепития. Чай пьют, уже забравшись в спальные мешки. Затем «дежурные повара» приступают к приготовлению обеда. Меню неизменное: мясные палочки, сушеные овощи, галеты, масло, сыр, кофе.
В 20.30 Херберт выходит на связь с пятым членом экспедиции Фредом Чёрчем, дежурящим у приемника на мысе Бэрроу, в 1200 милях от полюса. В 23.00 в лагере объявляется отбой.
Так, с неизменным постоянством, проходили все дни пути. Монотонность арктического пейзажа служила фоном монотонности ежедневного распорядка. Кружение вокруг полюса, день отдыха на вершине мира были исключением.
7 апреля все должно было войти в привычную колею. В 5 часов зазвонил будильник. В 7.15, после завтрака и сушки, пришло время вылезти из палаток. В 7.20 на Северном полюсе раздался отчаянный крик: «Пожар!»
Горела палатка Аллана и Роя.
Виновником пожара был примус, оставленный на несколько минут без присмотра. Рой долбил лунку, чтобы измерить толщину льда. Аллан выскочил «на секунду» проверить качество только что изготовленного хлыста для собак.
Огонь удалось потушить. В описи сгоревшего имущества самой невозвратимой потерей был спальный мешок Аллана. Кое-что из одежды успели вытащить. Палатку латали до двух часов дня. Но, как выяснилось вечером, она уже не могла служить укрытием от порывов полярного ветра.
10 апреля прервалась радиосвязь.
16 апреля на поиски экспедиции вылетел транспортный самолет «Геркулес» канадских военно-воздушных сил, имея на борту очередную «посылку» провианта и снаряжения. Запасы полярников должны были иссякнуть на следующий день.
Командир самолета капитан Роннинт:
«В течение 40 минут мы бороздили воздушное пространство между 88-й и 89-й широтами. И вдруг в рации послышался голос Херберта. Голос прерывался от волнения: «Честно говоря, мы уже не ожидали услышать вас». Я спросил его о погоде. «Подожди, сейчас выгляну из палатки», — ответил он. И через минуту сообщил, что небо ясное, полное безветрие. Вскоре мы увидели внизу красное пятнышко в безбрежной белизне — опознавательный костер. Мы начали сбрасывать посылки. Первым делом на лед опустилась палатка. В нее мы вложили табличку «Не курить». Следующими двумя заходами сбросили 23 ящика корма для собак, 5 ящиков продовольствия, 24 баллона топлива, примусы, ледорубы и «дары» — 12 бифштексов, 24 банки пива и свежие фрукты. На прощанье я был вынужден огорчить Уолли: к югу от их лагеря тянулась широкая полоса тяжелого льда».
«Геркулес» улетел, и опять в течение недели от путников не поступало никаких известий. Только 22 апреля Фред Чёрч отыскал в эфире Херберта. Тот сообщил, что после вынужденной остановки для ремонта саней экспедиция движется с предельной скоростью. За последние два дня было пройдено 27 миль. Такая скорость позволила бы им уложиться в срок. Но чем дальше на юг, тем труднее идти. Местами лед уже начинал подтаивать, собаки вязли в мокром снегу.
26 апреля Херберт записывает в дневнике:
«Сегодня ты попали в район быстрой подвижки льдов и едва не потеряли одни сани и упряжку собак. Впереди шел Аллан. Он и Рой преодолели высокий торос, когда тот вдруг начал разламываться. Я бросился к Ним на помощь. Не успели мы переправить упряжку, как я увидел, что полоса льда, на которой остались мои сани, «закипела» и накренилась на 30°. Спасти обе упряжки в этих условиях казалось невозможным. На моих санях были упакованы рация, геофизические запасы Аллана, дубликат записей Роя, один из двух комплектов навигационных приборов, таблицы, теодолит, половина всех проявленных и непроявленных пленок. Решили в первую очередь спасать мою упряжку, а сани Аллана бросить на произвол судьбы, отвязав предварительно собак. Когда Кен, Рой и я сумели наконец выбраться из хаоса трескавшегося и вспучивавшегося льда, нас отделяла от Аллана широкая и глубокая трещина. Раскрошенный лед находился в постоянном движении... Мы выбрались из этого ада только благодаря крепким мышцам наших собак и нашему собственному поту. И, только сделав около мили в обход, мы в конце концов воссоединились в безопасном месте и продолжили путь на юг».
Распорядок дня пришлось изменить. Теперь на сон отводилось пять часов, на движение — десять. 10 мая путешественники достигли 83° широты и взяли курс непосредственно на побережье Шпицбергена. Двигались теперь в ночные часы, а отдыхали днем, прямо на санях. Температура поднималась до 12° по Цельсию. Сквозь ледовую крышку стал пробиваться терпкий запах моря.
Близость цели удесятеряла силы. В мае был установлен рекорд скорости: 26 миль в день.
23 мая им показалось, что на горизонте виднеется земля... Но по карте до ближайшей суши — острова Фипса — оставалось 30 миль.
ИЗ ДНЕВНИКА ХЕРБЕРТА:
«27.5.69. Мы были не больше чем в семи милях от острова на превосходном гладком льду. Я подумал, что, быть может, уже сегодня мы выйдем на берег. Впервые за все время нашего путешествия я почувствовал, что мы действительно сумеем осуществить задуманное. Правда, до тех пор, пока вы не ощутите землю под ногами, нельзя быть уверенным ни в чем — лед беспрестанно движется, и все может случиться.
Аллан и Кен шли впереди, Аллан — ведущим. Больная спина, похоже, больше его не тревожит. Я с трудом мог различить их. Рой и я двигались параллельным курсом на расстоянии метров двадцати друг от друга. Мы сидели в санях и переговаривались. Так незаметно прошел час. Вдруг я заметил, что расстояние между нами и Алланом с Кеном сокращается: они были уже в четырех, а то и трех милях от острова, когда почему-то свернули вправо. Подъехав поближе, мы поняли, в чем дело.
Льдина кончилась. Это не был береговой припай, по которому мы надеялись въехать на сушу. От острова нас отделяла широкая полоса воды и битого льда...
В этот день Аллан натерпелся страху, повстречав белого медведя. Ружья у Аллана не было, а Кен отстал на приличное расстояние. Тогда Аллан достал ракетницу и направил ее дуло на медведя. Если бы пришлось стрелять, в лучшем случае выстрел мог лишь напугать зверя. Но стрелять не пришлось. Медведь сам повернул в сторону».
К вечеру 27 мая Херберт решил все же попытаться выбраться на берег. Четыре упряжки покинули крепкое ледяное поле и начали осторожно продвигаться по движущемуся льду.
Это рискованное решение было во многом продиктовано известиями, полученными из Англии.
Согласно предварительному графику экспедиция должна была финишировать в поселке Лонгиербиен 21 июня, в день летнего равноденствия. Там ее должен был ожидать английский ледокол «Эндьюранс». Несмотря на многие непредусмотренные задержки в пути, Херберт все еще надеялся уложиться в срок. Но выяснилось, что задуманный парадный финиш не сможет состояться независимо от воли и усилий путешественников. Во-первых, «Эндьюранс» не получил разрешения войти в территориальные воды Шпицбергена. Во-вторых, ледокол вышел в высокие широты на месяц раньше срока, и его капитан получил приказ повернуть обратно в Англию 20 июня.
Это означало, что экспедиция, находившаяся в 70 милях к северу от второго по величине острова Шпицбергенского архипелага — Северо-Восточной земли, должна была теперь двигаться не на юг, к своей запланированной цели, а почти точно на запад, навстречу ледоколу, от которого ее отделяло около 200 миль.
Идти к ледоколу было проще, быстрее, безопаснее. Путь же к архипелагу преграждала широкая (миль десять-пятнадцать) полоса быстродвижущегося льда. Временами этот «пролив» совсем освобождался от льда, а форсировать его было трудно. Но при удаче и настойчивости попытка могла завершиться успешно. Отказаться же от нее и повернуть к ледоколу — значило так и не ступить на сушу.
В этом случае трансарктическая экспедиция оказалась бы фактически незавершенной. Многолетняя подготовка и полтора года неимоверно мучительного пути пошли бы прахом.
